Кто сказал: "Война"?
Шрифт:
— Славнейший Озавир, я не ослышался, ты хочешь вернуть в Орбин общедоступную магическую практику?
Казалось, он должен смутиться или испугаться, что сказал лишнего. Но нет, вещатель остался спокоен, словно ничего не произошло.
— Что ты, Айсин! Вспомни детские игры: это ты любил подбить приятелей на что-нибудь особенное, вроде прыжков с моста зимой или прогулок по крыше семинарии. Я никогда не был способен на такие подвиги. Зато хорошо умел выпросить у трактирщика кружку-другую ночной невесты, когда вы начинали харкать
— Нет, Оз, не забыл, — почему-то стало стыдно, как будто он только что планировал предать друга, хотя никогда они не были настоящими друзьями.
— Видишь, я не касаюсь магии. Во всяком случае, делаю это куда реже, чем многие в Форуме.
Расплывчатые намеки Геленна и этот разговор давили, словно каменные глыбы. Как ему понять, что правильно для Орбина и для него самого, для его чести и совести? Хватит ли решимости действовать, когда, наконец, поймет?
Однако кое-что он должен был сделать уже сейчас.
— Оз, я понимаю, ты борешься за то, во что веришь. Но прими совет: отошли семью из Орбина. Ты не только славнейших дразнишь, ты покушаешься на богоизбранность орбинитов, на нашу извечную исключительность. В Форуме у тебя есть сторонники, но если они поверят, что ты призываешь отказаться от статуса вершителей — отступятся… да и зачем я тебя учу? Просто отправь жену и детей подальше.
Айсинар еще говорил, но уже видел: вещатель не послушает. Так и вышло.
— Отослать семью, значит, сдаться. Этого не будет, — ответил он. — Мой предок был одним из тех пяти, кто удержал звезду покаяния над Орбином, когда земля плавилась под ногами и небо рушилось на головы. Они умерли, но не ушли — и город выжил. Неужели ты думаешь, я сбегу, предам их память, их дело?
Потом он поднялся и на прощание добавил:
— Ты не о том печешься. Позаботься лучше, чтобы мальчишка Вейз, великолепный боец арены, не стал воином. Он для тебя важен, так?
— А тебе-то что за дело?
— Обычное. У меня тоже есть сын, которому, если что, захочется воевать.
Когда вещатель ушел, Айсинар еще посидел на ступенях, пытаясь все же решить, что ему делать. Но решение не приходило. Тогда он подумал, что для начала стоит забрать у мастера Лерта кинжал-мечелом.
Кинжал был великолепен: сталь, позолота, голубой шелк… он походил на того, для кого был сделан — на Гайяри Вейза. Так же сильно, как сам Гайяри — на знамя Орбина. Дарить его теперь, после разговора с вещателем, было неуместно. Только последний глупец мог бы поверить, что благосклонность молодого Вейза ничего не стоит. С другой стороны, подарок — это ведь еще не требование благосклонности? Напротив, это лишь его, Айсинара, внимание. До конца игр Гайяри осталось шесть поединков, хорошее оружие пригодилось бы. И… о, Творящие! Конечно, он не невольник арены и не какой-нибудь босяк — сам может заказать кинжал, но ведь так хочется позаботиться. Хочется, чтобы он запомнил.
Легкий порыв ветра приподнял полог паланкина. Айсинар невольно повернулся и выглянул на улицу. На удачу или нет, но первый, кого он там увидел, был именно Гайяри Вейз.
— Стой, — скомандовал Айсинар носильщикам раньше, чем сам решил, что будет делать.
Гайяри сидел на краю чаши малого фонтана, подставив под струю раскрытую ладонь и улыбался. Не так, как на арене, совсем не так: тихо, задумчиво, даже немного печально.
Другой семинарист подошел к нему сзади, слегка ударил по плечу.
— Ты идешь?
— На урок оружного боя? — он ухмыльнулся. — Чего я там не видел?
— Ну, как знаешь…
Вскоре молодежь разошлась на занятия, Гайяри остался один. Он ничего не делал — просто сидел и играл с водой. Мальчишка…
Айсинар так устал от политических интриг и ответственности за все на свете, что даже не подумал: его демон арены всего лишь семнадцатилетний мальчишка-семинарист, почти ребенок. Вот он, чистый, светлый, весь как на ладони — в каких хитростях, в каких заговорах его можно заподозрить?
В бездну! Как вообще может править страной, тот, кого способен смутить семнадцатилетний сопляк? Он хочет покорить этого мальчишку, и если мальчишка так дерзок, что сам лезет на рожон, то так тому и быть. Айсинар откинул полог и, не дожидаясь, пока паланкин опустят, спрыгнул на мостовую.
— Гайяри!
Юноша отвлекся от фонтана и своих мыслей, посмотрел по сторонам и, узнав его, поднялся навстречу.
— Славнейший? Доброго дня.
— Прошу тебя, подойди.
И, когда юноша подошел, он показал кинжал.
— В прошлый раз ты сказал, что тебе нужен новый мечелом, а Ферен Лерт по случаю мой старинный друг. Вот я и решил заказать для тебя эту вещицу. Посмотри, подойдет?
— Это мне?!
Гайяри восхищенно уставился на кинжал, потом схватил его в руки и чуть не запрыгал от радости. Он вертел обновку так и этак, перебрасывал из ладони в ладонь, потом начал носиться по площади, изображая блоки и выпады. А Айсинар смотрел и видел перед собой ребенка, получившего долгожданную игрушку, этот ребенок был мил и нежен, но совсем не походил на забрызганного кровью демона, взмокшего от пота, припорошенного песком арены, в глазах которого бесновалось всетворящее пламя. Ребенка он не хотел. Это сразу успокоило.
Наконец юный Вейз наигрался и снова вернулся к Айсинару. Совершенно серьезный — ни следа веселья или детской восторженности. Как же быстро он умел меняться!
— Благодарю тебя, славнейший избранник Форума, — сказал и низко поклонился. — Очень дорогой подарок, за такой отдариваться нужно. Чего бы тебе хотелось?
Хотелось? Смотря кто об этом спрашивает: мальчик-семинарист или боец, не знающий страха победитель.
— Мне нравится, как ты сражаешься. Не лишай меня этой радости.