Кто нашел, берет себе
Шрифт:
Как выяснилось, грабитель-убийца-насильник оставил сперму на трусиках пожилой дамы, и эти трусики по-прежнему лежали в хранилище полицейского управления среди многих и многих улик самых различных преступлений. Проект «Невиновность» прислал адвоката, чтобы поднять дело Чарли Роберсона. И анализ ДНК, который не проводили в те годы, когда состоялся суд над Чарли, показал, что сперма не его. Адвокат нанял частного детектива, чтобы найти свидетелей обвинения. Один, умиравший от рака печени, не только отказался от прежних показаний, но и взял
— Эй, Чарли, — зовет Моррис. — Посмотри, кто пришел.
Роберсон поворачивается, щурится, поднимается.
— Моррис? Неужели Моррис Беллами?
— Он самый.
— Чтоб мне провалиться сквозь землю!
Это вряд ли, думает Моррис, но когда Роберсон ставит аккумулятор на сиденье «харлея» и идет к нему, протянув руки, отвечает на братское объятие. Мышцы под грязной футболкой Роберсона впечатляют.
Роберсон отступает назад, демонстрирует в улыбке несколько оставшихся зубов.
— Господи Иисусе! Условно-досрочное?
— Условно-досрочное.
— Старуха убрала ногу с твоего горла.
— Да.
— Черт побери, это прекрасно! Пошли в офис и дернем по стаканчику! У меня есть бурбон.
Моррис качает головой:
— Спасибо, но крепкое мой организм не принимает. Опять же, этот тип может прийти в любое время и попросить помочиться. Этим утром я сказался больным и не пошел на работу. Так что рискованно.
— И кто твой районный инспектор?
— Макфарленд.
— Большой толстый ниггер, так?
— Он черный, да.
— Что ж, есть и похуже, но поначалу они будут пристально следить за тобой, это точно. Все равно пошли в офис. Я выпью за двоих. Ты слышал, что Дак умер?
Моррис слышал, новость пришла незадолго до заседания комиссии по условно-досрочному освобождению. Дак Дакуорт, его первый защитник, который остановил насилие однокамерника Морриса и его дружков. Моррис не особо опечалился. Люди приходили — люди уходили. Дерьмо ни хрена не значило.
Роберсон качает головой, доставая бутылку с верхней полки металлического шкафа, заполненного инструментами и запчастями.
— Какая-то опухоль в мозгу. Знаешь, как говорят: в расцвете гребаной жизни нас хватает гребаная смерть. — Он наливает бурбон в чашку с надписью «ЛУЧШИЙ В МИРЕ ОБНИМАЛЬЩИК» и поднимает ее. — За старину Дакки. — Выпивает, чмокает, вновь поднимает чашку. — И за тебя. Морри Беллами вновь на свободе, смеется и поет. Что они тебе подобрали? Возню с бумажками?
Моррис рассказывает ему о работе в ЦКИ, болтает, пока Роберсон вновь наливает себе бурбон. Моррис не завидует, что Чарли может пить в свое удовольствие — сам он слишком много лет потерял из-за спиртного, — но чувствует, что выпившего Роберсона убедить будет проще.
И решив, что время пришло, говорит:
— Ты сказал, что я могу обратиться к тебе, если мне понадобится
— Правда, правда… но я никогда не думал, что ты выйдешь. С этой фанатичкой Иисуса, которая пригвоздила тебя к стене. — Роберсон смеется, наливает себе еще.
— Мне нужен автомобиль, Чарли. На короткое время. Меньше чем на двенадцать часов.
— Когда?
— Этой ночью. Ну… вечером. Я им воспользуюсь и тут же верну.
Роберсон перестает смеяться.
— Это больший риск, чем выпивка, Моррис.
— Не для тебя. Ты на свободе со снятыми обвинениями.
— Нет, не для меня. Меня в худшем случае хлопнут по руке. Но ездить на автомобиле без прав — серьезное нарушение при условно-досрочном освобождении. Ты можешь вернуться обратно в тюрьму. Пойми меня правильно, я готов помочь, просто хочу, чтобы ты понимал, каковы ставки.
— Я понимаю.
Роберсон поднимает чашку. Пьет, обдумывая ситуацию. Моррис не хотел бы быть владельцем мотоцикла, который будет собирать Чарли после завершения их разговора.
— Тебя устроит грузовик вместо легковушки? Маленький фургон. С автоматической коробкой. На борту надпись «Цветы Джонса», но ее уже и не прочтешь. Он стоит за мастерской. Я тебе покажу, если хочешь.
Моррис хочет, и одного взгляда на черный автофургон достаточно, чтобы счесть его даром небес… при условии, что он на ходу. Роберсон заверяет Морри, что так оно и есть, пусть возраст у него почтенный.
— По пятницам я закрываю мастерскую рано, около трех. Могу залить бензин и оставить ключи под правым передним колесом.
— Идеально, — отвечает Моррис. Он может пойти в ЦКИ, сказать жирному говнюку-боссу, что у него прихватило живот, но теперь все прошло, поработать до четырех, как и полагается офисному планктону, потом вернуться сюда. — Слушай, «Сурки» сегодня играют?
— Да, принимают «Дейтонских драконов». Хочешь пойти на игру? Я могу составить тебе компанию.
— Может, в другой раз. Я думаю о том, что смогу вернуть фургон около десяти, поставить на прежнее место, а потом на автобусе вернуться в город.
— Все тот же Морри. — Роберсон крутит пальцем у виска. Его глаза уже заметно покраснели. — Всегда все продумывает заранее.
— Только не забудь положить ключи под колесо. — Меньше всего Моррису нужно, чтобы Роберсон нализался паршивого бурбона и забыл обо всем.
— Не волнуйся. Я у тебя в большом долгу, дружище. Должен тебе весь этот гребаный мир.
Сентиментальный настрой требует еще одного братского объятия, благоухающего потом, бурбоном и дешевым лосьоном после бритья. Роберсон прижимает Морриса к себе так крепко, что у того перехватывает дыхание, но в конце концов ослабляет хватку. Моррис сопровождает Чарли к мастерской, уверенный, что этим вечером — через двенадцать часов, а может, и раньше — записные книжки Ротстайна вновь вернутся к нему. При такой пьянящей перспективе кому нужен бурбон?