Крысиная охота

Казанцев Кирилл

— Вы сволочи… Вы тараканы… Вам уже конец… — женщина уронила голову.

— Намекаете, что скоро приедет ОМОН и будет бегать за нами с тапком? — предположил Никита. — Проходили, Кира Ильинична, неинтересно. А вот то, что ваше будущее из перспективного превращается в незавидное, увы, факт. Не помогут ни взятки, которые вы обожаете получать и не очень любите давать, ни вера в действенность так называемых правоохранительных органов. Нас сегодня меньше всего интересует ваша политическая карьера, ваши злоупотребления по работе и тому подобное. Надоело до чертиков. Никакой вы не самостоятельный политик — и даже тот факт, что вы эффектно смотритесь на трибуне горсовета, не делает вас таковым. Все решения вашего горсовета — это спущенные сверху директивы председателя Заксобрания, губернатора Морозова и их советников, отлично знающих, как пилить деньги, прятать их в офшоры и при этом делать замечательную мину. Вы пешка, мнящая себя ферзем и лелеющая каверзные планы на реванш. Но вы в обойме, и это вам льстит. Вы прекрасно понимаете, что город, невзирая на процветающий внешний вид (если не всматриваться в окраины), катится в тартарары и скоро станет городом-банкротом. Дефицит бюджета ужасный, но это не мешает тотальному воровству и изыманию из первоочередных программ львиных средств. Это понимают многие, но все под жестким прессингом. Постигла печальна участь прокурора Махмудова, собравшегося на сессии горсовета поставить вопрос ребром. Не вышло. Ребром поставили его машину — после того, как ее смял сбесившийся самосвал. Куда вы убежите, когда вскроются все порочащие

вашу команду факты и зависнет дамоклов меч правосудия? Земной шар не такой уж бесконечный. Вопрос риторический, Кира Ильинична, вам уже не убежать. Вы — убийца, этот факт неоспорим. Вы не замечаете людей, и поэтому если на вашем пути возникает двуногая помеха, вы устраняете ее, не задумываясь. Возможно, из всех людей на свете вы испытываете чувства лишь к собственному сыну — ленивому, себялюбивому дитяти, достойно впитавшему гены матери. Вы приобрели понравившуюся ему квартиру в пентхаузе в новостройке. Квартира уже была куплена другой семьей — за нее в качестве аванса внесли половину суммы. Но это вас не остановило, ведь квартира понравилась именно ВАМ! Застройщику пришлось переделывать договор, вы пригрозили ему лишением лицензии. Про первую семью забыли, ее лишили всех преференций, деньги не вернули. Они пытались качать права, обращались в суд, пока в одну прекрасную ночь в их спальню не влетела дымовая шашка. У женщины была аллергия на дым, она погибла от удушья. Мужу предъявили абсурдные обвинения, что таким вот образом, подкупив каких-то бродяг, он избавился от собственной жены. Следователь, которому вы заплатили триста тысяч, охотно взялся за дело, доведя его до полного «логического» абсурда. Муж отправился на зону, так и не сумев доказать смехотворность обвинений. Детей отдали в приют. И все из-за того, что вам понравилась квартира. Потом сынуля устроил в ней вечеринку. Молодежь напилась, перекурила марихуаны, и ваш сынок, то ли по дурости, то ли от обиды за неласковое слово, сбросил с балкона последнего этажа высотки девятнадцатилетнюю девушку. При этом присутствовали двое свидетелей — не самые обкуренные и пьяные в этой компании. Но не беда, вы активно взялись за дело. Сыночек просто погорячился. Один из свидетелей переселился в клинику по лечению наркозависимых, где его за неделю превратили в человекоподобное растение. Другой упал с забора, сломал шею и до сих пор пребывает в коме. Обвинение в убийстве предъявили соседу, который якобы заходил на огонек, уединился с девушкой на балконе, а потом перелез в свою квартиру этажом ниже. Нормальный судья это дело не стал бы даже рассматривать. Но нормальных в этом городе не держат. Соседу дали восемнадцать лет, и пусть будет благодарен правосудию, что не пожизненно!.. А еще, возможно, вы питаете какие-то чувства к своему мужу, серенькому незаметному существу — преподавателю торговой академии. Он у вас в квартире вместо кота. В доме полный матриархат. Но вы вообще мужчин любите. В вашу бытность заместителем председателя горсовета был у вас в любовниках — красавец, мечта любой женщины с сильным кавказским акцентом. Вы наигрались с ним и бросили. А мужчина прикипел к вам душой, умолял одуматься, потом угрожал, обещал рассказать обо всем по секрету всему свету, особенно о ваших сексуальных пристрастиях, узнав о которых, удивился бы даже режиссер порнофильмов. Подобные скандалы при подъеме по «служебному лифту» вам были ни к чему. Красавчик упал с путепровода на проезжую часть, и собравшиеся автолюбители и автолюбительницы дружно чесали затылки: красивые мужчины на дороге не валяются, явно что-то случилось. И этим случаям нет числа, Кира Ильинична. Надоело, ей-богу, противно говорить об этом. Полбеды, когда подобные демонессы появляются на свет, но вот когда они занимают руководящие посты — это уже полный караул. Вы участвовали практически во всех мероприятиях с убийствами, проходящих в Аргадонском урочище. Вы любите ходить с ружьишком по лесу и стрелять в людей, которых даже за людей и не считаете. По имеющейся информации, вы собственноручно убили не меньше восьми человек, из которых четверо были мужчинами, трое — женщинами, и последний — ребенок, девочка-инвалид шестнадцати лет, у которой были плохо развиты ноги, иона пыталась закопаться в землю. Вы ее нашли и так смеялись, когда она просила вас не стрелять. Будьте вы прокляты, Кира Ильинична, видеть вас больше не могу. — Никита сплюнул, встал с дерева, выключил камеру, сунул в чехол и, не оглядываясь, зашагал прочь…

К черту эту глупую бабу! Потонула, да и положить на нее с прибором! Телохранителей Киры Ильиничны не трогать, они лишь делали свою работу. Ведь каждый человек сейчас особо ценен. С мостом сложнее, но в чем проблемы, когда под рукой имеется спутниковый телефон, которым никогда не поздно воспользоваться. Тьма отчаяния еще не накрыла генерала, желание исправить ситуацию, минимизировать потери стало острее. Девяносто процентов, что кто-то из злоумышленников постоянно держит под наблюдением здание пансионата, парковку и дорогу, ведущую к воротам. При этом ворота они контролировать не могут — там голые скалы, и местность простреливается. В три часа пополудни группа из шести человек, возглавляемая Крейцером, сделала финт ушами. Автоматчики по одному просочились за сарай, стоящий особняком напротив бани, и поползли по высокой траве в направлении дороги. Из леса их заметить не могли ни под каким углом. Далее они прокрались за кустами, а приближаясь по касательной к дороге, погрузились в канаву, пролегающую вдоль скалы. Уйдя за поворот, они поднялись в полный рост и побежали к воротам. Стражи шлагбаума выпустили их наружу. До выезда к реке было метров семьдесят. Крейцер понимал, что, невзирая на разбитый мост, злоумышленники могут контролировать и этот участок. Хорошо, что в силу скалистого рельефа ворота от реки не просматривались. Автоматчики пробежали по дороге метров тридцать, затем остановились и прижались к правой скале. Маленький отряд представлял собой «сборную солянку». В его состав входили двое «местных служащих», знакомых с особенностями ландшафта. Скалы в этом месте уже не выглядели монолитной грядой, они торчали, как попало, словно сталагмиты посреди пещеры. Автоматчики в цепочку по одному просачивались в узкую расщелину, и через несколько минут уже лежали за излучиной метрах в ста пятидесяти правее моста и пожирали глазами лес на правом берегу. О наличии брода на данном участке парни знали — частенько, пока не видело начальство, бегали за маслятами на тот берег. Излучина и высокие берега закрывали мост и дорогу. Автоматчики стали спускаться к воде, переправлялись на правый берег, задрав оружие. Потом, дрожа от холода, мокрые, как цуцики, проклиная свою профессию, втягивались в лес…

Примерно в это же время из здания пансионата вышел губернатор Морозов в надвинутой на глаза шапке, в плотной куртке с меховой опушкой полевого стандарта НАТО. Сильно сутулясь, вязко переступая с ноги на ногу, он направился к своей машине. Его прикрывали двое телохранителей и что-то пытались втолковать. Похоже, втолковали — губернатор развернулся и зашагал на дорогу. Возможно, он был пьян. Двое семенили рядом, озирались, вертели стволами во все стороны. Не сказать, что сцена была разыграна на «отлично», но некая убедительность в ней присутствовала. Троица добралась до ворот, которые раскрылись по первому требованию, перебралась на ту сторону, и губернатор ускорил шаг. Клевреты еле поспевали за ним. У обрыва, где красовались обломки моста, они заставили его присесть, пригнуть голову, асами осмотрелись и стали спускаться к воде, где валялись выброшенные на берег бревна наката. Через минуту три бревна с «нагрузкой» уже плыли на правый берег. Речушка была узкой, переправа много времени не заняла. Люди барахтались в кустах, телохранители вытащили грузную тушу губернатора («вольнонаемного» Некрасова ради убедительности обвязали подушками) на ровное место, и все трое побежали к дороге.

Они едва вошли под сень деревьев, как из кустов за левой обочиной гавкнула двустволка. Калибр у старого ружья был не слабый. Коленный сустав одного их охранников превратился в крошево. Автоматчик повалился на бок и потерял сознание от боли. Второй, позабыв про губернатора и свои прямые обязанности, метнулся за дерево, но вторая пуля догнала цель, разбила позвоночник чуть выше копчика и повалила состоявшегося инвалида в мох. Некрасов, выдуманный губернатор охнул, попятился. Ствол «Кипариса» выскочил из-под распахнувшейся куртки, стегнул очередью, но бывший лесник Федор Тимофеевич уже спрятался за дерево, переломил стволы и вставил два патрона. Некрасов судорожно менял рожок. Старик вскинул ружье, выпалил дуплетом. Туша повалилась на дорогу с простреленным плечом, оглушительно завыла. Старик перезарядил двустволку и, уперев приклад в плечо, вышел на дорогу. Охранники стонали, благоразумно не оказывая сопротивление, да и оружие они потеряли. Старик приблизился к грузному телу — оно корчилось посреди дороги и жалобно выло. Стволом двустволки Федор Тимофеевич ткнул в простреленное плечо, и человек взревел, как буйвол, задергался, перевернулся на спину и предстал во всей красе. Блуждали мутные глаза, небритая физиономия окрасилась пятнами. Грудь раненого тяжело вздымалась. Старик нахмурился, он знал, как выглядит губернатор всея области. Мысль пришла как нельзя кстати, он попятился, вскидывая ствол, цепкие глаза шарили по лесу. Перехватив ружье в правую руку, старик выхватил из кармана балахона рацию, включил ее.

— Петр, Никита, это не губернатор… — захрипел он. — Остановитесь, не двигайтесь дальше! Они хотели нас перехитрить! Возвращайтесь в урочище, я сам тут разберусь.

Но было поздно, шестерка автоматчиков во главе с Крейцером уже выдвигалась к дороге. Люди в камуфляже мелькали за деревьями, затрещали очереди. Старик присел, метнулся за дерево, и когда первый из бойцов выскочил на дорогу, сбил его, как кеглю, метким попаданием в бедро. Федор Тимофеевич бросился прочь — пожил он, конечно, немало, но так не хотелось умирать именно сегодня. Он был уже не мальчик, держался молодцом, но организму разве прикажешь? Это сорок лет назад он мог прыгать, как молодой козлик… Ну, ничего, он поборется! Стрельба за спиной нарастала, пули летели беспорядочно, но уже приближались к старику. Он слышал, как топают по лесу молодые бесстыжие гусаки, охватывают его полукругом. Старик чувствовал одышку, ноги подгибались. Большая криволапая осина выросла по курсу, за ней цепочка кустов, а за кустами извилистый овраг — он знал этот лес, как свою халупу на краю деревеньки. Метнулся за ствол криволапой осины, взяв ружье вертикально, словно часовой у Мавзолея. Сердце билось с перебоем, аритмия нарастала, отказывало дыхание. Он закрыл глаза, стало легче. Хрустнула ветка под ногами, кто-то приближался. Похоже, его потеряли — ну, ничего, бывает. Сейчас найдете, ироды царя небесного! Он осязал всеми органами чувств — вот этот отмороженный уже рядом, крадется в обход дерева, сипло дышит. Федор Тимофеевич ударил прикладом на звук — с необычайной силой для своего почтенного возраста. Приклад раскрошил нижнюю челюсть, отбросил несчастного. Ай да удаль молодецкая! Развернулось плечо, палец был уже на спуске, жахнул выстрел — и второй отмороженный, крадущийся правее первого, завизжал, когда пуля срезала часть виска, раскромсала кость и оторвала ухо. Кровь хлестала под напором, несчастный вертелся, зажимая простреленную голову. А Федор Тимофеевич проделал неслабый прыжок — то место, где он только что был, накрыло облако пуль — и побежал к кустам. Но стрельба уже была не такой интенсивной — количество стрелков сократилось вдвое. Он пробуравил кусты, выбежал к оврагу, упал на спину и вновь перезарядил ружье — последними патронами. Тоска обуяла старика, он увидел небо в просвете между деревьями. Сегодня оно, как по заказу — такое яркое, ни облачка… И все же он сделал в своей жизни что-то полезное, правильное, пусть немного и не согласующееся с буквой закона. Над ним тряслись кусты, пули обрывали ветки, стряхивали последние листья. Бегущие не знали, что он лежит. Не вставая, старик поднял ружье. Можно и не видеть цель, достаточно топота, прерывистого дыхания… Он выстрелил из обоих стволов — и испытал чувство глубокого удовлетворения, когда вскричал раненый, повалился ничком. Федор Тимофеевич отбросил двустволку, покатился к оврагу. Пропасть была уже под ним, он схватился за пучок травы, второй рукой — за жилистый корень, сполз с крутого склона. Видать, напрасно, он безмерно устал, сил уже не было…

Автоматчик, пробившийся сквозь кустарник, запоздало открыл для себя эту бездну. Он ахнул, резко затормозил, неловко притопнул — и глина под ногами поплыла, он замахал руками, не удержался и покатился по склону, визжа, как баба. Итоги финиша оказались плачевны, он в кровь разбил голову и обрел открытый перелом голяшки — раскуроченная кость прорвала штаны, вылезла наружу, хлестала кровь. Бедняга одуревал от сумасшедшей боли, в ужасе смотрел на свою ногу, и его рвало, как из брандспойта…

Уцелел лишь Крейцер, он знал, что случается с командирами, когда они возглавляют атаку. Потерявший форменную кепку, с ободранным лицом, он выбежал со «Стечкиным» коврагу, посмотрел вниз и поморщился. Какие потери, черт возьми! Старик, подволакивая ногу, удалялся прочь по пади оврага. Он сильно косолапил, держался за сердце. Крейцер прицелился — и выпустил в спину старику половину обоймы. Потом, держась за узловатые корни, спустился вниз, перевернул ногой мертвое тело. Федор Тимофеевич печально смотрел в небо, обнажились изъеденные кариесом зубы. Изо рта на небритые скулы стекала полоска крови. Персонаж для начальника охраны был незнакомый. Хотя… У Крейцера была идеальная память на лица. Он нахмурился, подался вперед, начал всматриваться в морщинистый лик покойника.

Остатки армии уже рвались на подмогу. Генерал Олейник вел с собой на звуки боя дюжину бойцов. Подгоняемые рыком генерала автоматчики прыгали в воду, хватались за бревна, форсировали водную преграду, чтобы с ходу вступить в бой. Но воевать уже было не с кем. Мокрые, как чушки, они блуждали по лесу, по дороге, периодически запинаясь о своих изувеченных коллег. Пылающий от бешенства генерал Олейник спустился в овраг, выстрелил пальцем в мертвое тело.

— А это что за перец?! — удивленно спросил он.

— Могу ошибаться, Григорий Алексеевич, но, похоже, этот старикашка когда-то работал в лесничестве. Во всяком случае, водном из личных дел я натыкался на похожее лицо, но тогда оно было моложе.

— Мне плевать, где он работал! — взревел генерал. — Объясни мне, Крейцер, какого хрена он здесь делает?! И где те ублюдки, которых мы хотели бы видеть на его месте?!

— Не могу знать, Григорий Алексеевич, — сглотнул Крейцер. Этот парень уже, похоже, чувствовал, что закат карьеры не за горами. — Вы бы хоть спасибо сказали, что я его подстрелил. Он пятерых, между прочим, инвалидами сделал. Только я и остался из всей группы…

— Ах, спасибо тебе огромное! — побагровел Григорий Алексеевич — и насилу заставил себя успокоиться. Потери чудовищные, а результат как был на нуле, так и остается. Уж теперь-то настоящие «мстители» сюда не сунутся!

— Хоть что-то, Григорий Алексеевич, — заметил Крейцер. — Этот старикашка не из параллельного мира ведь вылупился, верно? Либо он работал на наших врагов, либо… — Крейцер помешкал, но все же договорил, — либо как в анекдоте: пришел лесник и всех послал. Вы привели всю гвардию с собой, Григорий Алексеевич?

— Двенадцать штыков, — поморщился Олейник. — Пятеро остались на базе. Трое на воротах, двое в лесничестве — это люди Морозова, остатки вашей братии, хрен он их кому отдаст.

— Не густо, — покачал головой Крейцер и вдруг заволновался, вспомнив, что и он — человек Морозова. — Послушайте, Григорий Алексеевич, стоит признать, что нам опять накостыляли. Нужно забирать раненых и возвращаться в лесничество. Там ведь фактически оголенная оборона, им ничто не мешает захватить губернатора.

— Да я чихал на губернатора! — снова взвился Григорий Алексеевич, стал метаться, как загнанный волк, что-то бормоча под нос. Потом застыл — его лицо исказил нервный тик. — Ладно, Крейцер, убираемся отсюда, зови людей. Подожди… — генерал напрягся. — Спутниковый телефон у кого?