Кстати о любви

Светлая Марина

— То есть все сам, да? — крикнул он Лукину.

Тот обернулся.

— А она реально в Африке была? — зачем-то спросил Гамлет.

— Реально.

— Коза… все-таки заставляет за ней побегать… Ладно, поехали на моей… И не вздумай где-то об этом писать, мне мое звание пока дорого, а мы ща рискуем сорвать все…

* * *

Сквозь черноту пробивался яркий луч. Бил по глазам, мешал… забыться мешал. Снова в яму провалиться, в которой тихо, спокойно, мертво все, и не нужно ничего делать. Сами говорят, что делать…

… но какое там! Луч упорно тянулся

к лицу, как ни отворачивалась. Или это она думала, что отворачивается, а в действительности голова все в том же положении? Но тянула же… голову… в сторону. Сил повернуться всем телом не было. Но это не мешало испытывать холод — тело-то чувствовало. Бессилие еще не означает потерю чувствительности. И ее замерзшие ступни точно знали, что окно в комнате раскрыто. Они же понимали лучше, чем голова, что и свет, бьющий в глаза, — свет фонаря из все того же окна.

Урыла бы к хренам! Не июль же!

Не июль. Май. Море весеннее, давно уже не ноябрьское, когда серебристые бабочки за окном. Теперь только пух тополиный. И за окном одни пауки.

«Прости, я не хотела будить».

«А чего хотела?»

Руслана вздрогнула и проснулась. Голова проснулась. Мысль, бегущая впереди паровоза, проснулась!

Егор все видел и все знает.

Жуткая мысль, сковывавшая мозги стальным обручем и давившая на них недостаточно, чтобы лопнули, но достаточно, чтобы заработали, как на пределе.

Она четко помнила утро. Убралась от Лукина, едва солнце встало. Нужно набраться смелости и жить, как ни в чем не бывало. Иначе все быстро выплывет наружу. Пришла в свой номер, в нем же заставила себя принять душ и переодеться. И не без облегчения выскочила за дверь, едва на часах обозначилась отметка в восемь утра. Сначала шоу. Потом связаться с Носовым. Потом… потом что-то еще, потому что машина уже в порту, потому что часы остались, а может, и меньше. И, возможно, уже и Гамлет кинул ее, бросив в Одессе, хотя обещал взять с собой в Калиновку. Но все это было неважно. Важным оказалось единственное мгновение, в которое она резко пришла в себя.

В одну секунду она администраторам по ушам ездила. В следующую — дверь открылась и в переполненный галдящий холл отеля вошел Лукин. Ее чертова внутренняя антенна была настроена на него и принимала только его сигнал. Хоть о колено ломай. Антенну.

И знала, понимала, что надо подойти, объясниться, извиниться… за прошлую ночь, и заставить себя не могла. Потому что, ощущая вину, не въезжала, в чем виновата. Дичь какая-то!

Ровно то же желание и ту же вину она испытала несколько часов спустя. Секунды. Когда их разделяла улица и бесконечный поток автомобилей, а она стояла на крыльце магазина. Нужно было к нему. Нужно было сказать, спросить… что-то нужно было. Потому что она так чувствовала, а не потому что у него жена, ребенок и любовница.

«Тупая корова», — в очередной раз мелькнуло в ее голове.

А потом Егор исчез, машина закрыла его от нее. Машина, остановившаяся перед ее носом. Из рук полетели покупки — гамбургер, вода. Камеру отобрали.

Она увидела его еще один раз. Когда ее волокли и запихивали. Видела, что рванул, не глядя на проносившиеся автомобили. Видела дикое выражение его лица. Видела, что втянула его, втравила… Собственных похитителей не видела — его видела. И уже потом, когда ее рот отпустили, и она вдохнула воздух, чтобы заорать что было сил, зная наперед, что бесполезно, услышала только незнакомый голос:

— Отключи ее к хренам, чтоб не дергалась!

И ее отключили. Вшарашили что-то в шею — и отключили.

К лучшему. Так правда лучше, чем считать потерянные минуты. И мучиться страхами.

Руслана с трудом открыла глаза. И снова зажмурилась — фонарь долбанул по зрачкам, те реагировали болезненно, впуская свет. Что за дрянь теперь ползет по венам вместе с кровью? Шевельнула пальцами — слушались. Хреново, но слушались. Двинула всей рукой — как ватная. Потом поняла, почему холодно — раздели. Значит, искали на ней жучок или что-то в этом роде.

Прелестями прельстились вряд ли. Морфологический каламбур.

Эта мысль показалась бы очень смешной, если бы не новая сверхзадача, поставленная перед ней: где, бл*дь, ее штаны!

Руслана заставила себя подползти ближе к краю кровати и свесить ноги на пол. Пол тоже был холодный. Она медленно поднялась, будто бы продираясь через плотный воздух, который замедлял движения. И все-таки встала.

Свет. Включить свет.

Путь до двери оказался непростым испытанием, но там был выключатель. И пару раз во время этого увлекательного путешествия ее посещала мысль — нахрена он ей, если фонарь настолько яркий, что и так видно — в том числе чертов выключатель? И все, на что ей хватило сил, это, подергав дверную ручку и сообразив, что ее заперли, сползти по стене на пол. Чтобы снова отрубиться.

Но только теперь уже не так спокойно. С мыслями, с чувствами, со страхами. Блуждала внутри себя, то и дело натыкаясь то на одно, то на другое. Сбивая коленки, оставляя синяки по всему телу. Не увернешься.

Сколько она так просидела, не знала. Несколько часов или несколько секунд. Но на этот раз вернулась быстрее, без досады на фонари и темноту.

Звук сквозь тишину. Чей-то крик. Грохот.

Росохай открыла глаза и снова повернулась по полу к двери, попытавшись в очередной раз дернуть ручку. Не вышло. Не показалось. Заперто. Только мозг снова зачастил, впуская в себя вместе со звуками информацию. Припала всем телом к щели, вслушиваясь в шум, который все не прекращался.

— На втором посмотри! — заорал кто-то далеко голосом… Гамлета? За ней? За ней?! Идиоты, перевозка сегодня!!! Какого?..

Шаги по лестнице. Громкие, быстрые. Все приближающиеся — значит, она и правда на втором этаже?

— Я здесь! — закричала Росомаха, толком не ожидая от себя крика — откуда крик, когда она еле языком ворочала?

В ответ два раза щелкнул замок, и дверь открылась, впустив еще свет из коридора. Перешагнув через порог, в комнату вошел Лукин и огляделся.

— Да твою ж мать… — услышал он тихий возглас под ногами.