Кто поверит эху? - Часть 4
Шрифт:
Истэ же не дышала, пока проезжали мимо стражников, и не запомнила, что сказал им главный среди ее носильщиков. Натянуто улыбнулась, когда с беглой проверкой глянули внутрь. Ничего интересного - простой дощатый короб, грубо покрашенный, в таких ездят дочери и жены мелких чиновников или бедных торговцев.
Стража позади... можно выдохнуть.
– Стойте.
Снова остановилось дыхание.
Она почти не сомневалась, чьи люди ее задержали, хотя Энори говорил, что его нет сейчас в городе. С легким злорадством подумала - и он не всеведущ!
– еще бы ее судьба не зависела от этой ошибки.
Отчаянно размышляла, вертела кольца на пальцах; что бы такого сказать? По закону она преступница, но Тагари дал им уехать, хоть и запретив возвращаться. Лишь бы увидеть его, она сумеет уговорить. Про ее встречи с другими узнают наверняка, но тут ответ легкий: искала способ.
Простые деревянные заборы сменились нарядными крашеными, затем начались каменные ограждения, сухие плети дикого винограда, вьюнок и плющ обвивали их, мрачно зеленели туя и можжевельник. Добрались до богатых кварталов. Тут возникла небольшая заминка в пути: на одной из небольших площадей собрался народ. Ритмичный металлический звон, рокот небольших барабанчиков, голоса. Истэ невольно выглянула в окно. Так и есть, представление. Верно, какая-то модная сейчас труппа, из дорогих - простонародье сюда не впустят, для них площадки попроще.
Девочки-танцовщицы, видно, еще ученицы, кружились, и с ними кружились розово-алые юбки, на снегу - как цветы. И такие же уязвимые артистки были с виду, легко одетые, но, похоже не мерзли. Блестящие ножи с алыми кистями на рукояти взлетали слаженно, звенели бубенчики. Зрители были довольны, и сидевшие сбоку две женщины в черном и красном - наставницы, видимо - тоже кивали одобрительно.
Танцовщицы порхали, будто не люди - куклы на ниточках, которым не обязательно стоять на земле. Истэ на миг ощутила и себя такой куклой, даже заболело запястье, словно врезалась в него нитка или веревка. Откинулась внутрь носилок, но слышала музыку все время, пока огибали площадку.
Девочки танцевали.
Высокий человек с неприятным рябым лицом помог ей выбраться наружу, провел по ступеням в полузабытый дом-ракушку. Плечом ощущала незримое присутствие стража. Малиновая повязка на голове, знак - рысь... Так и не научилась считать его своим, и, выходит, правильно.
На щеках ее и на лбу кожу стянуло - обветрела в дороге. Лишь бы не покраснела, несмотря на осветляющие притирания. Решит еще, что кровь бросилась в лицо от стыда или страха.
Провожатый мельком глянул на нее и велел глубже надвинуть капюшон, она поколебалась, но исполнила.
Дверь отворил смутно знакомый мужчина... эти совиные глаза, рыжеватые волосы... напряглась, но он смотрел равнодушно, и равнодушие это не казалось деланным.
Встречные слуги слегка кланялись Истэ, как незнакомой гостье, чье положение непонятно. Да, ее здесь не признали... может и к лучшему.
Еще одна встреча, опять с человеком, которого рада бы вовсе не видеть. Знала - он не любит ее, никогда ей не доверял. Даже на свадьбе брата смотрел на невесту так, словно хотел вмешаться и немедленно прекратить обряд. Совсем молодой был тогда, а глаза уже ледяные.
Если бы он не уехал, остался в Хинаи, вряд ли Истэ удался бы побег. Почему-то кажется, ни до какого побега просто бы не дошло, он бы избавился от жены старшего брата раньше. Нет, не обязательно убивать, но можно так опозорить, что в самой захудалой хижине не позволят ступить на порог. Он бы нашел, как, и был бы этому рад.
Вдохнула глубже, задержала дыхание - издевка судьбы, в этом доме пахнет полынью и чабрецом, волей и ее, Истэ, юностью - выросла в загородном поместье...
...А может, она все это придумала - после того, как ее предал воспитанник, как повинуясь непонятному зову она вернулась на родину и оказалась в ловушке. Теперь вот смотрит в это ледяное лицо, полное ненависти, и кажется - так было всегда.
А Энори иначе смотрел, ему-то с чего ненавидеть Истэ...
Воистину, в эту поездку ей выпало не только вспоминать старое, но и удивляться новому. Сперва Энори, теперь вот Кэраи. В отличие от лесного найденыша, он изменился не так уж сильно, но словно всю душу выстудили у него зимние ветры. А ее страх понемногу сменялся злостью. Наваждение сюда привело, что же себя обманывать, - злая чужая сила; но теперь она просто обязана победить. Теряться нельзя, и нельзя быть робкой. Ради своих дочерей. Если погибнет мать, их в лучшем случае - если весьма повезет - ждет судьба тех танцовщиц.
А Кэраи хорошо устроился, ей самой в прежние годы дом-ракушка нравился куда больше неуклюжего, массивного родового гнезда Таэна. Преувеличенно-напоказ осмотрелась, лишь бы не встречаться взглядом с хозяином. Неторопливо повернулась к окну, держась прямо - он не должен заметить ее страх. Запоздало сообразила - решит, что она лжет и прячет глаза, тогда посмотрела прямо на него с холодной улыбкой - дружелюбию все равно не поверит. Провела пальцем по головкам цветов - высокий букет из неизвестных ей бессмертников был сухим, ничем не пах.
– Все такая же щеголиха, - сказал Кэраи, и ей почудилась насмешка в голосе. Поняла, убрала руку быстрее, чем успела подумать. Заметил дешевые кольца... Но что делать, если без них руки кажутся неухоженными, а те немногие дорогие, что были, не стоило брать в дальний путь?
– Зачем ты приехала?
– К сыну. И не поднимай бровь, я все-таки мать.
Он может знать и про моих дочерей, подумала запоздало. Тогда все погибло, я буду воском в его руках.
– Отойди от окна и сядь, - велел он.
– Боишься, нарушу порядок в твоей комнате? Сразу видно, тут мало жизни. В снежном сугробе и то уютней. Будь у тебя дети...
Она играла с огнем, но он не отозвался никак: то ли про девочек не знал, то ли решил ударить внезапно.
Ожидаемые вопросы Кэраи, с кем она уже виделась, показались Истэ заданными лишь для вида - через своих людей он явно рассчитывал все разузнать быстрее. А вот кто помог ей устроиться и где, интересовало всерьез, и это уже было страшно. Уверенность, едва ли не надменность вновь показалась лучшей защитой: