Крысолов. На берегу
Шрифт:
— Вот как, вы завоевали право? Что ж, трейлер — Дона, но он предпочел бы, чтоб трейлер перевозил годные к делу машины, а не железный лом. Ладно, приятель, берите повозку.
Осборн даже растерялся.
— Куда вам потом его привести?
— Мне он ни к чему. Берите его себе.
Джон хотел было предложить денег, но раздумал: время денежных расчетов миновало.
— Вы очень добры, — сказал он. — Для меня этот трейлер большая подмога.
— Замечательно, — сказала она. — Желаю вам выиграть Большой приз. Если нужна любая часть вот этого, — она показала на разбитый «ягуар», — тоже возьмите.
— А как вы доберетесь обратно в город? — спросил Осборн.
— Я-то? Дождусь санитарной кареты и поеду с Доном. Но, говорят, тут полно раненых, сперва их надо свезти в больницу, а мы отсюда выберемся разве что в полночь.
Похоже, больше ей помочь нечем.
— Может быть, я отвезу кого-нибудь из ваших механиков?
Она кивнула и что-то сказала лысоватому толстяку лет пятидесяти. Он отправил с Джоном двух молодых парней.
— Вот он, Элфи, останется со мной и обо всем позаботится, — глухо сказала вдова. — А вы езжайте, мистер, и выиграйте этот приз.
Джон Осборн отошел в сторонку, к Эдди Бруксу, который ждал под дождем.
— Покрышки того же размера, что у нас, — сказал он. — Колеса немного отличаются, но если взять и ступицы тоже… Возле Оползня разбился «мазерати». Можно глянуть и на него. По-моему, в передней части у нас многие детали одинаковые.
Они вернулись к новообретенному трейлеру, в сумерках поехали обратно к Сенному углу и, точно упыри какие-то, принялись отрывать от трупов разбитых машин все, что могло бы пригодиться для «феррари». Кончили уже в темноте и под дождем поехали в Мельбурн.
8
Первого августа в саду Мэри Холмс расцвели первые нарциссы, и в тот же день радио с нарочитым бесстрастием сообщило о случаях лучевой болезни в Аделаиде и Сиднее. Эта новость не слишком встревожила Мэри: новости плохи всегда, будь то требования повысить заработную плату, забастовки или война, самое разумное не обращать на них внимания. Важно совсем другое: вот этот чудесный солнечный день; зацвели ее первые нарциссы, уже набухли почки и на желтых.
— Такая будет красота! — радостно сказала она Питеру. — Их так много! По-твоему, могут некоторые луковицы дать сразу два побега?
— Сомневаюсь, — ответил муж. — С нарциссами, кажется, так не бывает. Вроде они в земле делятся и дают вторую луковицу.
Мэри кивнула.
— Надо будет осенью, когда они увянут, выкопать их и разделить луковицы. Тогда нарциссов станет гораздо больше, и мы посадим их вот здесь. Через год или через два они будут выглядеть просто изумительно. — Она минуту подумала. — Тогда мы сможем немного высадить в горшки и держать в доме.
В этот прекрасный день ее заботило только одно: у Дженнифер режется первый зуб, а отсюда жарок и капризы. Настольная книга Мэри «Первый год ребенка» разъясняла, что это естественно и волноваться нечего, но молодая мать все-таки тревожилась.
— Наверно, те, кто пишет такие книги, не все на свете знают, — сказала она. — Ведь дети не все одинаковы. Почему наша маленькая плачет без передышки, разве так должно быть? Может быть, нам вызвать доктора Хэллорана?
— По-моему, незачем, — сказал Питер. — Дочка сама справится.
— Она такая вся горячая, бедняжка моя.
Мэри вынула Дженнифер из кроватки, прислонила к своему плечу и стала легонько похлопывать по спинке; девочке только того и надо было, рев сразу прекратился. Питеру показалось — зазвучала сама тишина.
— По-моему, она вполне здорова, — сказал он, — просто ей скучно в одиночестве. — Он чувствовал, что больше не вытерпит, он не выспался, малышка плакала всю ночь напролет, Мэри то и дело к ней вставала, пытаясь успокоить. — Вот что, родная. Прости, но мне надо поехать в город. На одиннадцать сорок пять у меня назначена встреча с адмиралом.
— А как же с доктором? Может быть, надо ее показать?
— Я не стал бы его беспокоить. В твоей книжке сказано, когда режется зуб, ребенку не по себе дня два. А она проплакала уже тридцать шесть часов.
И еще как, докончил он про себя.
— А вдруг тут что-то еще, а никакой не зуб… может быть, рак, мало ли. Она ведь не может сказать, где ей больно…
— Отложим до моего возвращения, — сказал Питер. — Я вернусь к четырем, самое позднее в пять. Тогда посмотрим, как она.
— Хорошо, — нехотя согласилась Мэри.
Питер прихватил в машину канистры из-под бензина и покатил прочь, радуясь, что вырвался из дому. Встречи в Адмиралтействе ему на это утро не назначали, но не вредно туда заглянуть, лишь бы хоть один человек оказался на месте. «Скорпион» уже вышел из сухого дока и опять стоит бок о бок с авианосцем в ожидании приказов, хотя, наверно, никогда уже их не получит; можно съездить взглянуть на него, а заодно между делом наполнить бак «морриса» и канистры.
В это прекрасное утро кабинет и приемная коменданта порта пустовали, Питер застал только машинистку, чопорную добросовестную особу в очках. Она объяснила, что с минуты на минуту явится ее начальство, капитан 3-го ранга Мейсон. Питер сказал, что заглянет позже, сел в свою машину и поехал в Уильямстаун. Поставил машину возле авианосца, с канистрами в руках поднялся по трапу, ответил на приветствие дежурного офицера:
— Доброе утро. Капитана Тауэрса тут нет?
— Он, наверно, спустился на «Скорпион», сэр.
— И я хотел бы взять немного бензина.
— Очень хорошо, сэр. Вы оставьте канистры… Вашу машину тоже заправить?
— Пожалуйста.
Питер прошел через холодный, гулкий безлюдный корабль и спустился по трапу на подводную лодку. Когда он ступил на палубу, Дуайт Тауэрс как раз вышел на мостик. Питер по всей форме отдал честь.
— Доброе утро, сэр, — сказал он. — Я приехал поглядеть, как дела, и взять немного бензина.
— Бензина хоть залейся, — сказал американец. — А дел особых нет. По-моему, их больше уже и не предвидится. А у вас нет для меня новостей?