Крысы в городе

Щелоков Александр Александрович

— Не надо, — остановила его Лайонелла, — у меня есть коньяк. «Наполеон». Прелестный. Вы как относитесь к императорам?

Гуляев повеселел. Проблема со спиртным отпала сама собой, и с души будто камень свалился.

В торжественном молчании они сели за стол напротив друг друга.

— Можно, я возьму на себя роль хозяйки?

Не ожидая разрешения, Лайонелла взялась за дело. Сама откупорила бутылку, сама налила в рюмки, положила в тарелки закуску. Ухаживая за Гуляевым, она встала с места и зашла к столу с его стороны. Чтобы было удобнее, положила руку ему

на плечо. Нагибаясь, коснулась пушистыми волосами его щеки.

Гуляев сидел, испытывая чувства, которые не мог бы объяснить даже самому себе. Женщины в его доме не бывали. Два раза в неделю сюда приходила соседка-старушка Дарья Васильевна, убиравшая квартиру и готовившая обеды, но такие вот пахнувшие дорогими духами, воздушно-красивые, одухотворенные феи здесь не появлялись со дня смерти жены Галины.

Похоронив ее, Гуляев медленно опускался. Фотография Галины — улыбающейся, радостной, в венке из одуванчиков — стояла на его столе и не позволяла саднящей ране затянуться. Виктор был убежден: жизнь его окончена. Он уже не верил, что калека, обреченный на неподвижность, сумеет встретить женщину, которая его понимала бы и даже слабости обращала в достоинства, как это умела делать Галина. Любая другая, если она и появится, вряд ли долго сможет терпеть человека, который на глазах медленно умирает.

Гуляев «захорошел» с двух рюмок. Щеки его разрумянились, глаза заблестели, речь стала замедленной, движения потеряли уверенность.

— Еще? — спросила Лайонелла и снова наполнила рюмки. — За вас.

— Не-ст, — упрямо возразил Гуляев, — только за вас. Вы такая… Я даже не знаю, как это сказать… Вы королева…

Чтобы подчинить себе этого человека, большой увертюры не требовалось.

— Можно? — спросила Лайонелла и сбросила легкую накидку, обнажив округлые плечи и ровную белую спину. Блузка, скроенная так, что лишь слегка прикрывала соски и выставляла все остальное на обозрение, привела Гуляева в шоковое состояние. Он понимал, сколь неприлично пялиться на прелести чужой женщины, но в то же время древний неодолимый инстинкт самца, который в равной мере присущ атлетам и доходягам, не позволял ему отвести глаз от соблазна.

— Это ваша жена? — Лайонелла потянулась и взяла фотографию Галины.

— Да, — еле слышно ответил Гуляев. Ему впервые стало стыдно, что та, которую он любил, по которой так сильно и долго страдал, проигрывала буквально во всем красавице гостье. Именно во всем, как дикая белая ромашка проигрывает сравнение с пышной белой хризантемой. — Дайте мне фото.

Она протянула ему рамку. Гуляев взял и небрежно отбросил ее в сторону. Ударившись о пол, стекло с хрустом лопнуло.

Лайонелла встала, обошла стол.

— Виктор, вы такой…

Она вплотную приблизилась к нему, коснулась пальцами его лба. Он схватил ее руку и стал жадно осыпать поцелуями.

— Обними меня, — попросила она. Он сжал се талию и крепко прижался головой к животу.

Она оперлась о подлокотники его коляски, стараясь не вдыхать запах сальных волос и едкого мужского пота. Нагнулась к нему.

— Я налью еще, можно?

Он выпил коньяк

одни махом, не ощущая вкуса, как бывалый алкаш. На мгновенье задохнулся с непривычки.

Лайонелла поставила свою рюмку на стол и приблизила к нему губы.

— Поцелуй меня.

Опьяненный спиртным, обалдевший от близости живой, податливой, пылающей страстью женщины, Гуляев видел мир сквозь дымчатую пелену, временами утрачивая чувство реальности. Позже, вспоминая события того дня, опрокинувшего, перевернувшего его жизнь, он не мог объяснить себе, как они оказались в постели.

Черт знает, что тогда произошло, но они лежали рядом — он и прекрасная женщина, разметавшаяся перед ним на мятой цветастой простыне.

Напряженными губами он коснулся ее тела. Горячими дрожащими пальцами притянул к себе. Яркая вспышка ослепила и смяла его, едва они соединились в объятиях. Его тело дрогнуло, мышцы расслабились. Он застонал, глубоко и звучно выдохнул воздух и закрыл глаза, ожидая, что услышит упреки. Даже Галина не простила бы ему такой позорной поспешности.

Преодолевая брезгливость, Лайонелла положила голову ему на грудь и ласково стала водить пальцами по мягкому животу. Подрагивающим голосом шептала:

— Милый! Я даже не подозревала, какой ты мужчина! Боже, как я счастлива! Ты такой… такой…

Она сбилась и замолчала, изображая смущение. Ее растерянность разожгла его любопытство. Преодолевая тягостную усталость, раздавившую тело, он спросил, едва шевеля губами:

— Какой?

— Ты не рассердишься? Не подумаешь, что я развратная?

— Нет! — Его голос был полон искренности. — Никогда!

— Ты невероятный мужчина! Сексуальный. Крепкий. Способный свести с ума любую женщину.

Боже, как она вдохновенно врала! И насколько же легковерны мужчины, когда восхваляют их несуществующие достоинства!

Потом они лежали в тишине, которую подчеркивало мягкое тиканье настенных часов. Рука Гуляева осторожно блуждала по телу дамы. Он легкими ласкающими движениями ощущал ее грудь, живот, бедра, и чем ниже скользили пальцы, тем напряженней он себя чувствовал, опасаясь услышать протест или ощутить сопротивление. Но Лайонелла лежала спокойно, не шевелясь, позволяя ему касаться всего без исключения. Ей было необходимо утвердить его в мысли, что эти прикосновения ей приятны, что они заставляют млеть, что с кончиков его пальцев стекает магнетическая сила, которая возбуждает, напрягает нервы, разжигает пламя желаний.

— О-о, — застонала она блаженно, когда его пальцы легли на бархатистую кожу с внутренней стороны бедер.

Она шевельнулась, порывисто обняла его, прижала голову к груди.

— Поцелуй меня, поцелуй!

Гуляев едва не задохнулся, настолько крепкими и неожиданными оказались ее объятия. Теперь в нем окончательно укрепилась уверенность в собственных силах.

Он сполна дал этой прекрасной женщине все, что может дать мужчина. Ее горячие признания, готовность отдаться вновь убедительно свидетельствовали, что общение с ним доставляет ей огромное наслаждение, и она, пылая и надеясь, ждет повторения ласк.