Кто хочет процветать
Шрифт:
В приемной никого не было. Вера остановилась перед дверью, подняла было руку, чтобы постучать, но передумала, смело толкнула дверь и вошла.
Милена сидела за столом и просматривала бумаги. Услышав, что кто-то вошел, подняла глаза.
— Мне уже докладывали, — сказала она. — Все прошло на уровне. Я довольна.
Астрова, пожав одним плечом, мол, а иначе и быть не могло, вольготно раскинулась в кресле.
— Очень хорошо, что вы зашли сегодня. Я не хотела вас беспокоить после тяжелого дня, но раз уж вы сами пожаловали… — Милена поднялась и вышла из-за стола, — то я ознакомлю вас с принятым мною решением.
Этот самоуверенный
— Да, зашла! Я подумала, что сейчас самый подходящий момент, чтобы издать мой роман, — произнесла она несколько нервозным тоном.
— А!.. — протянула Милена. — Так называемый серьезный.
Последовала пауза.
Вера, не отрывая взгляда, следила за ней, она почувствовала неладное.
— О-хо-хо!.. — сокрушалась о чем-то Пшеничная, подошла к столу и оперлась рукой о его край. — Но ведь вы, Вера, специалист по низовой литературе. Как же вы так вот в высокую вдруг перескочите?
Вера внутренне вздрогнула.
«Выискала словечко!.. Вычитала! Залезла в глубь истории. Докопалась до поздней греческой прозы, которую делят на произведения для широкого, или низового, читателя, и на произведения для читателей из культурного слоя». Пшеничной настолько сильно удалось уязвить Астрову, что та не сразу нашлась с ответом. «Можно, конечно, сказать, что широкий читатель — это… Что это?! — теряла она драгоценное время, когда ситуацию возможно было переломить в свою пользу. — Это миллионы людей!.. Так почему же я хочу уйти от этих миллионов и стать писателем высокой литературы?! — совсем некстати задала она сама себе вопрос. — Снобизм? Желание укрыться за стенами из слоновой кости от мелких, но ежедневных укусов критиков, знакомых — что, мол, ты пишешь?.. Так, ерунду! А вот Сидоров! Его знают немногие, но он уже несколько премий получил, вот он — писатель, а ты… Но ведь тот же Сидоров до разлития желчи завидует моим гонорарам! Так чего же я хочу? А хочу я редкого: сочетания высокой литературы с высокими гонорарами!»
За то время, пока Астрова собиралась ответить, Милена налила себе и своей гостье джина с тоником.
— А вот хочу перескочить! — наконец произнесла Вера.
— Но ведь это торговля своим талантом! — продолжала ерничать Пшеничная.
— А писатель — он вообще торговец. Здесь товар не идет, так он за рубеж уедет. Из издательства в издательство будет бегать, искать, где больше заплатят.
— Ну что ж, — вяло повела рукой Милена, — бегите, Вера! Потому что издательство, которым руковожу я, в настоящее время не нуждается в авторах высокой литературы. Но даже если они и понадобятся, то вас в качестве такового я рассматривать не буду. Вы автор массового потребителя. Девиз которого — «Прочитал — забыл». Потребителя, для которого не важен текст, важен сам процесс чтения, благодаря которому он отвлекается от своих ежедневных проблем.
Астрова вертела в руке стакан, как бы размышляя над словами Пшеничной. Потом поднялась, прошлась по кабинету и сказала:
— Если вы не напечатаете тот мой роман, я уйду из вашего издательства. Выполню последний из подписанных контрактов и уйду.
Пшеничная рассмеялась… Беззлобно:
— Со своей стороны могу обещать вам одно. Даже если другое издательство осмелится напечатать ваш роман, я позабочусь о том, чтобы его реализация с треском провалилась. И вы знаете, — в ее глазах сверкнул опасный огонь, — что так будет!
— Да вы что?! — Вера инстинктивно отступила на шаг. — Угрожаете мне?!
Пшеничная
— Предупреждаю! — посмеиваясь, покачала она головой. — Ваша наивность порой вызывает умиление. Вы что ж, полагаете, что угрожают только в кино или в книгах?.. Издательский бизнес — это очень серьезно, Вера. Неужели вы до сих пор не поняли?
Астрова гордо вскинула голову и хотела бросить что-то резкое и, как казалось ей, весомое, что заставит Милену прислушаться к ней. Но Пшеничная как-то так махнула рукой: «Молчите уж, ради бога, что вы понимаете!» и Вере пришлось проглотить свои слова.
— Послушайте, уже поздно, а нам надо поговорить. — Милена сосредоточенно помолчала. — Значит, что я хочу! — складывая ладони вместе, продолжила она. — Как вам известно, наше издательство устраивает карнавал, на который кто только не приглашен! Само собой разумеется, и репортеры. У вас будут брать интервью и, между прочим, поинтересуются вашим мнением о писательнице Скоковой. Вы скажите, что вам очень нравится ее стиль…
Взгляд Веры замер на одной точке, настолько велико было ее изумление. Писательница Скокова!.. Она видела ее несколько раз. Та как-то подползала к ней на презентациях. По-змеиному вкрадчивая, до самоуничижения скромная, до приторности заискивающая, демонстративно сознающая скудость своих писаний.
«Впрочем… В последнее время она сильно изменилась, но я не придала этому особого значения. А может, побоялась придать? Ее сутулая спина выпрямилась, во взгляде появилась уверенность, суждения стали резкими, собственная писанина превратилась в творчество. Ведь гонорары стали значительными, тиражи большими».
«Ну да, положим, я пишу плохо, а вот ты напиши как я, так же плохо, и пусть тебя напечатают. А!.. Не сможешь!.. Значит, есть у меня что-то такое, чего у всех остальных нет. Называй как хочешь, нюх, ловкость, умение, может, и литературные способности, но что-то, несомненно, есть, и это главное!..» — как бы говорил весь ее до самозабвения вызывающий вид.
Вера вздрогнула, отыскала взглядом Милену, сидевшую, положив ногу на ногу, на диване и курившую длинную тонкую сигарету.
— Я ничего не буду говорить о Скоковой! — нарочито медленно произнесла она.
Пшеничная со скукой в глазах усмехнулась:
— Скажете, и притом все в точности. Я решила выдвинуть Скокову вместо вас. Сделать ее лицом издательства. И даже объясню почему. Она не метит в серьезные писатели. Она настолько ограниченна, что уже считает себя самым что ни на есть настоящим писателем. Ах, — заложив руки за голову, мечтательно проговорила Милена, — завидую отчасти таким. Она абсолютно уверена, что ее книги и через века будут стоять на полках в один ряд с классиками. Говорит: Скокова, а потом, по алфавиту, Толстой. Блаженна! Хитра и блаженна! Но читателям нравится. Она уловила нужную тему и пишет. Ее не бросает из стороны в сторону, как вас.
Вера подошла к бару и мелко дрожащей от ярости и обиды рукой взяла бутылку и налила себе немного джина.
— А что ж в таком случае вы намереваетесь сделать со мной? — с издевкой поинтересовалась и села в противоположный угол дивана.
— Да ничего особенного. Вам надо уходить!
— Как это? — глядя во все глаза на Пшеничную, воскликнула Вера.
— Ну вот давайте и обсудим! — спокойно ответила она. — Есть несколько вариантов. К примеру, вы выходите замуж и говорите, что всю себя решили отдать семье.