Кто-то вроде тебя
Шрифт:
– Ну, - медленно сказала она, убирая волосы в хвост, - может, ты ему понравилась.
– Ой, да перестань, - мое лицо немедленно запылало.
– Никогда не знаешь наверняка. И тебе следует перестать думать, что это так невероятно.
Зазвенел звонок, и я допила колу, бросила банку в урну позади меня.
– Третий урок.
– Бр-р. Океанография, - она надела рюкзак. – А у тебя?
– У меня… - начала было я, но кто-то постучал по моему плечу. Я обернулась, но рядом никого не было – классическая обманка. Повернувшись к Скарлетт, я увидела Мэйкона, бодро направлявшегося в сторону спортзала.
– Пошли, - крикнул он, оборачиваясь, - ты же не хочешь опоздать
– … физкультура, - смущенно закончила я. – Мне лучше идти.
Скарлетт молча посмотрела на меня, покачав головой, словно она уже знала что-то, что пока было недоступно мне.
– Смотри в оба, - посоветовала она тихо.
– Почему? – не поняла я.
– Ты знаешь, - отозвалась подруга, и ее лицо вдруг стало таким грустным, затем она выдавила улыбку и сделала пару шагов по направлению к зданию школы. – Ну, мячи и все такое.
– Хорошо, - согласилась я. Подруга смотрела на что-то за моей спиной, будто ей вдруг пришло какое-то видение, и избегала моего взгляда. Может быть, дело было в Мэйконе – он так напоминал ей о… обо всем. – Буду осторожна.
Она помахала мне и пошла к корпусу, где были научные классы, а я повернулась в другую сторону, где находился спортзал. Открыв дверь, я вдохнула типичный спортивный запах –смесь пота, резиновых мечей и дезодоранта. Мэйкон Фокнер ждал меня? Возможно.
Но, как бы то ни было, сорок пять минут физкультуры стали теперь самыми важными в моей жизни. Невзирая на болезнь, национальное бедствие или даже смерть я была обязана появиться на третьем уроке в белых носках и синих шортах, ни в коем случае не опаздывая.
Мэйкон частенько прогуливал, и в эти дни мне было грустно, не было никакого запала ловить мяч или бежать кросс, я просто поглядывала на часы. Но если он появлялся, уроки физкультуры становились лучшей частью школьного дня.
Конечно же, я прикидывалась, что ненавижу этот предмет, потому что, действительно, это было хуже, чем тусоваться с кучкой ботаников в этой дурацкой группе. Но я была единственной из девчонок, кто в раздевалке не жаловался громким голосом, пока мы все переодевались, собираясь на волейбол. Моя задача состояла в том, чтобы выйти из раздевалки и независимо пройти мимо Мэйкона, прикидываясь, что я еще не вполне проснулась и не замечаю, что он стоит у фонтанчика с питьевой водой, уже надев свою форму, но проигнорировав носки (он никогда не надевал их, за что каждый раз получал минус на уроке). Я садилась где-нибудь в футе от него, наконец, «замечала» и махала рукой, а затем притворялась, что совершенно не жду, что он преодолеет этот фут между нами. Между тем, он делал это всегда. Всегда. И те несколько минут, пока тренер Ван Лик листает свой журнал и разбирается с планшетом, были лучшей частью моего дня. В них обычно входило (с небольшими вариациями) нечто подобное:
Мэйкон: Как дела?
Я: Сил просто нет.
Мэйкон: Понимаю. Я гулял вчера вечером.
Я (как будто всегда гуляла по вечерам в будни, как и он): И я. А ты опять не надел носки сегодня?
Мэйкон: Да забыл про них.
Я: Ты так физкультуру завалишь, ты в курсе?
Мэйкон: Нет, если ты купишь мне носки.
Я (саркастически смеясь): Ага, точно.
Мэйкон: Ну, тогда это будет на твоей совести.
Я: Заткнись.
Мэйкон: Готова к волейболу?
Я (как будто готова): Конечно. И да, я собираюсь побить тебя сегодня.
Мэйкон (со смехом): Ладно. Я понял. Посмотрим.
Я: Ладно, посмотрим.
Я жила ради этого.
Мэйкон ходил в школу не для того, чтобы Получить Образование или Подготовиться к Колледжу. Для него это было необходимым злом, становившемся более-менее сносным благодаря фаст-фуду и возможностям
– Фокнер, - ворчал тренер, когда Мэйкон появлялся через десять минут после звонка, без носков и с наполовину съеденным крекером во рту, - надеюсь, у тебя есть документ.
– Безусловно, - весело отвечал тот, протягивая учителю сложенный вдвое листок. Мы все внимательно наблюдали за тем, как тренер Ван Лик изучает его. Мэйкон же в это самое время был настолько спокойным, насколько только мог быть. Он пропускал уроки или опаздывал на них, но с легкостью мог подделать абсолютно любую подпись. Это был просто его дар.
– Все дело в руках, - сказал он как-то раз после того, как предоставил справку от врача, с подписью терапевта и собственной матери. Я все ждала, когда же он попадется, но этого никогда не происходило. У него не было и комендантского часа, а все, что я знала о его матери – это то, то она не считала какое-либо установленное время необходимым для воспитания. Я не знала также и где он жил. Мэйкон был другим, и, когда я была рядом с ним, я тоже становилась другой, и мне было легко вести себя так же бесстрашно, как и он. Он рассказывал мне о вечеринках, на которые заявлялись копы, или о дорожных происшествиях, в которые он попадал прямо посреди ночи, или о том, что иногда брал машину и ехал, куда глаза глядят, просто потому, что ему хотелось. По понедельникам он приходил в школу с совершенно безумными историями, футболками с музыкальных фестивалей, о которых я никогда не слышала, на его руках были штампики то одного клуба, то другого. Он называл имена и места, которые были мне неизвестны, но я всегда кивала, запоминая, а потом пересказывая все это Скарлетт, словно я и сама знала этих людей и была в этих местах. Что-то в нем было такое, в его легкой походке и озорной улыбке, в его секретах и загадках, что притягивало меня, и мне нравилось чувствовать себя частью его историй.
Моя подруга, конечно же, все время качала головой, слушая мои возбужденные рассказы, и улыбалась, пока я описывала ей все малейшие детали вечеринок или передавала наши волейбольные диалоги. Она сидела возле меня, не говоря ни слова, когда за ланчем я оглядывалась по сторонам, но Мэйкон никогда к нам не присоединялся. Тогда я принималась за еду, а поднимая голову, иногда натыкалась на ее грустный взгляд, словно за моей спиной вдруг материализовался Майкл Шервуд, вырвавшись из ее памяти, где она заперла и его, и воспоминания о начале лета.
Тем временем на протяжении всего сентября жизнь продолжалась. Папина программа на радио на волне Т104 подверглась тщательному анализу и поменяла формат, внезапно став Программой, Которую Можно Слушать. По утрам я слышала папин голос, доносившийся буквально из каждой машины на парковке, или у светофора, или на заправке, где мы со Скарлетт иногда останавливались по дороге в школу, чтобы наполнить бак или купить колу. Папа шутил, принимал звонки от слушателей и ставил разную музыку, которая постепенно становилась саундтреком к каждому моему движению. На стене торгового центра висел большой плакат: «Слушайте Брайана по утрам! Он лучше, чем «Wheaties»!» (* марка хлопьев в США). Папа находил это невероятно смешным, даже более забавным, чем «Район монстров», и мама только закатывала глаза, когда он в очередной раз выбирал длинный путь к нашему дому, чтобы проехать мимо этого плаката.