Кто хочет процветать
Шрифт:
Пшеничная собирается нравственно убить меня. А я?.. Что могу я? Убить ее физически! Ого! Загнула! — провела она рукой по лбу и налила в чашку кофе. — А собственно, разработкой убийств я и занимаюсь последние семь лет. Убиваю налево и направо, причем жестоко, чтобы кровь стыла в жилах читателей. Ох, и любят люди читать про то, как убивают других. О, изощрения человеческой психики!.. — покачала она головой. — Дайте им крови, дайте им увидеть ужас обреченности в глазах жертвы, донесите до них предсмертный хрип, и книги раскупят в мгновение ока. Во народ! Казалось, прочитал один такой роман и навсегда хватит пережитого ужаса, так нет! Алчущая чужой крови рука тянется за новой книгой.
Она вернулась в гостиную, и первое, что ей попалось на глаза, был пригласительный билет на карнавал. Щеки ее нехорошо порозовели, глаза затмила ненависть… Но вдруг она ощутила прилив чего-то необычного, что выпрямляет спины и вскидывает головы… Она напрягла все свои чувства и зафиксировала это ощущение.
— Еще ни я и никто другой не знает, какая я на самом деле, — со странной улыбкой медленно проговорила она.
Фролов застал Веру как раз в тот момент, когда она вызывала в себе то ощущение силы, какое утром проскользнуло у нее. Она вступала в борьбу за свое место. Потому что то, что было до того, как она стала Астровой, было не жизнью, а пребыванием на земле в ожидании смерти. А это две большие разницы!
«Здесь ничего не добьешься, — внушала себе Вера, — так и там, на том свете будешь на вторых ролях. Душа ласковая, смиренная, она так и будет смиряться, ей не привыкать. А души требующие, гордые, алчные — они так и будут стяжать. Милена задумала отделить мою душу от тела, потому что, несмотря ни на какие ее ухищрения, моя душа останется здесь, в этом надушенном, журчащем фонтанами, алеющем клубникой в феврале мире, а мое тело изгонят. Но в этом мире тело не пустяк, и летальный исход мне не нужен».
Астрова встряхнула головой, зло усмехнулась и уверенным шагом направилась в сторону танцующих, повторяя как рефрен: «Мы вольные души, мы злые рабы!..» Не надо злить раба!..»
В опьяненном шампанским воздухе раздавались звуки вальса. Отыскать кого-либо в разноцветном вихре было практически невозможно. Повсюду мелькали обезумевшие от веселья лица, взрывы смеха перекрывали легкие пассажи музыки.
Сергей пригласил на тур вальса даму в наряде знатной венецианки. Серебристый парик, мушка на обнаженной груди, высоко приподнятой для соблазна жестким корсажем. Он кружил с ней по залу, говорил милые пустяки, а глазами искал Валентину.
Вера отказала нескольким кавалерам, потому что разыскивала Олега Пшеничного. Она задумала обойти Милену с фланга, сделав Олега своим любовником.
Они нашли их у стола, сверкающего хрусталем и позолотой, Тина с Олегом пили вино и ели засахаренные вишни. Фролов и Астрова подходили к ним с противоположных сторон. Не сговариваясь, повели атаку одновременно.
— Тина! Я искал тебя, чтобы поблагодарить, —
Валентина вздрогнула, повернула голову и, как фарфоровая кукла, захлопала ресницами.
— А!.. — протянула и решила без церемоний отделаться от Фролова. Ей было жаль тратить на кого бы то ни было волшебные минуты карнавальной ночи. Все они принадлежали Олегу.
Но тут раздался игривый женский голос:
— Олег!
Пшеничный радостно улыбнулся. Ему было не жаль потратить волшебные минуты на Веру.
— Великолепная! — выпалил он, покусывая от вожделения губы.
Острым взглядом Вера окинула стол и, специально выбрав конфеты, которые лежали почти на другом конце, разговаривая с Олегом, незаметно повела его за собой. Она никогда в жизни так не хотела обольстить мужчину. «Только этот молоденький, худенький, славненький мальчик может помочь мне поставить зарвавшуюся Милену на место. Только при его поддержке я могу перестать сочинять романы-однодневки и стать настоящим писателем». В ее глазах вспыхивали огненные искры, губы источали мед, грудь вздымалась и словно молила о поцелуе, голос прерывался от страстного желания. Она была готова стать его любовницей прямо сейчас.
Ей удалось полностью завладеть вниманием Олега.
— Вера, ты необыкновенная, космическая женщина. Ты притягиваешь, но страшно прикоснуться к тебе, точно боишься уколоться о холодный лепесток звезды, — не спуская с нее жадных глаз, шутливо говорил он.
— А ты попробуй! И холод обожжет тебя сильнее, нежели горячее дыхание обыкновенной земной женщины, — провоцирующе глядя на Пшеничного, с игривой иронией ответила она.
— Олежек! — вдруг раздалось сзади него. — Олежек! — и Тина забарабанила пальчиками по его плечу.
Он не сразу пришел в себя. Несколько секунд он еще продолжал поедать Веру глазами. Потом мотнул головой и взглядом попросил у нее извинения.
— Что? — повернувшись, спросил Тину.
— Пойдем танцевать!
— Подожди, дай мне поговорить!
Отставленный Фролов воспользовался моментом и вновь подошел к Валентине.
— Сережа, я все сделаю, что обещала, — с досадой проговорила она. — Но сейчас не время для дел. Веселись! — Она замялась. — А еще лучше, уведи эту назойливую дамочку! Кажется, это Астрова!
Сергей не удержался от смеха:
— Ну, Тина, ты и влипла! Неужели он, — Фролов небрежно показал головой в сторону Пшеничного, — мог так тебя захватить?
— А чем он тебе кажется плох?!
— Да ничем, но, прости, он мальчишка! Хотя… если тебе нравится бешеная скачка…
— Ты стал пошлым!
— Наоборот! Я перевел пошлую фразу на изящный язык времен Брантома [5] .
— А я не буду переводить и скажу прямо: пошел бы ты, Сережа… к этой Астровой, да увел бы куда подальше!
5
Аббат де Брантом — автор «Галантных дам».
— И то! — с нарочитым простодушием, словно актер в водевиле, спохватился Фролов. — Пристала к мальчику тетка!
«И зачем я так?! Тинка не простит! И поделом! Злым я стал!» — полосонула неприятная мысль.
— Тина, давай потанцуем! — неожиданно предложил он и посмотрел на нее так, будто не было разлуки, длиною в годы.
Карнавальная ночь, как оказалось, умеет разжигать даже давно и с переизбытком утоленные желания. Однако его порыв не нашел отклика.
— Извини! — с неприязнью бросила Валентина и поспешила к Олегу, которого Вера уже подводила к беседке.