Кстати о любви
Шрифт:
— Летом здесь была выставка бабочек, — болтала она, указывая на какой-то дом. — Мы не пошли, но здесь стояла… такая огромная штука… знаешь, кованный каркас в виде бабочки, а крылья из цветов были… Красиво, мне понравилось, я потом жалела, что не успели.
— А орхидеи любишь?
— Их все любят. Даже росомахи и те, кто в этом ни за что не признается.
— Тогда езжай смотреть своих бабочек на Майнау. Вкупе с орхидеями — прикольно.
— Прямо сейчас? — хохотнула она.
— В принципе. Хотяяя… было бы желание.
— Ближайшие
— Да я всего лишь предложил. Тут вода, там вода. Какая разница.
— А я скорее констатирую факт… Становись-ка туда, я тебя щелкну, — она махнула рукой куда-то прямо, откуда ясно вырисовывался вид на здание Морвокзала. — Потом буду друзьям показывать: я с самим Лукиным гуляла.
— Я бы на их месте не поверил.
— Потому мне и нужны доказательства. Становись, говорю!
— И что? Гулял я в Одессе, а ты мимо шла, — рассмеялся Егор.
— Ты знаешь, что Шаповалов тебя графом за глаза называет?
— Знаю. У него с фантазией всегда было не очень.
— Зато у меня очень. Граф позволит простой плебейке с ним сфоткаться?
Лукин внимательно посмотрел на Руслану.
— Я не граф, — сказал он и протянул ей руку, — но с тобой сфотографируюсь.
Росомаха шагнула к нему, сдернула с головы резинку, которой был закреплен пучок на затылке, и ее золотисто-зеленые пряди рассыпались по плечам. Включила фронтальную камеру, устроилась возле Лукина и фыркнула:
— Это нечестно, когда мужик на фотке красивее бабы.
Егор притянул ее за плечи ближе к себе и негромко проговорил в самое ухо, чувствуя, как ее волосы щекочут губы:
— А ты любуйся самолично.
Этот момент она и запечатлела. Главред «`A propos», весьма двусмысленно уткнувшийся ей в висок.
— Улыбайся давай, — рассмеялась она, ощутив побежавшие по телу мурашки.
Беспрекословно улыбнувшись во все тридцать два, от чего от глаз разбежались веселые морщинки к самым щекам, покрытым рыжей порослью, Лукин подождал, пока она сделает очередную фотографию, и спросил:
— Что дальше по плану?
— Завтрак. Нормальный завтрак. Выбирай. Мы сегодня туристы и идем в «Компот», или очень деловые люди и идем в какой-нибудь ресторан? Мы в эпицентре ходовых мест.
— Считается, что выбирать должна девушка.
— Я Росомаха, а не девушка.
— Не делай из меня извращенца.
— А ты не извращенец? Это мне так… для портрета. Ты же помнишь: шофер, садовник, собственный журнал.
— Садовника у меня нет, но завтракаю я исключительно с людьми.
— Тогда пошли, «Девятый перрон» работает до восьми утра, мы еще успеваем. А то дел впереди валом!
— Деловая! — хмыкнул Лукин и повернул в нужном им направлении.
Шли недолго, перебрасываясь ничего не значащими репликами.
— Спрашивать, что ты будешь есть, бесполезно? — спросил Егор, как только в его руках оказалось меню.
— Обычно я сюда не есть прихожу, — засмеялась Руслана, откинувшись на диванчик и вытягивая под столом ноги. Усталость определенно сказывалась. Еще сильнее сказывалось все нарастающее смущение — даже она со своим непреодолимым идиотизмом в отношении мужчин чувствовала неладное в Егоровых намеках и шутках. Возможно, это, конечно, от недосыпа, но все же…
Его явление накануне вечером, нелепый разговор, не менее странная дорога, рыжая щетина с утра пораньше и прогулка у моря казались ей чем-то из области то ли сновидений, то ли просто бреда. А в жизни Русланы Росохай бреда хватало и без Лукина. Того самого Егора Лукина, чей блок с обзором прессы она слушала каждое утро, отправляясь на учебу в университет, тогда как голова была забита совсем не конспектами, а первой любовью. Потом Лукин ушел с радио, а еще через пару лет ее первая любовь… словом, оказалось, что любовь — дерьмо.
Зато теперь она собралась завтракать с Лукиным в своем любимом джаз-клубе в подвальчике одного из старых домов неподалеку от Приморской улицы.
Она удивлялась потертой куртке и дыркам на его джинсах, недоумевала по поводу непонятного выражения глаз, изумлялась его словам и поступкам в последние часы и еще больше офигевала с того, что все это вместе взятое и он сам отлично вписывались в «Девятый перрон», где буквально в нескольких шагах от них на открытой кухне что-то готовил повар, на кирпичных голых стенах были развешаны виниловые пластинки с оригинальными конвертами, а на подоконнике за ее спиной намывал морду жирный рыжий кот — местный житель и любимец персонала и посетителей.
Руслана повернулась к коту и почесала его за ухом. Потом снова взглянула на Лукина и сообщила:
— Сырники со сметаной, манную кашу и какао с молоком.
Пробегавший мимо официант был задержан. Сначала тот записал заказ Русланы, потом, не моргнув глазом, добавил к этому стейк с кровью, картофельный салат и литр томатного сока.
— Про дела расскажешь? — спросил Лукин, когда официант скрылся в районе кухни.
— Расскажу. Начнем с похода в какой-нибудь торговый центр. Пока у тебя из багажа только чашка.
— То есть едем мы надолго.
— Как попрет. У меня планы на два-три дня. Но вдруг все же занесет на Боденское озеро орхидеи смотреть?
— С бабочками.
— С бабочками, — послушно согласилась Руська, разглядывая сцену, на которой тихонько перебирал струны сонный после ночи в джаз-клубе гитарист. Она обожала просыпающиеся города еще со времен собственной дипломной документальной короткометражки «Из ночи в день», когда они с одногруппником Колькой Гуржием объездили полстраны с видеокамерой — он снимал вечера, а она — утра. Он — из любви к искусству, она — чтобы отвлечься. Утренние города стали ее слабостью. Было в них очарование первозданности, и почему-то ей казалось, что они как люди — в момент пробуждения настоящие. Потом, наполняясь звуками транспорта и толпами на улицах, они меняются, как меняется человеческое лицо в течение дня.