Кто нашел, берет себе
Шрифт:
— Что-то привлекло твое внимание?
Холли качает головой:
— Я продолжаю искать, но, думаю, это нечто другое, хотя понятия не имею, что именно. По-твоему, брат Тины тебе скажет?
Поначалу Ходжес не отвечает. Они идут по проходу, ведущему из оазиса фантазий в реальный мир.
— Билл! Земля вызывает Билла.
— Я очень на это надеюсь, — говорит он. — Для его же блага. Потому что деньги, свалившиеся с неба, почти всегда означают проблемы.
2
Тина, Барбара и мать Барбары проводят вторую половину субботы на кухне Робинсонов,
Они заканчивают готовку и пугают друг дружку перепачканными в сиропе руками, когда раздается веселый голос:
— Вы только посмотрите на всех этих женщин, что носятся по кухне! Вот это да!
Барбара разворачивается, видит брата, привалившегося к дверному косяку, и кричит:
— Джером!
Бежит к нему и прыгает. Он ловит ее, кружит по кухне, потом ставит на пол.
— Я думала, ты сегодня на балу.
Джером улыбается:
— Увы, мой фрак вернулся в прокатное ателье неношеным. После всестороннего и беспристрастного обмена мнениями мы с Присциллой решили расстаться. Это долгая история, и не очень интересная. В общем, я предпочел вернуться домой, к готовке ма.
— Не называй меня ма, — требует Таня. — Это вульгарно. — Но видно, что она очень рада приезду Джерома.
Он поворачивается к Тине, кланяется:
— Рад знакомству с вами, маленькая мэм. Любая подруга Барбары — моя подруга.
— Я Тина.
Она пытается говорить обычным голосом, но это нелегко. Джером высокий, Джером широкоплечий, Джером удивительно красивый, и Тина Зауберс мгновенно в него влюбляется. Скоро она подсчитает, сколько должно пройти лет, прежде чем он увидит в ней нечто большее, чем маленькую мэм в большущем фартуке, с перемазанными после приготовления шариков из поп-корна руками. Но пока она слишком потрясена его красотой, чтобы заниматься математикой. И тем же вечером, только позже, Барбаре не приходится прилагать особых усилий, чтобы убедить Тину рассказать ему все. Хотя под взглядом его темных глаз связный рассказ дается ей с трудом.
3
Вторая половина субботы у Пита не задалась. Если на то пошло, оказалась просто дерьмовая.
В два часа дня действующие и только что избранные члены ученических администраций трех школ округа собрались в самом большом конференц-зале пансионата «Ривер бенд», чтобы выслушать долгую и нудную речь одного из двух сенаторов штата под названием «Ученическая администрация старшей школы — ваш первый шаг в политику и на государственную службу». Сенатор в костюме-тройке, с зачесанными назад роскошными седыми волосами (Пит думает, что это «волосы злодея из мыльной оперы»), похоже, готов говорить до ужина. Если не дольше. Главная идея его речи: они — СЛЕДУЮЩЕЕ ПОКОЛЕНИЕ, и работа в ученической администрации подготовит их к решению
Пита меньше всего заботит, что в следующем сентябре он начнет исполнять обязанности вице-президента ученической администрации школы Нортфилд. Сентябрь от него так же далеко, как и Проксима Центавра с населяющими ее инопланетянами или без оных. Для него будущее ограничивается следующим понедельником, когда ему предстоит встретиться с Эндрю Холлидеем, и он всей душой сожалеет о том, что свел знакомство с этим человеком.
«Но я смогу выпутаться, — думает Пит. — Если справлюсь с нервами, то смогу». Он помнит слова, которые пожилая тетушка Джимми Голда говорит в романе «Бегун поднимает флаг».
Пит решает начать разговор с Холлидеем именно с этих слов: Говорят, полбатона лучше, чем ничего, Джимми, но в этом мире нищеты даже один ломтик лучше, чем ничего.
Пит знает, чего хочет Холлидей, и предложит больше одного ломтика, но не полбатона и определенно не целый батон. Такого просто не будет. Теперь, когда записные книжки надежно спрятаны в подвале Центра досуга на Берч-стрит, он может позволить себе торговаться, и если Холлидей хочет что-то получить, ему тоже придется торговаться.
Больше никаких ультиматумов.
Я дам вам три десятка записных книжек, продолжает Пит воображаемый разговор. В них стихотворения, эссе, девять законченных рассказов. Я даже готов разделить прибыль пополам, лишь бы отделаться от вас.
И он будет настаивать на том, чтобы получить деньги, хотя ему никогда не узнать, сколько выручит за блокноты Холлидей от своего покупателя или покупателей. Пит пришел к выводу, что его обсчитают, и обсчитают по-крупному. Но это ничего. Главное — убедить Холлидея, что он настроен серьезно, что он, по хлесткому выражению Джимми Голда, не будет ничьим гребаным днерожденным подарком. А еще важнее — не показать Холлидею, как он напуган.
Просто трясется от ужаса.
Сенатор заканчивает несколькими звонкими фразами о том, что ЖИЗНЕННО ВАЖНАЯ РАБОТА СЛЕДУЮЩЕГО ПОКОЛЕНИЯ начинается в АМЕРИКАНСКИХ СТАРШИХ КЛАССАХ, а они, избранные, должны нести дальше ФАКЕЛ ДЕМОКРАТИИ. Аплодисменты оглушительные, возможно, потому, что лекция наконец-то закончилась и они могут разойтись. Пит отчаянно хочет выбраться из конференц-зала, отправиться на долгую прогулку, чтобы еще несколько раз проверить свой план, отыскивая слабые места и подводные камни.
Но никого не отпускают. Школьная директриса, которая устроила эту бесконечную послеполуденную болтологию, выходит вперед, чтобы объявить радостную весть: сенатор согласился задержаться еще на час, чтобы ответить на их вопросы.
— Я уверена, их у вас полно, — говорит она, и жополизы и отличники, которых здесь в избытке, уже тянут руки.
Пит думает: Это дерьмо ни хрена не значит.
Он смотрит на дверь, оценивает свои шансы незаметно выскользнуть из конференц-зала и откидывается на спинку стула. Через неделю все закончится, говорит он себе.