Кто ответит?
Шрифт:
Когда он протер саднящие веки, разболтанно вихлявшийся кузов машины уже скрывался за гребнем подъема.
Неподалеку нашел родник. Умылся, съел кусок хлеба, полежал на траве.
Утро постепенно набирало силу, солнце начало припекать, пора было идти. Но куда?
Он вспомнил дорожный указатель, следом - бумагу с планом, где обозначался тот же самый поселок. Задумался. Пойти разведать, что там находится? А собственно, что еще оставалось делать? В порт, теперь это ясно, не проникнешь. В город нельзя - там его ищут. Ну что же, он пойдет по маршруту, начертанному на бумажке.
Холмистым лесом он обогнул поселок. Дорога, указанная на схеме как основная, была давно заброшена: порой на нее наступали кустарник и колючая трава, иногда она ныряла в разломы выветренных скал, теряясь в них, переходя в едва приметную тропку.
Когда-то здесь шли бои. Прошло уже одиннадцать послевоенных лет, но еще не ушли в землю стреляные гильзы, дырявые каски; из-под россыпи камней он вытащил прогнивший остов автомата, сразу отбросив его в сторону. Такие находки не удивляли: снаряды, патроны, части оружия - он и другие мальчишки обнаруживали в округе частенько, относясь к ним с равнодушием, как к лому.
Валун выступил из-за поворота внезапно и массивно, как бы поджидал его. Даже и не валун - остаток скалы, разрушенной дождем и ветрами, сгладившими ее ребра, отполировавшими податливую породу, как яичную скорлупу. Но и в ней уже наметились глубокие трещины - предвестники новых разломов.
Он сверился с планом. Тот валун, определенно тот.
Обошел его, оскользая на неверной осыпи рыхловатого песка и мелких камней. Вот расселина, чертой указанная на схеме. “3 м”, конечно же, означает три метра. Он старательно отшагал их и остановился, невольно прислушавшись. Никого. Ни шороха, ни ветерка. Опустил взгляд под ноги. Неужели что-то есть там, в земле?
Вытащил штык. С силой вонзил его под корень какого-то дикого цветка. Еще раз, еще. Лезвие легко уходило вглубь, до “уса” рукоятки. Если тут что-то и было, то наверняка требовалась лопата. Он понимал это, но все же, стоя на корточках, продолжал методично и упорно, со всего размаха кромсать штыком землю.
Глухой удар. Свело соскочившие, врезавшиеся в упор пальцы.
Он вырезал кусок дерна, просунул осторожно руку в прохладу сухой почвы, обмирая в неожиданном подозрении: вдруг мина?! Аккуратно начал поддевать земляные пласты, складывая их рядом. И вскоре увидел люк. Тяжелый чугунный люк с рычагом ручки.
Собравшись с силами, отодвинул его. В лицо пахнуло колодезной застоялой прохладцей. Чернота и - уходящая вниз деревянная, в мучнистом налете плесени лесенка.
Зажег спичку, склонившись над провалом и щурясь от медленно разгоравшегося огонька. Бревенчатые стены и пол, какие-то ящики.
Робко ступил на лесенку, сошел по ней вниз.
В первом ящике хранились мины - в пушистой, как мох, ржавчине. Во втором - несколько изъеденных коррозией винтовок. Третий был набит патронами - целехонькими. Густо промасленная бумага надежно сохранила металл.
Он копался в подземелье около часа, понимая: перед ним - заброшенный партизанский тайник.
Нашел пару немецких автоматов - новеньких, в масле; пять гранат, десяток пистолетов.
Прихватив тяжелый, в жирной смазке “парабеллум”, выбрался наружу.
И словно попал в иной мир, странный своей спокойной обыденностью и отстраненностью от него - лихорадочно возбужденного, потрясенного.
Разверстый зев люка виделся преддверием некоей ирреальности, полной мрачных чудес.
Он оторопело смотрел на оружие - грозное, красивое, надежное, и его захлестнула сумасшедшая, воспаленная радость. Даже не представлялось, что те полуистлевшие металлические остовы, которые он находил раньше, могли иметь что-то общее с волшебным совершенством вороненой гладкой стали и рубчатой, твердо вжимающейся в ладонь рукоятью, заключивших в себе послушную ему мощь, право на власть и бесстрашие. Теперь он - сильнее многих и многих сильных, теперь...
Закрыв лаз, он аккуратно переложил куски дерна, плотно подогнав их один к другому. После, утрамбовав землю, придирчиво оценил: заметны ли какие-либо следы? Нет, здорово все замаскировано, надежно таятся его сокровища.
Изнеможенно, как после тяжкой работы, опустился у подножия валуна. Механически достал из кармана план-схему, поджег.
Глядел на огонь, болезненно морщась, едва не плача. Почему? Сам не знал. Лишь потом, многими годами позже, уяснил: в огне том горело прошлое. Прошлая война, память о маме, грузовая машина, солдаты, так и оставшийся неизвестным дядя Павел.
Те невыплаканные слезы запомнил он на всю жизнь.
Бумажка сгорела. Растоптав ее, он вытащил из рюкзака чистую майку и любовно протер “парабеллум”. Выгреб из куртки патроны, набив три обоймы. После кончиками пальцев ласково погладил шероховатую рукоять пистолета.
Стрельнуть бы... Хотя к чему лишний шум? Ствол к тому же надо прочистить. И сегодня же, сейчас же выбираться отсюда на материк. Там много городов, много людей, много денег. Их у него сейчас кот наплакал, но они будут.
Исподволь точивший его страх оказаться пойманным ушел. Он не боялся ничего. И вовсе не из-за того, что держал в руках оружие. Теперь у него была тайна. Своя большая тайна, которую нельзя доверить никому и с которой он будет сильнее всех!
– Я вернусь, - прошептал он скрытому в земле арсеналу, - вернусь, слышь? Вот стану взрослым, и... Ты меня подожди...
И, сжимая “парабеллум”, побрел через лес. Теперь ему была нужна железная дорога.
Из оперативных и следственных документов
... При производстве ремонтных работ в траншее теплотрассы обнаружен труп мужчины. Смерть, по заключению судебно-медицинской экспертизы, наступила около недели назад от проникающего пулевого ранения в грудь. Есть основания полагать, что время смерти совпадает с датой заполнения траншеи грунтом. Необходимость ремонтных работ была вызвана расхождением сварного шва на магистральной трубе.
Личность убитого не установлена, отпечатков пальцев в дактилоскопических картотеках не имеется. Одежда - импортного производства. В карманах обнаружены табачные крошки, совпадающие по своему составу с набивкой сигарет “Парламент” (производство США).