Кто убийца?
Шрифт:
– Еще одно, — сказал я, — разве не могло быть, что Джен нашла этот лист бумаги и обрезала его, сама не подозревая, какое это может иметь значение?
– Вот это мы сейчас и узнаем, — сказал Грайс.
Миссис Бельден сидела у себя в комнате, взволнованная и заплаканная, когда я сообщил, что мистер Грайс хочет говорить с ней. Она быстро поднялась с места и последовала за мной. Сыщик, совершенно переменив манеру поведения, оказался в высшей степени внимательным и любезным по отношению к вдове, так что она невольно преисполнилась доверия к нему.
– Так, значит, вы та самая дама,
– Мне положительно кажется, что я уже здесь не хозяйка, — грустно заметила миссис Бельден. — Я здесь точно в тюрьме, говорю или молчу по приказанию посторонних лиц — и все из-за того несчастного существа, которое я приютила у себя из жалости.
– Да, к сожалению, это так, — согласился Грайс, — но, надеюсь, мы все расставим по местам и это злосчастное самоубийство будет разъяснено самым естественным образом. Ведь у вас в доме не имеется яда?
– Нет, сударь.
– И эта девушка ни разу не выходила из дома за все это время?
– Она ни шагу не делала из дома.
– И никто к ней не приходил?
– Никто.
– Так что даже при всем желании она не могла раздобыть себе яду?
– Положительно, это было невозможно.
– Если только она не принесла его с собой?
– Вряд ли она могла это сделать. Вещей у нее с собой не было, а карманы платья я осмотрела.
– Что вы там нашли?
– У нее были бумажные деньги на большую сумму, так что это невольно заставляло задуматься, несколько мелких монет и обычный носовой платок.
– Значит, девушка не могла умереть от яда, раз его не было в доме, — произнес Грайс так убежденно, что вдова растерялась.
– Я уже говорила это мистеру Рэймонду, — произнесла она, с торжеством взглянув на меня.
– По всей вероятности, она умерла от паралича сердца, — продолжал сыщик, — вы, кажется, говорили, что она вчера еще была совершенно здорова?
– Конечно, по крайней мере так мне показалось.
– И она была постоянно в хорошем расположении духа?
– Да, все время.
– Это, однако, очень странно, — заметил Грайс, подмигивая мне, — я этого не могу понять, ведь она должна была очень беспокоиться о тех, кого оставила в городе.
– Да, я тоже так думала, — сказала миссис Бельден, — но она, по-видимому, вовсе о них не думала.
– Как?! — воскликнул изумленно сыщик. — Она не беспокоилась даже о мисс Элеоноре? Может быть, она не знала, в каком положении та находится?
– Она это знала, ведь я сама рассказывала ей. Я всегда считала Элеонору выше каких-либо подозрений, и меня очень удивляло то, что о ней писали в газетах. Поэтому я отправилась к Джен и прочитала ей все, что говорилось об Элеоноре, причем зорко следила за выражением ее лица.
– Как же она отнеслась к этому?
– Этого я не могу сказать. Она сделала вид, будто ровно ничего не понимает, и просила меня не говорить с ней больше об этом убийстве.
– Когда это было?
– Недели три назад.
– И с тех пор разговор этот не возобновлялся?
– Ни разу.
– Значит, она даже не спрашивала, каковы дела Элеоноры, ее госпожи?
– Нет, никогда.
– Может быть, вы заметили, что ее мучили угрызения совести или страх?
– Наоборот, мне казалось, что она вполне весела, будто скрывает что-то очень для нее приятное.
– Однако это весьма странно, — сказал Грайс задумчиво, — этого я совершенно не могу объяснить.
– Я тоже. Сначала я решила было, что она настолько глупа и ограниченна, что даже не понимает всей величины несчастья, обрушившегося на ее господ. Но потом, узнав эту девушку поближе, переменила свое мнение о ней. Я пришла к тому убеждению, что она готовится к какой-то большой перемене в жизни, которая предстоит ей в ближайшем будущем. Так, однажды она спросила меня, как я думаю, может ли она выучиться играть на рояле. В конце концов я вывела из всего этого заключение, что ей обещано много денег, если она сохранит тайну и не выдаст ее никому, и это казалось ей настолько заманчивым, что она не брала в расчет темную сторону этого дела. Только так я могла объяснить ее страстное желание восполнить недостаток образования, а также ту радостную улыбку, которая изредка скользила по ее лицу, когда она думала, что за ней не наблюдают. Это-то и заставило меня так удивиться при известии о ее смерти. Я положительно не могла себе представить, что это здоровое, жизнерадостное создание покончит с жизнью. Но…
– Подождите минуту, — прервал ее сыщик, — вы, кажется, говорили, что она начала учиться писать и читать, не так ли?
– Да, она хотела, собственно говоря, усовершенствоваться в этом, поскольку уже умела читать печатные буквы и писать какие-то каракули, когда пришла ко мне в дом.
Грайс так ущипнул меня за руку, что я чуть не вскрикнул.
– Когда она пришла в дом? Но, значит, Джен в этом отношении пошла дальше уже с вашей помощью? Вы ее учили читать и писать?
– Да, она списывала у меня прописи и…
– Нет ли у вас каких-нибудь образчиков того, что она здесь писала? — полюбопытствовал Грайс. — Мне хотелось бы взглянуть на ее упражнения.
– Право, не знаю, смогу ли найти их, — я обыкновенно тотчас же их уничтожала, поскольку не люблю, чтобы подобные вещи валялись по комнатам. Впрочем, пойду поищу.
– Пожалуйста, — проговорил Грайс, — я пойду с вами наверх: мне бы хотелось взглянуть на нее.
Не обращая внимания на свои больные ноги, он встал и приготовился следовать за хозяйкой дома. Проходя мимо меня, он шепнул: «Дело становится очень интересным». Прошло десять минут, которые показались мне целой вечностью; наконец оба они вернулись с целой кипой бумаг.
– Это все, что мы нашли в доме, мы подбирали решительно каждый клочок бумаги. Взгляните-ка. — С этими словами Грайс подал мне листок бумаги, на котором были написаны прописные истины: «Красота увядает скоро», «Дурной пример заразителен» и т. д. И затем эти же прописи были списаны уже другим почерком. — Как вы это находите? — поинтересовался он.
– По-моему, написано очень четко и красиво.
– Вот это последнее упражнение, написанное рукой Джен. Не правда ли, оно очень мало походит на те каракули, которые мы видели в письме, найденном наверху?