Кто нашел, берет себе
Шрифт:
— Почему только часть?
— У тебя на уме банки, пункты обналичивания чеков, компании, предоставляющие быстрый кредит. Может, собачьи бега и тотализаторы. Но это могут быть другие деньги. Грабитель или грабители накрыли подпольный покерный клуб или тряхнули торговца амфетамином на Эджмонт-авеню. Ограбили дом в Атланте, или Сан-Диего, или где-то посередине. Об этой краже могли даже не сообщить в полицию.
— Особенно если налоговая не имеет о них ни малейшего понятия, — кивает Холли. — Точно-точно-точно. Тогда с чем мы остаемся?
— Необходимо поговорить с Питером Зауберсом, и, честно говоря, мне просто не терпится. Я думал, что видел и знаю все, но с таким сталкиваюсь впервые.
— Ты
— Нет, пусть уедет на выходные. Успокоится, подумает. И Тина тоже. До второй половины понедельника не так уж далеко.
— А как насчет черной записной книжки, которую она видела? «Молескина»?
— Вероятно, она не имеет никакого отношения к деньгам. Может, его личный дневник «Пятьдесят оттенков развлечений», фантазии о девушке, которая сидит позади него в классе, где выполняют домашние задания.
Холли фыркает, показывая, что она об этом думает, и начинает кружить по кабинету.
— Знаешь, что не дает мне покоя? Лаг.
— Лаг?
— Деньги перестали приходить в прошлом сентябре, последние сопровождала записка с извинениями: больше не будет. Но как мы знаем, Питер начал вести себя странно только в апреле или мае этого года. Семь месяцев все идет нормально, а потом он вдруг отращивает усы и начинает проявлять беспокойство. Что случилось? Есть идеи?
Одна у Ходжеса возникает.
— Он решил, что ему опять нужны деньги, может, на обучение сестры в школе Барбары. Думал, что знает способ их добыть, но что-то пошло не так.
— Да! Я тоже об этом подумала! — Она скрещивает руки на груди, обхватив пальцами локти; этот жест самоуспокоения Ходжесу знаком. — Жаль, что Тина не видела, что в той записной книжке.
— Это интуитивная догадка, или ты следуешь какой-то логической цепочке, которую я не вижу?
— Мне бы хотелось знать, почему он стремился спрятать от нее записную книжку. — Удачно избежав ответа на вопрос Ходжеса, она направляется к двери. — Я собираюсь провести поиск по ограблениям, с две тысячи первого по две тысячи девятый. Знаю, шансы невелики, но с чего-то надо начать. А что будешь делать ты?
— Поеду домой. Подумаю. Завтра займусь автомобилями, которые забирали у должников по кредитам, и поищу этого беглеца, выпущенного под залог, Диджона Фрейзера. Наверняка он у приемной матери или у бывшей жены. Посмотрю игру «Индейцев», может, схожу в кино.
Холли широко улыбается:
— Можно мне с тобой?
— Если хочешь.
— Фильм выбираю я?
— Если только пообещаешь не затащить меня на какую-нибудь идиотскую романтическую комедию с Дженнифер Энистон.
— Дженнифер Энистон — прекрасная актриса, а ее комедийный талант сильно недооценен. Ты знаешь, что в тысяча девятьсот девяносто третьем она сыграла в самом первом «Лепреконе»?
— Холли, ты — кладезь информации, но уходишь от ответа. Пообещай, что никаких романтических комедий, а не то я пойду в кино один.
— Я уверена, мы найдем фильм, который устроит нас обоих, — говорит Холли, не встречаясь с ним взглядом. — С братом Тины все будет в порядке? Ты не думаешь, что он действительно хочет покончить с собой?
— Если судить по его действиям — нет. Он изо всех сил пытался помочь семье. Люди, которым не чуждо сочувствие, обычно не склонны к самоубийствам. Холли, тебе не кажется странным, что маленькая девочка догадалась, кто стоит за деньгами, в то время как родители вроде бы не имеют об этом ни малейшего понятия?
Свет в глазах Холли меркнет, и на мгновение она становится прежней Холли, которая проводила большую часть времени в своей комнате, невротической
— Родители могут быть очень глупыми, — отвечает она и уходит.
Что ж, думает Ходжес, твои точно были глупы, так что в этом можно с тобой согласиться.
Он подходит к окну, заложив руки за спину, смотрит на нижнюю Мальборо-стрит, где набирает силу послеобеденный трафик. Задается вопросом, а пришла ли Холли в голову вторая убедительная причина тревоги парня: грабители, спрятавшие деньги, вернулись и обнаружили, что их нет.
А потом каким-то образом выяснили, кто их взял.
22
Мастерская «Ремонт мотоциклов и двигателей по всему штату» на самом деле не может похвастаться таким охватом. Масштаб штата для нее недосягаем, как и масштаб города. Она занимает сарай из ржавых металлических листов неподалеку от стадиона Малой бейсбольной лиги, на котором проводят матчи «Сурки». Перед мастерской рядком стоят мотоциклы на продажу. Над ними на провисшем проводе лениво колышутся пластиковые вымпелы. Большинство мотоциклов, по мнению Морриса, доверия не заслуживают. Толстяк в кожаной жилетке сидит у стены сарая, промокает бумажными салфетками царапины на коже. Смотрит на Морриса и ничего не говорит. Моррис тоже молчит. Ему пришлось добираться сюда пешком от Эджмонт-авеню, больше мили под жарким утренним солнцем, потому что автобусы ходят к стадиону, только когда играют «Сурки».
Он заходит в мастерскую и видит Чарли Роберсона, который сидит на запачканном машинным маслом автомобильном сиденье перед наполовину разобранным «харлеем». Поначалу Чарли не замечает Морриса. Держит в руках аккумулятор «харлея» и внимательно его изучает. Моррис тем временем изучает Чарли. Роберсон по-прежнему крепок и мускулист, хотя ему за семьдесят. На нем футболка с отрезанными рукавами, и Моррис видит на бицепсе поблекшую тюремную татуировку: «БЕЛАЯ СИЛА НАВСЕГДА».
Роберсон отбывал в Уэйнесвилле пожизненное за то, что забил до смерти богатую пожилую даму, которая жила на Уиленд-авеню рядом с парком Брэнсона. Вроде бы она проснулась и поймала его, когда он бродил по ее дому в поисках добычи. Он также изнасиловал даму, то ли до того, как забил до смерти, то ли после, когда она умирала на полу в коридоре второго этажа. Прокурор легко доказал вину Роберсона. До ограбления его несколько раз видели в районе, его засекла камера наблюдения над воротами дома богатой пожилой дамы за день до убийства. Кроме того, он обсуждал перспективы забраться в этот конкретный дом и ограбить эту конкретную даму с несколькими своими дружками из мира отморозков, и всех прокуратура вызвала как свидетелей (грехов за ними водилось немало, и они были рады помочь). Да и за Роберсоном тянулся длинный шлейф ограблений и нападений. Присяжные вынесли вердикт: виновен; судья дал ему пожизненное без права на условно-досрочное освобождение. И Роберсон сменил ремонт мотоциклов на шитье джинсов и полировку мебели.
«Я много чего натворил, но этого не делал, — вновь и вновь говорил он Моррису. — Я собирался, я заполучил гребаный код от сигнализации, но меня опередили. Я даже знаю, кто именно, потому что эти цифры я называл только одному человеку. Кстати, из тех, кто, твою мать, свидетельствовал против меня, и если я когда-нибудь выйду отсюда, этот человек умрет. Можешь мне поверить».
Моррис не собирался верить или не верить ему — первые два года пребывания в Уэйнесвилле показали, что в тюрьме полным-полно людей, утверждающих, что они чисты, как утренняя роса, — но потом Чарли попросил его написать Барри Шеку, и Моррис согласился. Письма были его настоящей работой.