Крысы появляются ночью
Шрифт:
— Да, — согласился с ним Сид.
— Это был Батлер. Я удивляюсь, что он лично позаботился о вас. Что, встретились затруднения?
— Я отказался ехать к Арендту…
— Заела совесть? — усмехнулся Гартман.
— Я хотел поехать в Брауншвейг, к жене, — ответил Сид. — Мне необходимо было с ней поговорить…
— Вы с ней поссорились?
— Да. Она догадалась, что я связался с женщиной… К ней меня приставил Мюллер. В ту ночь, когда я был у нее, меня сфотографировали. С помощью этих снимков Батлер пытался
— Так, так… — Гартман помешал ложечкой кофе. — А судьба профессора Арендта вас', по-видимому, мало волновала… У вас ведь было немало своих забот — эти фотографии, разрыв с женой…
— Сначала — да, — согласился Сид. — А потом… Если сказать, что во второй раз я пришел к профессору с твердым намерением предупредить его обо всем, то вы все равно не поверите мне.
— Да. В нашей профессии принято верить только тем вещам, которые доказаны или могут быть доказаны.
— Я понимаю, что для меня все кончено. — Сид устало провел рукой по лицу.
— Вы ошибаетесь. Расскажите откровенно все, что знаете… Если там, у себя, вы почувствуете, что вам грозит опасность, можете в любое время найти у нас убежище.
Сид забеспокоился. Что это за ловушка? Чего от него хотят? Он не доверял сидящему напротив человеку. Никак не мог его понять. «Этот Гартман, видимо, хочет сделать меня своим агентом», — заключил Паули.
— Убежище? — переспросил он. — Я и так уже пользуюсь вашим убежищем. И вижу, что я здесь в безопасности. А вы что, хотите меня уговорить и направить против Си-Ай-Си?
— Вы, кажется, воображаете, что мы можем возлагать какие-то надежды на такого человека, как вы? — заговорил Гартман. — Прислуживающего из-за денег? Запомните, что мы не Си-Ай-Си. Мы защищаем свое государство, его свободу и права его граждан.
Сид весь сжался от этого удара.
— Делайте со мной, что хотите. Судите, сажайте в тюрьму…
— Мы не можем вас ни посадить в тюрьму, ни отпустить. Мы только временно задержим вас. Материалы следствия мы передадим в государственную прокуратуру. Она разберется в них и решит, можно ли предъявить вам обвинение или нет. Приговор вам может вынести только суд.
— А разве в таких вот случаях не служба госбезопасности решает все? — спросил Сид.
— Нет. Мы только расследуем дело — и все. Если по вашему делу будет назначен процесс, вы имеете право взять защитника. Вас это удивляет?
— Конечно, — признался Сид.
— А почему?
— Я представлял себе все это иначе.
Гартман закивал головой.
— Ну еще бы! Ваша пропаганда не зря старается. Вы, наверное, еще многому будете удивляться у нас.
— Что меня ожидает по вашим законам? — глухо спросил Сид.
— Вы спрашиваете о мере наказания? — Гартман пожал плечами. — Я не судья. Во всяком случае, вас ждет справедливое решение… Ну а теперь вспомните, пожалуйста, и поподробнее изложите, что с вами произошло за последние недели.
Когда десять дней спустя Мюллер снова зашел к Батлеру, он застал его в грозном настроении.
— Вы не пытались разузнать о местопребывании Паули? — резко спросил он.
Мюллер внимательно рассматривал носки своих ботинок.
— Его, скорее всего, накрыли.
— Гениальная догадка! Он действительно арестован. Я жду, что вы мне сообщите, где, по данным ваших агентов, следивших за Паули, он находится и что с ним собираются делать.
— Это довольно трудно, — тихо возразил Мюллер.
— Меня не интересует, что трудно, а что легко. Мне нужны результаты. Если вы не раздобудете мне эти сведения, я пошлю вас ко всем чертям! По всей вероятности, Паули вскоре снова появится здесь. Они, несомненно, попытаются его там обработать и заслать обратно к нам. Проделать это с таким тюленем, как он, — сущий пустяк. Мы должны точно знать о его пребывании там, чтобы вовремя выключить его. Этому парню нельзя давать пикнуть не только на той стороне, но и здесь, если он появится. Он журналист, умеет писать. Его опубликуют не только в Восточном Берлине, но и у нас, будьте уверены. Здесь нас не все любят — вы об этом догадываетесь, — в том числе и те, кого мы подкармливаем.
— Завтра к вечеру я буду знать больше, — пообещал Мюллер.
Батлер поднялся, обошел свой письменный стол, подошел вплотную к Мюллеру и горой навис над низкорослым агентом.
— Я знаю, — произнес он подозрительно ласково, — что вы сейчас подумали: «На худой конец я могу успокоить старика такой информацией, которую проверить все равно никто не сможет». Это ваш излюбленный прием. Если вы это сделаете — я вам покажу…
— Слушаюсь, сэр!
XVIII
— Господин профессор не принимает, — строго ответила пожилая секретарша в приемной Арендта.
— Это почему же? — вежливо осведомился Гартман.
— Господин профессор принимает в институте только тех посетителей, которые заранее сообщили ему о себе. Я впускаю к нему только по этому списку.
— Это весьма благоразумно со стороны профессора, — Гартман улыбнулся.
— Вашей фамилии в списке нет, — сурово продолжала женщина.
— И все-таки я попрошу вас позвонить ему, — возразил Гартман и шутливым тоном добавил: — Спорим, что он меня примет?
— Здесь не подходящее место для такого спора.
— Вы правы. Но я вас прошу, скажите ему обо мне.
— Пожалуйста. Только это бесполезно.
Секретарша подняла трубку.
— Здесь у меня какой-то господин Гартман, — сообщила она профессору. — Он не записан… Что? Хорошо!..
Она удивленно взглянула на терпеливого посетителя: