Ксанкина бригантинка
Шрифт:
Осмотревшись по сторонам, нет ли кого поблизости, Худорба вынул из кармана вчетверо сложенную розовую бумажку. Приложил ее рядом с флажком.
Вырезано из одной бумаги.
Сверил буквы.
Одинаковые.
Значит, это сделали они: Атнер и Валерка. С ними, наверное, и Ксанка: вечно шепчутся втроем.
Худорба прошел мимо столовой. Мельком глянул на такой же флажок. И так обошел всю территорию школы-интерната, осмотрел все двери, на которых висели розовые флажки.
В спальный корпус возвращался, угрюмо опустив голову.
«Все о них говорят, — думал
Вечером Худорба хотел заговорить с Атнером о том, чтобы и его приняли в тайную организацию, но Атнер был неприступен. Он словно бы и не замечал человека, подошедшего к нему в смиренной позе просителя. Сделав вид, что очень занят, Атнер вышел из комнаты. За ним следом шмыгнул Валерка. Правда, с Валеркой Худорба и говорить не посмел бы. У того, конечно, еще не прошла обида. Ванько тоже удалился своей развалистой походкой.
Худорба остался один. Совсем один. Не только в комнате. Но, казалось, и на всем белом свете один… Долго слонялся он по комнате, не зная, что делать, куда деваться. Наконец выгреб из тумбочки весь свой запас сладостей и положил посередине общего стола, стоявшего у окна. Получилась пестрая, довольно привлекательная горка. Заметив, что выложил и самые дорогие — «Мишка на севере», Худорба быстро выбрал их и спрятал в карманы. Эти он и сам съест. А остальные пусть лопают, только бы приняли в свою компанию.
Но возвратившиеся ребята словно не замечали конфет на столе. Тогда Худорба, уже перед самым сном, пояснил, что это он выложил на угощение всем, что он решил больше не прятать в тумбочке гостинцы, но никто ему не сказал в ответ ни слова, и никто не подошел к столу.
Конфеты пролежали несколько дней там, где их оставил Худорба. Наконец дежурный потребовал «убрать это хозяйство».
Худорба сложил конфеты в портфель, забросил его в угол под койку и вышел на улицу.
Ему почему-то стало досадно на тетю Нюку. В последнее воскресенье она была особенно суетлива, говорила быстро-быстро и все зыркала по сторонам, о каждом проходящем расспрашивала, а кто он такой и что он несет, и где он что достает. Ахала да охала, а на прощанье строго-настрого приказала никому не доверять, всех сторониться, потому что «мало теперь воспитанных детей».
Сашка после ухода отца из дому и неожиданной смерти матери целых три года жил у тети Нюки. Днем он был в детском саду, а по вечерам тетя Нюка «воспитывала» его. Готовя ужин или убирая в комнате, она все говорила и говорила о том, что можно делать, а чего нельзя. Как только узнала, что ей могут дать отдельную квартиру, усыновила его и стала еще ласковее. Но тут случилась беда. К тетке часто ходил молодой парень с усами и бородой. Она Сашу быстро укладывала спать за ширмой, а сама угощала бородатого водкой да всякой вкуснотой, остатки которой Саша обычно доедал по утрам.
А в тот неудачный вечер бородач пришел, когда тетя Нюка возилась еще на кухне, в конце общего коридора. Саша разговорился с гостем, спросил, где он работает да что у него есть. И когда тот перечислил все свои нехитрые
— Эх ты, нету у тебя ни телевизора, ни ковра, ни картины, которая стоит три тыщи. А вот если бы ты перешел работать в дом отдыха, где моя тетя, у тебя все было бы.
— Да как же это все так сразу и было бы? — удивился бородатый.
— А так, ты отнес бы туда старый телевизор, рваный коврик, что у порога лежал, и картину, где лебедь плывет, и все променял бы вот на такое, как у нас, на новое.
Бородач расхохотался, дал конфетку и признался, что у него старого телевизора нет, так что и менять не на что.
Сашка, съев конфету, еще больше разговорился. Он посоветовал этому бестолковому взрослому, как быть, если нет телевизора, а выменять хочется.
Секрет-то простой. Достань коробку от телевизора, а в середину, как тетя Нюка, всунь старый радиоприемник и отнеси. Там ведь все спишут.
— И откуда ты это слово узнал! — с восхищением всплеснул руками бородач.
— Тетя Нюка всегда говорит так. Она говорит — весь белый свет можно списать.
Бородач опять расхохотался. А тут как раз и тетя вошла.
— Чего ты ржешь? — спросила она гостя.
А тот, давясь смехом, все и рассказал.
О-о-о! Какими жгучими стали тети Нюкины черные брови. Сашке тогда показалось даже, что эти брови зашипели, как змея в траве.
Но удивительно, тетя его не побила, не поругала даже, когда остались одни. А через несколько дней пришла веселая, принесла уйму конфет и объявила, что устроила его, своего любимого племянника, в такую школу, где он будет и учиться и жить, пока они не получат отдельную квартиру. Саша обрадовался перемене местожительства — ему надоел бородач. В сентябре перевезла его тетя в школу-интернат и строго-настрого приказала ни с кем не дружить и ничего про домашние дела не рассказывать.
— Как только заведешь себе дружков, перестану проведывать тебя и носить конфеты.
Ну, за конфеты можно и послушаться. А тетушка приходила чуть не каждое воскресенье и все напоминала свой первый наказ. Так Саша и привык жить в одиночку, без друзей, без товарищей.
Сначала он все спрашивал, почему так долго не дают новой квартиры, а потом привык и перестал о ней думать. Тут и тепло и сытно. Конфет тетя Нюка приносит — чем не жизнь?
Потом вдруг объявилась еще тетя Зина — сестра отца. Тоже иногда приходит с конфетами. Эта все уговаривает, чтоб Саша от тети Нюки перешел к ней жить. А у самой совсем нет никакой квартиры, живет в общежитии, потому что одиночка.
Тетя Нюка, как узнала, что Сашу переманивают, стала ходить каждое воскресенье. А про тетю Зину всю правду рассказала, что она страшная, потому что уже два раза сидела в тюрьме за «неумную торговлю».
Ну они там ссорятся, а Саша от этого только выигрывает, и все конфетами.
Вот только теперь не знает он, как будет дальше: директор откуда-то узнал о тяжбе тетушек и запретил им приходить в интернат, милицией пригрозил, а тете Нюке сказал, что совсем отнимет у нее права на племянника. Да Саша теперь и сам, наверное, не ушел бы из интерната.