Крыжовенное варенье
Шрифт:
Андрей Анклебер вел себя менее суетно. Он вначале съездил куда-то, потом заглянул в комнату к Мануэлю. Спросил у него старые штаны, в коих тот золу из печки выгребает, да замызганную косоворотку с плетеной обвязкой на крестьянский манер.
Потом постучался в комнату к Глафире.
Девка обомлела, когда узрела хозяина на пороге своей каморки. Чай, не младая уже, и позабыла, когда к ней в последний-то раз мужчины захаживали. Мануэль, и тот интерес потерял. А уж бурного романа, так со времен пруссака Арнольда не приключалось.
Что на самом деле было надобно хозяину, — то осталось неведомо. Попросил он о какой-то престранной ерунде. Угольком пометил на рубахе со штанами места, где нужно сделать дырки. Но не просто сделать. Вначале надрезать, потом заштопать, не сильно. Что за прихоть?!
Однако, барин! Не прекословить же. Все исполнила прилежнейшим образом. Нитки в тон подобрала, — и не видна порча совсем.
Андрей Анклебер тем временем снова уехал, на сей раз ведомо к кому. К Петру Васильевичу Лопухину, исполняющему обязанности столичного обер-полицеймейстера.
Тот принял его без помпы, хотя и в мундире. Велел не стесняться. Да садовник, собственно никогда не робел, даже пред самой императрицей, так что, после первой же чашки дежурно предложенного чаю заявил об истинных намерениях своего визита:
— Павел Васильевич, мне нужно найти одного человека, когда-то он убил освобожденного из плена пруссака, ныне подбирается к моей семье. Предполагаю, не одно преступление лежит на его грешной душе. Беда в том, что в глаза я этого бандита не видал. Знаю о нем только одно, хромый он.
Обер-полицеймейстер покряхтел, поерзал на стуле, постучал пальцами о деревяшку стола:
— Ну, что ж, не такая уж малая примета. За хромоножками обыкновенно тащится весьма приметный след.
Андрей кивнул, видно, сам не раз обдумывал эту деталь. А Лопухин продолжал:
— Одной, здоровой ногой они ровно ступают, как все, а больную — подтаскивают, след прочерчивает полосу на песке, или земле. Разумеется, ежели мы такой след замечаем, делаем непременную пометку. Я велю просмотреть бумаги и предоставить вам сведения.
— Меня интересуют давнишние дела. Произошедшие еще до царствования Елизаветы Петровны и не в столице, а в Печерском монастыре под Псковом.
Лопухин был удивлен:
— Чем же я тут могу помочь, в то время я еще не народился даже…
— Хочу заслать в монастырь своего помощника. А от вас прошу рекомендательное письмо. Так, мол, и так, посодействуйте паломнику. Ответьте на его вопросы, ищет человек сведения о родственниках, некогда проживавших при монастыре. Ведь вы дружны с настоятелем сего заведения. Не так ли?
Лопухину ничего не оставалось, кроме как согласиться и оказать требуемую услугу гостю. Всем известно, положение у исполняющего обязанности обер-полицеймейстера шаткое. Чичерин, вон, был изгнан с позором. Да и сам Павел Васильевич пока лишь исполняет обязанности начальника по сыскной части. А Анклебер у государыни в чести, — это всем известно. Жестом указал на дверь:
— Пройдемте в кабинет, при вас же письмо и составлю.
Звонок другу
Москва, сентябрь 2000-го года.
Супруги Чижовы признали в Генрихе Ильиче того самого бородатого спутника Елены Сыроежкиной в театре. Гридасов к тому времени уже следил за Марией Алексеевной. Чего проще, потолкаться возле театрального киоска и подслушать куда, да на какое число дамочка берет билет. Ему даже повезло. Успел расслышать, на какой ряд и на какие места. Тут же взял еще парочку билетов, на ряд поблизости.
Дальше предстояло выяснить, кого из подруг госпожи Чижовой выгоднее всего пригласить на спектакль. Кое-какие проработки на этот счет уже имелись: две бывшие одноклассницы, одна коллега с прежней работы, соседка. Впрочем, соседка была персонажем, хотя и удобным, но опасным, слишком близка в отношениях на сегодняшний день. Куда проще с соратницами по школьной парте. И про дневник скорее могли знать, ибо общались в те времена, когда живы были и мать, и бабушка. И уж совсем повезло креативному директору «Картопака», когда выяснилось, что одна из этих самых однокашниц ныне ведущая на ТВ.
Знакомство с Сыроежкиной состоялось весьма органично. Даже повод изобретать не пришлось, требовалось новое знаменитое лицо для фирменной рекламы, пригласили на кастинг. Правда, потом отказали. Но до объявления итогов Генрих Ильич успел-таки затащить дамочку на спектакль.
В выдумке «вызирщику» от меркурианцев мало кто мог противостоять. Каждое свое преступление он разрабатывал детально, с творческим подходом. Словно спектакль режиссировал. В любимом Ольгой ВГИКе ему поставили бы «отлично».
Он и сам этим гордился. На допросе про все свои «кунштюки» рассказывал барственным тоном. Не утаил и повествование о том, как подбирался к Ольге.
Ну, то, что в Останкино не за зарплатой и не за славой пришел, — понятно. Но, вот облом: перстень, что периодически появлялся на точеном пальчике госпожи Лобенко, уж очень походил на Екатерининский, хотя был украшен явно не изумрудом. Та или не та оправа, необходимо было проверить у специалиста. И тут нашему баловню судьбы снова повезло.
Однажды он подслушал, как Ольга жаловалась Верочке на свое материальное положение. Было это осенью 1998-го года. В стране грянул дефолт! Зарплату выдавать временно перестали… На что жить? Верочка посоветовала подруге сходить в ломбард:
— Это как взять деньги в долг, под залог. Выплатят зарплату — выкупишь.
И Лобенко, не подозревая, что уже давным-давно находится под наблюдением у полоумного фанатика, как бы сама себе вслух пообещала:
— Прямо сегодня после работы и пойду. А что, заодно и узнаю, чего стоят мои «фамильные драгоценности».