Крымский цугцванг 1
Шрифт:
Госсекретарь США Анжела Смит, улыбчивая женщина сорока с чем-то лет, высокая рыжеволосая дива, тоже не забыла его страну. Как понял Романов, опять шла речь о нарушении демократии и необходимости соблюдать права человека. Ну с этим он спорить не станет. Права Гомо Сапиенс в России всегда нарушали и нарушают теперь. В его стране, скорее всего, на практике политических прав больше у гориллы, чем у среднестатистического россиянина. Поймав ее взгляд, Романов широко и радушно улыбнулся. Так широко, что Госсекретарь на мгновенье сбилась.
Он
А между тем все было гораздо сложнее. Да, конечно, правительство у нас весьма кудряво, а чиновники сволочь на сволочи. Но Дмитрий Сергеевич соглашался с сентенцией о том, что каждый народ достоин своего правительства.
Демократия вдруг не появится, сколько о ней не говори. Вон, христианство в конце Х века признали государственной религией. А только в XV веке языческая Русь стала Святой Русью. Да и на Западе сколько веков шли к демократии. Чего ж теперь вы хотите?
Романов не считал эти возражение поводом для того, чтобы сидеть сложа руки, но ведь понимать надо ситуацию. А западные политики сейчас выглядят не лучше коммунистов первой половины ХХ века. Только те стремились к мировой коммунистической революции, а эти к буржуазной.
Широко шагнешь, штаны порвешь. Только терпеливая работа к постепенному подъему материального уровня, воспитание демократических принципов могут улучшить ситуации. Но пройдет это не сегодня, и не завтра.
Впрочем, ладно, вернемся к нашим баранам.
Дмитрий Сергеевич усмехнулся, слушая очередного оратора. Выступал Стюарт, и, как и обещал, с антироссийской подковыркой. Похоже, Эстаари вступал не в должность президента Эстонии, а командира пограничной заставы на очень опасном участке, например, афгано-пакистанской границы. И он просит господ командиров не забывать и о нем, и о его заставе.
Что ж, пусть пекутся о своих проблемах. Не хотят дать ему слово, и ладно.
И вот, когда он решил, что все, наконец, заканчивается и ему можно наплевать на написанную мудрецами в министерстве и высочайше (министром) одобренную речь (ноги уже устали), его осторожно позвал стоявший позади посол и тихим шепотом сообщил, что ему только-только передали — российский представитель выступает предпоследним. Однако! А что ж не последним? Еще бы сильнее унизили.
Вот только можно мяч и назад отопнуть.
Он ответным шепотом поинтересовался, кто есть еще из российского дипломатического персонала на приеме.
Оказалось, третий советник посольства. В маленьком российском посольстве в крохотной стране это был по сути нечто среднее между курьером и швейцаром.
— Вот пусть он и зачитывает, — Романов передал бумажку с речью.
Круглова
— Должен же быть какой-то предел вашей дерзости! — прошипел он.
Спорить с послом на виду у всего дипкорпуса не было ни времени, ни желания.
— Я вам приказываю, — прошептал он на октаву выше.
Круглов опомнился, нехотя взял листок с небольшой речью и исчез — пошел инструктировать своего сотрудника. К тому моменту, когда третий секретарь вышел с речью, он уже пришел в себя и смотрел вокруг себя надменно, словно именно ему пришла в голову идея позлить хозяев и их западных покровителей.
Парнишка — секретарю было лет тридцать, — почти не запинаясь, прочитал небольшой текст — строчек десять. У Романова было два варианта — на английском и на русском языках. Но, поскольку на празднестве господствовал только один язык, он отдал с английским текстом.
Молодец! Когда на него смотрели десятки лиц и обстановка набухла электричеством так, что, кажется, вот-вот молния ударит, третий секретарь сумел спокойно прочитать текст.
Эстонцы при подаче американцев хотели загнать русских в дальний угол и показать им их место. Показать-то они показали, но на уровне дипломатического скандала. И главное, придраться было трудно. Как бы плохо Запад не относился к России, но в дипломатическом мире она не находилась так низко, чтобы ставить ее на уровень второстепенных африканских стран. И потому ассиметричная реакция была оценена скорее одобрительно, чем негативно. Остроумный ответ столь же убедителен, как и доказательный. И потому был оценен всеми, кроме, разумеется, хозяев. Уж там откровенно косых взглядов было хоть отбавляй.
После короткого фуршета дипломаты начали разъезжаться.
Посол, перегрызя ногти на всех пальцах обоих рук и уже подбираясь к ногам, был угрюм и беспокоен. Дмитрий Сергеевич же наоборот добродушен. За время фуршета он с бокалом шампанского обошел многих послов, ненавязчиво отдавая предпочтение западным. Большинству пришлось представиться, поскольку он был еще совсем зеленым новичком. Послы встречали его добродушно, а немецкий даже пошутил по поводу выдвижения молодых, хотя и второстепенных дипломатов. Стюарт, надменно оглядывая дипломатическую округу, при виде Романова неожиданно улыбнулся.
— Вы молодец, — негромко сказал он ему, — я бы так не придумал. Мило и со вкусом.
Они еще немного поболтали, пока посла не пригласили подойти к госсекретарю США.
Ревнует, — сделал вывод Романов. — Или боится, что перевербую.
После такого «вояжа по послам» он не понимал отчаяния Круглова, с чем и ознакомил его.
В ответ на попытки Романова успокоить грешную душу, Михаил Миронович огрызнулся:
— Вам что, вы уедете, а мне потом разгребать эту навозную кашу.
— Ну и что? — удивился Романов, — вы считаете, я серьезно ухудшил ваше положение? Оставьте!