Крысы появляются ночью
Шрифт:
— Мисс Эвелин наша сотрудница. Я связан с ней лишь деловыми отношениями.
— Конечно, — кивнул Адамс. — Я хотел бы вас спросить, для чего вы готовите Паули?
Перси озадаченно посмотрел на него.
— С чего это вы взяли, что я буду разговаривать с вами о служебных делах?
— Будете, — сказал Адамс многозначительно.
— Совсем необязательно. А почему вы, собственно, заинтересовались этим Паули?
— Он немец.
— Ну и что?.. — спросил Перси. — Лучшие наши сотрудники из немцев.
— Как бы вы посмотрели на то, если бы американец работал на наше Ведомство? — осведомился Адамс.
Перси пожал плечами.
— Каждый знает, что делает.
— Но вы не очень-то уважаете тех американских граждан, которые работают на разведку чужой, хотя и дружественной, державы. По отношению к ним вы применяете какие-то меры.
— Ясное дело, — отозвался Перси.
— Так же и мы, — сухо произнес Адамс.
— К чему вы клоните? — спросил лейтенант. Ему не нравилась вся эта неопределенность.
— Как представитель немецкой власти, я интересуюсь, чем занимается у вас немецкий подданный Паули. Вот и все.
— Спросите об этом лучше Батлера, — уклонился Перси. — Я не могу давать вам разъяснения.
— Ну хорошо, — невозмутимо произнес Адамс. — Тогда я спрошу вас о другом. Немецкая гражданка Эвелин Бринкман, проживающая в Берлине, Груневальдштрассе, восемьдесят шесть, заявила нам, что находится в опасности. Вас это интересует?
— Конечно. Кто же ей угрожает?
— Вы.
Перси нервным движением раздавил сигарету.
— Вы что, спятили?
— Отнюдь нет. Немецкая гражданка Эвелин Бринкман обратилась к нам с просьбой о помощи. Она заявила, что вы совершили преступление по отношению к ней как к женщине, использовав для этого ее зависимое от вас служебное положение. Это верно?
— Она что, сошла с ума? — хрипло спросил Перси. — Я американский офицер и не позволю себя оскорблять.
— Совершенно верно, — поддержал его Адамс. — Этого вы не должны так оставлять. Поэтому я и завел с вами разговор. Правда, Бринкман представила нам доказательства.
— Доказательства? — забеспокоился лейтенант.
— Да! Катушку с магнитофонной записью. Она находится сейчас в моем распоряжении. К сожалению, раньше я не имел чести быть лично знакомым с вами. Сегодня я воспользовался случаем, чтобы познакомиться. Должен же я был в конце концов убедиться, что мужской голос, записанный на пленке, это ваш голос.
— И что же? — Перси с трудом сдерживал волнение.
— Я убедился, — спокойно продолжал Адамс. — Фрейлейн Бринкман сказала правду. Как представитель немецкой власти, я обязан защитить немецкую подданную. Даже если она сотрудничает с иностранной разведкой. Это разные вещи. Преступление остается преступлением, несмотря на то, кем и при каких обстоятельствах оно совершено.
Растерявшийся было лейтенант неожиданно перешел в наступление:
— Майору Батлеру я не сказал, что отобрал у мисс Эвелин две катушки и кассету с кинопленкой, предназначавшиеся для вас.
— Для меня? — притворно удивился Адамс. — Почему для меня?
— А для кого же тогда?
— Откуда мне знать, — недоуменно протянул Адамс. — А если бы вы свои предположения — хотя они совершенно надуманны — высказали майору Батлеру, что тогда изменилось бы? Я не подчиняюсь Си-Ай-Си. Я очень высоко ценю майора, но не получаю от него ни указаний, ни заданий. Никто из американцев не властен надо мной.
— А кто дает вам деньги, кто помогает вам восстановить былую силу? — обрушился на него Перси. — Мы, только мы!
— Молодой человек, — холодно процедил Адамс, — мы всегда были достаточно сильны. У нас, например, есть нечто, чего вы лишены начисто, — это традиции. В прошлую войну у вас не было ни малейшего шанса выиграть ее у нас в одиночку. Я был офицером…
— Да, офицером гестапо, — перебил его Перси, — это нам известно. Попадись вы нам в сорок пятом, мы бы вас повесили.
— Верно, — улыбнулся Адамс. — А сегодня вы, американский офицер, боитесь меня. Вот как меняются времена.
— Я? Боюсь? — с презрением переспросил Перси. Но, встретив пронзительный взгляд Адамса, похолодел.
— По своему служебному положению я у вас в Си-Ай-Си, — продолжал Адамс, — имел бы звание полковника. Вы не находите, что, разговаривая с вами, лейтенант, я проявляю любезность?
Перси молчал. Он начинал понимать, что этот человек имел право так разговаривать с ним. Адамс мог бы запросто прийти к полковнику Шерману, начальнику Батлера, и был бы тотчас же принят им.
— Тогда почему же вы подсели ко мне? — угрюмо спросил Перси.
— Потому что это дело заинтересовало меня лично. — Адамс затянулся сигаретой. — Итак, вы согласны с тем, что изнасиловали немецкую гражданку Эвелин Бринкман?
— Изнасиловал? — оцепенел лейтенант.
— Ну, речь идет по меньшей мере о случае принуждения, — деловито объяснял Адамс. — Это достаточно точно засвидетельствовано магнитофоном. Я еще выясню кое-что по этому поводу в прокуратуре, а затем можно будет поговорить с вашим начальником Батлером. Собственно, все это произойдет тайно. Выносить процесс на суд общественности — не в интересах вашей фирмы.
— Это вы серьезно? — взволнованно спросил Перси.
— Вполне, — категорично ответил Адамс. — А как поступили бы вы на моем месте?
— Но это же был просто флирт, — сказал лейтенант, — вот и все.
— Фрейлейн Бринкман иного мнения. И я тоже.
— Мистер Адамс, ведь вы же мужчина. С каждым может случиться, что он вдруг загорится страстью к женщине. Вы не хотите за:-ключить джентльменское соглашение?
— Я государственный служащий и дал торжественную клятву верно служить своей стране! — патетически произнес Адамс. — Я защищаю права и свободу моих сограждан! Если вы предложите мне что-нибудь такое, что для моей страны окажется важнее, чем защита отдельной гражданки, мы сможем договориться, — закончил он уже иным тоном.