Кто убийца?
Шрифт:
– Я нашел только одно это письмо, — пояснил он, — оно было в кармане платья, которое миссис Бельден надевала вчера; другого письма я не разыскал, но думаю, что этого будет вполне достаточно.
Я взял послание — из двух полученных накануне миссис Бельден на почте это оказалось тем, которое было поменьше; другого пакета, большей величины, не было. Содержание записки было следующее:
«Милый мой друг! Я нахожусь в ужасном положении. Сообщаю вам об этом, так как знаю, что вы любите меня. О подробностях писать не могу, но у меня к вам большая просьба. Уничтожьте сегодня
Письмо было адресовано миссис Бельден, и на нем не было ни подписи, ни числа, но послано оно было из Нью-Йорка. Я хорошо знал этот почерк: письмо было от Мэри Левенворт.
– Весьма подозрительная записка, — заметил многозначительно сыщик, — она компрометирует как пославшую ее, так и ту, которой она адресована.
– Да, это в высшей степени важная улика, — признал я. — Но, к счастью, я совершенно случайно узнал, что содержание письма относится не к Джен, как вы думаете, а к документам, которые были доверены на хранение миссис Бельден.
– Вы в этом уверены?
– Совершенно. Но об этом мы поговорим позже, а теперь надо послать скорее телеграмму и дать знать следователю.
– Как прикажете, — с этими словами он поспешно выбежал из дому.
Я нашел миссис Бельден внизу в коридоре: она ходила взад-вперед, жаловалась на ужасное положение, в котором оказалась, и горевала о том, что теперь ей нельзя будет показаться на глаза викарию и соседям. Мне с большим трудом удалось ее успокоить. Я заставил почтенную вдову сесть и внимательно выслушать меня.
– Вы только вредите себе, так безудержно предаваясь отчаянию, — сказал я, — вам необходимо собраться с силами, чтобы мужественно перенести все, что вам еще сегодня предстоит.
Затем я спросил, нет ли у нее каких-нибудь родных или знакомых, которые могли бы поддержать ее в столь тяжелую минуту. К моему удивлению, на этот вопрос она ответила отрицательно.
– У меня есть соседи и добрые знакомые, — сказала женщина, — но нет никого, кому я могла бы довериться в этом затруднительном положении, и все надежды я возлагаю только на вас.
Невольно я был тронут таким доверием и ответил, что готов сделать для нее все, что будет в моих силах, но, прежде всего, она должна быть со мной предельно откровенной. Я испытал большое облегчение, когда она объявила, что готова немедленно рассказать мне все.
– Довольно с меня всех этих тайн, — проговорила бедняжка. — У меня теперь такое чувство, будто я должна рассказать всему миру, что именно я сделала для Мэри Левенворт. Но прежде всего скажите, ради бога, в каком положении находятся обе девушки? Я не смела расспрашивать кого-либо о них или писать им: в газетах много говорят об Элеоноре, но вовсе не упоминается о Мэри, а между тем именно Мэри пишет, что ей угрожает опасность, если станут известны некоторые факты из ее жизни. Так где же правда?
– Миссис Бельден, — проговорил я, — Элеонора оттого попала в столь ужасное положение, что не хотела сказать всего, что знала. Что касается Мэри… Впрочем, я не могу о ней говорить, пока вы не откроете всего, что знаете. Положение обеих барышень настолько запутанно и сложно, что я вряд ли сумел бы вам это растолковать. От вас же мы хотим узнать, каким образом вы оказались замешанной в эту темную историю, какое участие принимала Джен во всем этом деле и почему она убежала из Нью-Йорка и спряталась здесь, у вас.
– Вы, может быть, мне не поверите, — воскликнула миссис Бельден, ломая руки, — но, право же, мне неизвестно даже, знала ли Джен что-нибудь об этом убийстве. Она мне ничего не рассказывала, а я ее ни о чем не расспрашивала. Она сказала только, что мисс Левенворт хочет, чтобы она на время укрылась у меня, а поскольку я очень люблю Мэри, то исполнила ее просьбу и…
– Неужели вы хотите сказать, что, несмотря на таинственность, окружающую это убийство, вы приняли и спрятали у себя Джен только потому, что вас об этом просила Мэри Левенворт, что вы даже не знаете, какое участие она принимала в этом деле, и не спрашивали ее ни о чем?
– Да, все так и было, хотя вы этому, может быть, и не поверите. Я думала, что, если Мэри посылает сюда девушку, значит, у нее есть свои причины поступать так, а не иначе, и… и… я даже не сумею вам объяснить теперь этого, после того как дело приняло такой оборот.
– Да, это было странно с вашей стороны. Неужели вы всегда так слепо подчинялись распоряжениям Мэри Левенворт?
– Дело в том, — со стоном ответила несчастная, — что я всегда благоговела перед мисс Левенворт и объяснила себе все по-своему. Я думала, что, по неизвестной мне случайности она связана какими-то узами с преступником, совершившим это гнусное преступление, а потому считала, что лучше не расспрашивать ни о чем и делать как мне велят, в надежде на то, что все уладится. Я слушалась в данном деле не своего рассудка, а только своего сердца. Если меня просит о чем-нибудь особа, которую я люблю, то я уже ни в чем не могу ей отказать.
– И вы любите Мэри Левенворт, хотя и допускаете мысль, что она способна на такое преступление?
– Я не считаю ее убийцей, я только предполагаю, что она случайно замешана в это дело.
– Миссис Бельден, что вы знаете о Мэри такого, что могло бы дать повод к подобным предположениям?
Бледное до этих пор лицо хозяйки дома вдруг залилось ярким румянцем.
– Я не знаю, что мне ответить на это, — ответила она, — это длинная история.
– Это ничего, расскажите мне все.
– Дело в том, что Мэри находилась в отчаянном положении, из которого ее могла выручить только смерть дяди.
– Что это означает?
Но здесь разговор наш был прерван шагами на террасе: вернулся мой помощник. Я оставил на время миссис Бельден и вышел к нему.
– Что же, — спросил я, — вы не нашли следователя? Его не было дома?
– Нет, он уехал: какой-то несчастный случай за десять миль отсюда заставил его отлучиться. — При этом молодой человек многозначительно подмигнул и прибавил: — Пройдет наверняка немало времени, пока он вернется.