Крысиная охота
Шрифт:
— У меня, Григорий Алексеевич… — Крейцер похлопал по поясному водонепроницаемому футляру. — Подозреваю, что парням на воротах — он, как корове седло.
— Ладно, — генерал шумно выдохнул. — Стереги и не вытаскивай…
— Товарищ генерал-майор! — вдруг прорезал чащу пронзительный крик. — Мы нашли Островскую — председателя горсовета! Она тут метрах в сорока, привязана к дереву. Выглядит не очень, но вроде дышит. Что с ней делать, товарищ генерал-майор?!
«Добить!» — чуть не выкрикнул генерал, но прикусил язык. Кровь отливала от лица. Выходит, добрались-таки до Киры Ильиничны. И утопление в реке не пошло ей на пользу.
— Ну и ну, Григорий Алексеевич… — потрясенно выставился на него Крейцер. — А ведь они работают, как по нотам.
— Заткнись… — прорычал генерал, раздирая немеющие мышцы лица. — Эй, там! — гаркнул он. — Отвязать эту чертову бабу и забрать с собой! А будет обузой — топите на хрен!
Ошибка была настолько непростительной, что хоть за голову хватайся! Матерящееся воинство, волокущее раненых товарищей и бесчувственную женщину, едва добралось до берега, когда попало под шквальный огонь «мстителей», взбешенных гибелью союзника. Их целью оказалось не лесничество, где окопался струхнувший губернатор, а последний боеспособный отряд во главе
Остальные не обладали столь завидной прытью. Падали последние раненые, вой над полем побоища царил такой, словно здесь кого-то искренне оплакивали. Генерал Олейник при первых же выстрелах упал на землю, рычал, постигая ошибку. Какой он раззява! Не зря ведь говорят, что ярость застилает разум. Раненый боец свалился рядом с ним на колени, Григорий Алексеевич схватил его за шиворот, повалил на себя, одновременно выхватывая пистолет. Стреляли из леса справа от моста, кажется, там были две огневые точки. И за опорами разрушенной переправы кто-то расположился. Значит, слева никого нет. Отстреливаться было бессмысленно. Он начал ползти, волоча перед собой подстреленного бойца. Тот пытался сопротивляться. Григорий Алексеевич бросил эту тушу — он же не Геракл. А стрельба не унималась, кто-то пробежал мимо, рассчитывая укрыться за бревном, но пуля сразила, и истекающее кровью тело повалилось на генерала. Да пропади ты пропадом! Он стряхнул его с себя, пополз к лесу, извиваясь ужом. Пули пропороли глину перед носом, пришлось сменить направление. Ноги плохо слушались, от страха дрожали поджилки. Кира Ильинична, радость ты наша! Женщина валялась неподалеку, сексуально разбросав конечности, глаза были закрыты, веки дрожали. Григорий Алексеевич схватил ее за шиворот, поднялся на дрожащих ногах, прикрывшись безжизненным телом — стреляйте, что же вы? Начал поступательными рывками смещаться к обрыву, часть которого сглаживалась, и можно было выбраться к лесу. А стрельба между тем оборвалась — достали всех, кто оказался в данной точке пространства. Только несуразная конструкция из двух тел смещалась к обрыву. Стрелки выжидали. Григорий Алексеевич уцепился левой рукой за дерн за обрывом, а женщину он теперь держал одной правой. И вдруг резко отвалил ее от себя, послал мускулистое тело на обрыв и покатился в высокую траву на опушке. Запоздало пролаяла очередь, отколола край обрыва. А генерал уже ввалился в лес, попал в россыпь молодой крапивы, катился по ней, обнял дерево, отдышался. Он не выронил пистолет, честь и хвала ему за это! Подтерлись, ублюдки?! Он поднялся на трясущихся ногах, побежал в просвет между деревьями…
Но очень быстро устал, перешел на шаг. Остановился, чтобы передохнуть. Сердце выскакивало из груди. Черта с два, его не догонят! Но вдруг прошуршало что-то за спиной. Григорий Алексеевич резко обернулся, выстрелил по кустам, в которых засек движение. Теперь уже справа — метнулось за дерево. Он произвел второй выстрел, переметнув ствол. Треснула кора, сбило ветку с дерева. Он прорычал что-то матерное, пустился бежать, тараня низко висящие ветки. Теперь он четко слышал, что за ним тоже бегут. Генерал снова обернулся, увидел, как тело метнулось из-за дерева за бугор. Он выстрелил дважды, взметнув глину и траву. Муть стояла перед глазами, страх забился молоточками под черепом. Он вновь пустился наутек, пролезал под стволами завалившихся деревьев, скатывался в ямы, выкарабкивался из них, используя все конечности и даже голову. Но его уже догоняли! Олейник явственно слышал топот за спиной. Встал, оскалил трясущийся рот, принялся выстреливать пулю за пулей по дуге. Никого! Но это бред, он точно слышал, что за ним бежали. Вокруг лишь сплошная тьма из черных деревьев и подлеска. Щелчок, закончились патроны! Он выбил пустую обойму, сунул в карман трясущуюся руку, выхватил кусок металла с десятью заряженными смертями, но тот сбежал из руки, упал в траву. Григорий Алексеевич рухнул на колени, принялся шарить непослушной ладонью. А от дерева уже кто-то оторвался, двигался на него, вскидывая автомат. Григорий Алексеевич заорал дурным голосом, прекратил поиски, кинулся прочь, уже не видя, куда бежит. Очередь прогремела над ухом. Ноги переплелись, он повалился в траву. Его схватили за шиворот, врезали по челюсти, по глазам, швырнули носом на корявый ствол, хрустнул хрящ. Затем его огрели по затылку «металлическим тупым предметом». Потом, возможно, били еще, но он уже не помнил…
Очнулся генерал от удара — шлепнули по щеке. Зрение возвращалось, сознание тоже — не так уж далеко оно удалилось. Григорий Алексеевич очень скверно себя чувствовал. Он не лежал, не сидел, а стоял на подгибающихся ногах. Впрочем, кто-то его держал за грудки, не давал упасть.
— Григорий Алексеевич, вы должны меня слушать очень внимательно, — проникновенно вещал мужской голос. — Проснитесь же, что вы спите, как на работе? Проснулись? Вот и отлично. Вы ни в коем случае не должны падать, держитесь вертикально, не переступайте ногами. За спиной у вас обрыв, если свалитесь, потом костей не соберут. Идти вперед тоже не рекомендую — мы будем вынуждены стрелять. А теперь — три пятнадцать — открывайте глаза!
Лучше бы он этого не делал. Его качало, он кое-как удерживал вертикаль. Ныла сломанная челюсть, трещал разбитый нос, из-за мощных синяков под глазами он почти ничего не видел. Смутно проявлялись очертания леса, три фигуры напротив… Он покосился на свои ступни, заваленные листвой, потом через плечо — и чуть не обмочился от страха. Бездна качалась, с интересом смотрела на него… Виднелся глубокий овраг, просто чудовищно глубокий, он даже не знал, что в окрестностях урочища есть такие глубокие овраги. Внизу протекал ручей, кто-то разбросал камни. Он затаил дыхание, невольно подался вперед, но застыл, услышав звук взводимого затвора. Начал балансировать, сохранил шаткое равновесие. Покосился влево. Несколько метров до наклонного дерева — оно сползло с обрыва и зависло под углом в сорок пять градусов. Можно прыгнуть на толстую ветвь… Но что потом? В икрах зарождалась судорога. Он снова посмотрел на своих палачей. Их фигуры и лица обретали резкость. Женщина в мешковатой куртке держала включенную видеокамеру. Напротив стоял мужчина с поднятой головой. Лицо его было такой же маской, как лицо Григория Алексеевича, но отдельные синяки уже начинали заживать. В глазах злодея горел победный огонек. Третий член банды сидел поодаль на пеньке. Григорий Алексеевич всмотрелся.
— Коваленко? — он насилу выговорил. — Черт, так это вы…
— Да, черт, это я, — согласился начальник отдела собственной безопасности. — Сожалею, что оказался не на вашей стороне, Григорий Алексеевич… Видимо, воспитание сказалось. Впрочем, чего уж об этом жалеть?
— Ты сука… — захрипел генерал. — Тебе конец… Ты ответишь за все…
— Вы позволите начать, Григорий Алексеевич? — вежливо сказал Никита. — Спасибо. Ну, что ж, в силу исторических обстоятельств, господин, коего мы имеем честь созерцать, занимает должность начальника Главного управления МВД по Яровольской области. Олейник Григорий Алексеевич. Генерал-майор. Заслуг — выше крыши. Множество наград, почетных грамот и благодарностей от высшего начальства. Бессменно на посту — уже почти три года. Большой специалист, окончил полицейскую академию…
— Академик, блин, — проворчал Коваленко.
— Поднял планку по раскрываемости преступлений, избавил город от уличной преступности, процветающей в Яроволье в девяностые и в начале нулевых, жестко разобрался с организованной преступностью… Отгадайте, кстати, загадку, Григорий Алексеевич — чем отличаются современные ОПГ от ОПГ девяностых годов? Правильно, в девяностые они не носили погоны. Вы фактически один — крестный отец, а заодно и мать организованной преступности в городе. Коммерсанты платят вам крупную дань, не согласные платить — сильно в этом раскаиваются, но иногда бывает поздно. При этом вы хорошо прикрыты, к вам не подобраться. А те, кто в силу должностей и компетенции могли бы это сделать, стараются выгнать из головы дурные мысли, поскольку связаны с вами посильнее сиамских близнецов. Прокуратура, судейский корпус, следователи из МВД и Следственного комитета… Помните всероссийскую перепись населения 2010 года? «Цыплят по осени посчитали», — как остроумно вы подметили. Под шумок вы приказали подать вам сведения на все коммерческие предприятия, биографию и личные данные их руководителей, и у кого какие грешки. Информация — сущий Клондайк. Даже делать ничего не надо — все помощники сделают. Впрочем, несколько раз вы лично принимали участие в допросах «подозреваемых». Разминались, так сказать. Гендиректору ООО «Гибралтар» Нечаеву вы выбили глаз, отчего он скончался на месте — просто человек отказался платить. Бухгалтеру закрытого акционерного общества «Буревестник» Глущенко вы так засадили в живот, что произошел разрыв аневризмы, сильное кровотечение, и как следствие — смерть. Это, кстати, была женщина, 57 лет. В протоколе так и написали — разрыв аневризмы. От сильного волнения, вызванного муками совести и нежеланием отвечать по закону за свои экономические преступления. Пытки и прочие виды физического и морального давления в полицейских отделениях Яроволья — такое же обыденное явление, как роспись в журнале. Имеется даже штат сотрудников — так называемые «гоблины», которые занимаются только тем, что выбивают признания из подозреваемых. О чем говорить, если даже в подвалах вашего главного управления оборудованы камеры и помещения, где экзекуторы пытают и избивают заключенных. Говорю не понаслышке, сам прошел через это. Те, кто выжил, стараются помалкивать, знают, что карающая длань закона достанет их везде. Дела на неугодных режиму лиц фабрикуются со скоростью печатного станка. Оппозиция раздавлена, их лидеры сидят за распространение наркотиков, за изготовление и сбыт фальшивых денежных знаков. При этом настоящих фальшивомонетчиков давненько не ловили, хотя по городу активно циркулируют липовые пятитысячные купюры. Про борьбу с наркобизнесом и вовсе молчу. Во дворе рядом с цирком несколько дней стоял внедорожник, парни чуть не в открытую торговали дурью. Мелкие дилеры выстраивались в очередь. Простые граждане оборвали телефоны участкового, наркоконтроля. Приходи и бери, никто не прячется, масса свидетелей. Но никто не пришел, а когда один из инициативных граждан пытался пробиться на прием к начальнику ОБНОНа, ему не только указали на дверь, мол, ходите тут, работать мешаете, но вечером еще и избили в подворотне. Стоит ли портить отношения с Глобарем Николаем Аверьяновичем, а ведь именно на его теневую империю работали парни в том джипе? Вы терпите этого человека — он может прикрыть там, где не прикроют официальные лица. Знаете, Григорий Алексеевич, у нас нет охоты перечислять ваши подвиги — все желающие могут с ними ознакомиться в специальном приложении к нашему видео. Нам до тошноты надоела ваша компания. Общаться с подобной мразью — выше всяких душевных сил. Вы несколько лет поставляете для охоты в Аргадонском лесничестве живой материал — людей, чье исчезновение останется без внимания правоохранительных органов. Вам плевать, кто они такие, хотят ли умирать и как, вообще, относятся к подобным затеям. Лишь бы бегали и громко плакали, глядя в лицо смерти. В мае месяце, во время одного из означенных мероприятий, когда вам надоело стаптывать подошвы, бегая по лесу, вы устроили с Василием Ивановичем состязание на меткость. Построили на северной опушке шестерых смертников, сами залегли за парковкой у пансионата и открыли огонь из АК. Условие — стрелять только одиночными. Каждому — один магазин. Вы выиграли, Григорий Алексеевич, со счетом четыре — два. И губернатор, скрепя сердце, заплатил вам проигранные десять тысяч долларов. И в дальнейшем наотрез отказался участвовать в подобных состязаниях, обвинив вас в жульничестве.
Никита двинулся вперед. В заплывших глазах генерала заметалась паника. Он напрягся, пятка едва не соскользнула с обрыва. Россохин подошел вплотную, пытливо посмотрел ему в глаза.
— По нашему глубокому разумению, Григорий Алексеевич, людей, подобных вам, на белом свете быть не должно. Вас следует удалять под корень — во избежание жертв среди мирного населения.
И не успел генерал возразить, как Никита схватил его за ворот и со всей силы ударил в живот. Олейник охнул, согнулся.
— Тупая травма живота… — задумчиво вымолвил Коваленко.
Генерал сделал попытку вцепиться в своего мучителя — если и падать, то вместе. Но Никита ударил по рукам, и те беспомощно повисли. Он больше не держал генерала за шиворот. Тот все понял по глазам.
— А теперь о высоком, — голосом диктора за кадром сказал Коваленко.
— Подожди, не бей… — простонал Олейник. Но последовал мощный удар, и генерала вырвало на собственные ноги. Он зашатался, в глазах метался ужас. Шагнул вперед, но это уже роли не играло, центр тяжести сместился за край. Он замахал руками, взвыл предсмертным воем, сорвалась нога, за ней вторая…