Кто вы, юкагиры
Шрифт:
Судя по материалам доктора Е. А. Дубровина, хранящимся в Якутском филиале Сибирского отделения Академии наук, «страшная эпидемия оспы» разразилась в 50-е годы XIX в. на огромном пространстве от Олеиека до Индигирки. В 1884 г. эпидемия «черной оспы» охватила низовья Индигирки. Бежавшие с Индигирки чукчи-оленеводы занесли болезнь на Колыму. Эта эпидемия почти вдвое сократила численность некоторых юкагирских родов. В 1-м Смоленском роде от оспы погибло 33 человека из 70.
Эпидемия оспы, прокатившаяся по Колымскому округу зимой 1889 г., унесла 10,5 тыс. человек. Согласно преданию, юкагиры 2-го Алазейского рода, испытывавшие нужду в табаке, подкочевали к русскому селению на Алазее. Русские прокричали им об оспе, советуя уезжать, но юкагирам хотелось
Другой эпидемической болезнью, поражавшей юкагиров, была корь, которую русские на Колыме называли «красной оспой». «Периоды появления кори таковы, что одно поколение бывает свидетелем двух эпидемий», — отмечал Аргентов{41}. Известны две крупные эпидемии кори — 1852 и 1901 гг. Во время эпидемии 1852 г. на Колыме переболело 3620 человек.
В XIX в. юкагиры познакомились с другой дотоле неведомой им болезнью — гриппом, «гнилой горячкой» по терминологии колымчан. В 1826–1827 гг. от «гнилой горячки» погибло 48 юкагиров и русских старожилов. Эпидемия «колотья и горячки» 1881–1883 гг. на Анадыре унесла около 150 жизней.
Узнали юкагиры и венерические заболевания, в том числе сифилис, который считали «дурной болезнью».
О «любострастной болезни» на северо-востоке Якутии сообщал еще Ф. П. Врангель. Болезнь, по его словам, производила там «весьма губительные опустошения». Спутник Врангеля, доктор А.-Э. Кибер, видел на Малом Анюе юкагиров, у которых «следы человеческого образа исчезли, так что даже невозможно было различить с достоверностью место отделившихся частей, как-то: носа, глаз и проч.»{42}.
Врач Неаполимовский, командированный в Колымский округ в 1847 г., обследовал до 70 человек омолонских юкагиров и обнаружил среди них 17 человек больных сифилисом.
Сифилис встречался у омолонских юкагиров и четыре десятилетия спустя, когда их посетил фельетонист «Русских ведомостей» Динео, совершавший путешествие по северо-востоку Сибири.
В. И. Иохельсон полагал, что наследственный сифилис являлся причиной бесплодных браков, распространенных у верхнеколымских юкагиров.
Бытовала в Колымском крае и проказа. Ее впервые там выявил и описал в 1821 г. А.-Э. Кибер.
Слово «проказа» звучало для больного как приговор: он «лишался всякой человеческой помощи, был удаляем в пустынные места и бросался в жертву стуже, голоду и лютой… болезни. Инородцы так боялись оподозренных [в проказе], что за версту и более страшились подходить к тому месту, где жили больные, и скудную пищу оставляли в известных местах»{43}.
Юкагиры умирали не только от оспы, кори, гриппа, сифилиса и других болезней. Священник Нижнеколымской церкви в конце XIX — начале XX в. перечислял и иные причины смерти юкагиров: «от внутренней боли», «от воспаления», «от родимца», «от кашля», «от родов». Нередко юкагиры умирали «безвестно»…
Проживший несколько лет в Колымском округе политический ссыльный С. И. Мицкевич, работавший врачом, нашел среди верхнеколымских юкагиров несколько туберкулезных, много слепых от трахомы. Врач отметил малую плодовитость женщин и большую детскую смертность среди юкагиров.
Многие юкагиры страдали от ревматизма (который у них развивался от того, что осенью они ловили рыбу, стоя по колено в холодной воде), а также от заражения гельминтами. Н. И. Спиридонов так описывает свою встречу со стариком по имени Быхый: «У него были тощие ноги и огромный живот, который беспричинно колыхался, как у женщины, которая собирается родить через пять минут». Из-за глистов старик Быхый никогда не мог наесться досыта{44}.
Поражали юкагиров и заболевания нервно-психического характера. Из опрошенных Мицкевичем 29 юкагиров-мужчин 17 страдали «сильными истерическими припадками с кратковременным или длительным затемнением сознания». Из 38 опрошенных женщин подобными
«Летом 1899 г. один род юкагиров и один род ламутов прикочевали с Нелемной к Верхнеколымску, чтобы купить пороху, свинцу, соли. Когда ночью они спали, к ним в полог вошли внезапно несколько пьяных людей с паузков (баржей); они, как люди нервные, боязливые, очень испугались этого, «вздрогнули», и несколько человек начали «мэнэрячить»; двое влезли на деревья и просидели там до утра. Затем припадки стали появляться у многих каждую ночь, а у некоторых не проходили и днем. Больные скакали, плясали, пели… Число больных все увеличивалось. Больные бросались в воду и сидели там, покуда их не вытаскивали, залезали на деревья, бросались на других с ножом, топором (при этом была ранена одна старуха). Охвачена болезнью была приблизительно треть взрослого населения юкагиров и ламутов… Заболело и несколько верхнеколымских якутов. Больных связывали ремнями и ставили около них караульных, а прочие уходили на промысел. В сильной степени болезнь держалась месяца три-четыре; потом припадки стали делаться все реже: раз в неделю, раз в две недели и т. д. Но летом 1900 г. опять усилились; две ночи была охвачена мэнэрическими припадками чуть не половина всех юкагиров и ламутов, но все же болезнь пошла на убыль, и с осени 1900 г. уже совершенно перестала носить характер эпидемии. Сами юкагиры говорят, что болезнь напустил на них один шаман из тундры»{45}.
Мэнэрик, или мирячество, — так называемая полярная истерия, которой в разной степени были подвержены все жители Северной Якутии.
«БЕЗ ЕДЫ ХОДИМ С СОБАКАМИ, С ЛЮДЬМИ»
Страшные последствия для юкагиров имели не только болезни, но и периодические голодовки, о которых повествуют источники конца XVIII — начала XX в.
1810-й год. Князцы верхнеколымских юкагиров Николай Трифонов (Нартинский род) и Михаил Никифоров (Ушканский род) просят о «вспоможении» по случаю голодовки, начавшейся после «чрезвычайного наводнения на Колыме и впадающих в нее реках, а также по бедности и неимению нужных для рыбы на тонях неводов и сетей»{46}. От голодной смерти юкагиров спасли жители Верхнеколымска и Среднеколымска, устроившие сбор пожертвований для голодающих.
1811-й год. Голод среди омолонских юкагиров. В 1812 г. они перебрались на Большой Анюй для прокормления возле русских старожилов и якутов.
1812–1820-е годы. Ежегодно повторяющиеся голодовки среди нижнеколымских юкагиров из-за «непромыслицы» диких оленей и лосей.
1817-й год. Сильный голод среди юкагиров и ламутов Индигирки. Некоторые семьи были распределены для прокормления среди якутов, но 10 человек погибло.
Стремясь ослабить губительные последствия голодовок, царское правительство в начале XIX в. стало открывать в разных местах Сибири хлебо- и рыбозапасные магазины. В рапорте якутского областного начальника иркутскому гражданскому губернатору от 24 апреля 1819 г» сообщается об учреждении «рыбных экономических магазинов» в Среднеколымске, Зашиверске, Усть-Янске и других пунктах. Однако, поскольку в 1816–1818 гг. «был великий неулов рыбы от большого разлития рек и других непостижимых причин», рыбу не удалось запасти. В среднеколымском магазине имелась только «затхлая ржаная мука», да и то лишь немногие жители могли заплатить за нее.
1820–1824-е годы. «Тунгусы и юкагиры толпами переходят с тундры и Анюя в русские селения на Колыме искать спасения от голодной смерти. Бледные, бессильные бродят они, как тени, и бросаются с жадностью на трупы убитых или павших оленей, кости, шкуру, ремни, на все, что только может сколько-нибудь служить к утолению мучительной потребности в пище»{47}.
1829-й год. Голодающие анюйские и омолонские юкагиры пришли к Нижыеколымску. Им оказали посильную помощь русские старожилы.