Кто и как изобрел Страну Израиля
Шрифт:
Между тем, как раз пример Йешайи Горовица, который, в отличие от тысяч других, категорически отказывавшихся это сделать, перебрался в Святую землю, яснее всего демонстрирует нам бездонную пропасть и одновременно — устрашающий эпистемологический разрыв между традиционным иудаизмом и будущим сионизмом. Тяга «святого Шла» к Святой земле и его сильнейшая любовь к ней не вызывают сомнения. Он не только эмигрировал в немолодом возрасте в новое, совершенно незнакомое место, но и призвал некоторых других к нему присоединиться — хотя, разумеется, не помышлял о коллективной эмиграции всех евреев.
Свою важнейшую книгу «Две скрижали завета» он закончил, судя по всему, в Цфате [427] . В ней излагается абсолютно ясная и однозначная позиция автора, исключающая идею колонизации Святой земли с тем, чтобы вести в ней обычную еврейскую жизнь. Эта страна ни в коем случае не должна становиться убежищем от физических бед. Исполнение заповедей в ней намного труднее, чем в любом другом месте, так что каждому, кто захочет здесь поселиться, следует быть ментально к этому готовым. Еврей не должен перебираться в «ханаанскую землю» для того, чтобы мирно
427
Эту знаменитую книгу можно прочитать здесь: http://www.hebrewbooks.org/14406.
Эта земля вовсе не принадлежит сынам Израиля; самый характер их пребывания в ней шаток и неустойчив. Приводимое раввином описание своего обустройства в Палестине — точный «чертеж» стандартной жизни еврея в диаспоре. Переезд в Святую землю вовсе не символизирует начало избавления, ровно наоборот: с переездом лежащее на еврее бремя становится гораздо более тяжелым, и его трепетное несение — ультимативное доказательство силы религиозной веры. «Человек, живущий в Эрец Исраэль, должен постоянно помнить другое ее название — Ханаан, указывающее на подчинение [428] … Вы удостоитесь стать пришельцами в своей земле, как говорил Давид: „Чужеземец я на земле“ (Псалмы 119: 19)» [429] .
428
Если бы слово «Ханаан» было ивритским, его действительно следовало было бы связать с корнем «» («кна»), от которого происходят такие глаголы, как «покоряться», «сдаваться», «склоняться». Таким образом, «святой Шла» выстроил оправданную, хотя и не оригинальную, метафору. — Прим. пер.
429
Там же, книга II, часть 2, на. О концепции «святого Шла» см. статью Авиэзера Равицкого (A. Ravitzki. Awe and fear of the Holy Land in Jewish thought // A. Ravitzky (ed.). The Land of Israel in Modern Jewish Thought, p. 7–9).
Примерно столетием позже пражский раввин Йонатан Эйбешиц (Eybeschutz 1690–1764), один из крупнейших талмудистов своего времени, сходным образом отмежевался от соблазна перебраться в Святую землю. Несмотря на выдвинутые против него [недругами и завистниками] обвинения в саббатианстве, Эйбешиц оставался безоговорочным сторонником галахических принципов во всем, что касается идеи избавления. Он категорически отвергал любые человеческие потуги «приблизить конец». Он твердо установил, что евреи никоим образом не хотят покончить с «изгнанием»; кроме того, прекращение «изгнания» от них совершенно не зависит. В знаменитой проповеди, произнесенной перед евреями Меца, он риторически спрашивал: «Но как я могу вернуться? Что если грех вернется вместе со мной?» [430] Святая земля предназначена лишь для евреев, не знающих мирских страстей и желаний, не способных согрешить и нарушить какую-либо заповедь. Поскольку таких евреев не существует, проживание в Святой земле не только не имеет смысла — оно несет в себе немалую опасность, как всякая попытка приблизить избавление.
430
Эйбешиц Й. Любовь Йонатана. — Гамбург: Шпиринг, 1875; глава «Экев», 726. См. также первую часть его сочинения «Медовые леса» («Сефер яарот а-дваш»), 74а (на сайте и упомянутую выше статью А. Равицкого (Ravitzki. Awe and fear…, p. 23–24).
Чрезвычайно поучительно, что главный недруг Эйбешица, высокоученый раввин Яаков Эмден (Emden), на определенном этапе обвинивший Эйбешица в тайном саббатианстве, полностью разделял его мнение в том, что касается Эрец Исраэль. Его последовательная критика всех без исключения тайных и открытых проявлений мессианства включала в себя и резкое осуждение любых попыток «приблизить конец». Эмден, пожалуй, в большей степени, нежели кто-либо иной, превратил «теорию трех клятв» в основополагающий принцип своего учения. Он резко осудил, в частности, бессмысленные и опасные действия рабби Йехуды Хасида [431] , в 1700 году добравшегося вместе со своими последователями до Иерусалима (как известно, история Хасида трактуется сионистскими историографами как начальный этап «национальной эмиграции» в Эрец Исраэль) [432] .
431
Хасид (Йехуда а-Хасид Сегал а-Леви, 1660–1700), польский еврей по рождению, находился под сильным влияниям саббатианских проповедников и, вероятно, верил во второе пришествие Саббатая Цви (в 1706 году). Собрав более тысячи сторонников, среди которых были известные саббатианцы, он совершил вместе с ними трехлетний марш в Палестину. 17 октября 1700 года Хасид (вместе со своими последователями) прибыл в Иерусалим, где он умер через несколько дней. Судьба его последователей была плачевной. Утверждается, что «многие из них вернулись в Европу и присоединились к различным саббатианским группам, некоторые даже перешли в ислам или в христианство». Тем не менее сионистские историки, в частности Бенцион Динур, считали, что поход Хасида открыл «эру реалистического возвращения в Эрец Исраэль». См., например,. — Прим. пер.
432
О хасидской эмиграции
Теологический ужас перед осквернением Святой земли, вызванный избытком связанных с присутствием в ней заповедей, был глубоко укоренен в галахическом мировоззрении вплоть до начала XX века. Некоторые авторы выражали его открыто, другие сознательно игнорировали эту тему, не желая лишний раз ее обсуждать. Третьи продолжали прославлять и восхвалять воображаемые достоинства этой земли, даже не задумываясь о практической возможности в ней обосноваться. Традиционный религиозный истеблишмент не создал никакого движения или даже концепции, предлагающих перебраться в Иерусалим, чтобы «отстроить его и отстроиться в нем».
Прежде чем перейти к обзору реакций различных раввинистических направлений на появление нового [сионистского] национального вызова, остановимся на еще одном важном голосе — голосе еврейского Просвещения, ставшем различимым в XVIII столетии. Основоположник Гаскалы — движения еврейского Просвещения — Мозес (Моше) Мендельсон (1729–1786), как известно, получил традиционное еврейское образование (в ешиве) и был выдающимся талмудистом; среди его знакомых числились и Эйбешиц, и Эмден. Однако в противоположность этим выдающимся интеллектуалам традиционного направления он сознательно вышел за рамки галахического дискурса, разработал собственное систематическое мировоззрение и стал, таким образом, первым еврейским философом Нового времени.
Мендельсона — в немалой степени — можно считать и одним из первых настоящих немцев [в современном смысле слова] [433] . В XVIII веке подавляющее большинство подданных германских князей еще не знали «высокого» немецкого языка; Мендельсон, как и некоторые другие выдающиеся интеллектуалы различного происхождения, сочинял на нем с умопомрачительной виртуозностью. Это не значит, впрочем, что он расстался со своим еврейством. Мендельсон был верующим человеком, соблюдал заповеди, демонстрировал глубокую привязанность к Святой земле и активно противился ассимиляции евреев в христианской культуре — даже в контексте равноправных симбиотических религиозных рамок. Он всю жизнь боролся за улучшение социально-экономического положения евреев, попутно пытаясь побудить их оставить добровольное культурное гетто, где они чувствовали себя защищенными от наступающей со всех сторон модернизации. С этой целью он заново перевел Ветхий Завет на высокий литературный немецкий язык (записывая немецкие слова еврейскими буквами!) и присоединил к переводу собственные философские разъяснения. Борьба за еврейское равноправие втянула его в интереснейший интеллектуальный диспут, один из последних в его жизни.
433
В отличие от швабов, саксонцев или баварцев, иными словами, носителей провинциальных идентичностей. — Прим. пер.
В 1781 году, за пять лет до смерти Мендельсона, христианский теолог Иоанн Давид Михаэлис (Michaelis) резко выступил против предоставления евреям полного гражданского равноправия. Инициированная Михаэлисом дискуссия стала первой, но далеко не последней на эту тему в Германии; напротив, такого рода стычки происходили одна за другой, занимая значительное место в высокой немецкой культуре всей первой половины XIX столетия. В подходе Михаэлиса уже хорошо просматривались черты грядущего протонационального юдофобия. Среди прочих, он выдвинул следующий аргумент [против еврейского равноправия]: на Востоке у евреев есть другая родина. Таким образом, антисемиты, проживавшие в германских государствах, были первыми, кто — задолго до появления сионистов — изобрел для евреев далекую национальную территорию. Мендельсон немедленно вступил в идейную борьбу и бесстрашно высказал собственный взгляд на поднятую проблему [434] . Поскольку подход Мендельсона к ней имеет принципиальное значение и вдобавок существенно влиял на мировоззрение еврейских верующих в ходе всего XIX столетия, приведем здесь его собственные слова — полностью:
434
То есть о родине в Палестине и возможной двойной лояльности. — Прим. пер.
«Предполагаемое возвращение в Палестину, так беспокоящее господина М[ихаэлиса], нисколько не влияет на гражданское поведение. Опыт ясно указывает, что во все времена, повсюду, где к евреям относились с терпимостью, все происходит, с одной стороны, в соответствии с природой человека, который, если он не визионер, любит место, в котором живет достойной жизнью, и если его религиозные чувства тому противятся, он обуздывает их, ограничивая синагогой и молитвами и не возвращаясь к ним более; а с другой стороны, это связано с предвидением наших мудрецов, которые часто повторяли нам в Талмуде о запрещении „приближать конец“; мало того, они запретили нам совершать любое действие, направленное на возвращение народа и его возрождение при помощи силы, без того, чтобы произошли великие чудеса, особые знаки и знамения, обещанные священными книгами. Этот запрет они выразили загадочным, но трогающим сердце образом, стихами из Песни песней [2: 7]: „Заклинаю вас…“» [435]
435
Мендельсон М. «Замечания о рассуждении рыцаря Михаэлиса», в томе «Короткие произведения о евреях и иудаизме». — Тель-Авив: Масада, 1947. — С. 174. Мне пришлось заменить термин «Эрец Исраэль», неожиданно появившийся в переводе на иврит, на «Палестина», стоящее в немецком оригинале. См.: M. Mendelssohn. Gesammelte Schriften. Т. III. — Hildeseim: Gerstenberg, 1972. — S. 366.