Кубок Брэдбери-2022
Шрифт:
Евлалия заметила на его спине пустое седло.
«А если не услышит?.. Не признает?..» – промелькнула пугающая мысль.
Мама так и не сумела понять, что случилось: почему созданные ею аниматоны набросились на её собственную дочь. Лишь каждый год обновляла той протез под рост и маниакально совершенствовала механическое сердце.
Евлалия могла бы испугаться этих непостижимых существ и не подходить к ним до конца жизни. Однако мама сотворила нечто необычное, уникальное. Вложив в умиравшее детское тельце крупицу старого волшебства, она сделала дочь саму наполовину аниматоном, навсегда породнив с ними. Теперь они чуяли в Евлалии сестру.
Дракон молнией пронёсся рядом. Евлалию волчком закрутило в воздухе, и она нервно закусила нижнюю губу. Проклятый парашют! В прошлые разы её высаживали за пару километров, чтобы она спокойно дошла и усмирила часового, не рискуя сломать шею при приземлении.
Евлалия нащупала кольцо парашюта. В этот момент в неё врезался часовой.
Треугольная голова впечаталась в левое плечо. Протез хрустнул. Поток воздуха протащил Евлалию вдоль чешуйчатой шеи. Она замахала руками, инстинктивно выкрикнула:
– На помощь! – и схватилась за какой-то ремешок. Скосила глаза: «Путлище!»
Евлалия судорожно в него вцепилась – от напряжения в мышцы будто вонзились тысячи портняжных булавок. Протез скрипел и клацал, но слушался. Евлалия на миг зажмурилась, чувствуя, как дракон извернулся, норовя сбросить незваную всадницу. С трудом разжав правую руку, она дотянулась до передней луки седла и крепко её стиснула. Прислушалась к ощущениям, убедилась, что хорошо держится, – резко переставила и левую руку. Протез обиженно заскрежетал.
Часовой заложил мёртвую петлю, выплюнув огонь. Евлалию обдало жаром. Подтянувшись, она залезла в седло, наклонилась к пахнущей медью и землёй спине:
– Услышь меня… – сдавленно прошептала в связной рожок.
Дракон ответил шипением и заметался, то взвиваясь к солнцу, то ныряя к скалам. Он не признал сестру.
Металлические пальцы Евлалии продавили кожу седла, а живая рука онемела. Искусственное сердце размеренно гнало кровь по венам, но горло точно стиснула невидимая ледяная пятерня. Евлалия боялась сорваться и истово повторяла:
– Услышь… Услышь… Услышь…
Часовой спикировал, штопором ввинчиваясь в воздух.
– Услышь!.. – Евлалия сжалась в дрожащий клубок. – Вспомни меня!..
Крылья зло лязгнули.
– Вспомни, как ковылял по гостиной, едва родившись!.. Натыкался на кресла, путался в портьерах!.. Тебе понравился детёныш грифона, а он тебя клюнул!.. Твоя броня тогда ещё не окрепла!..
Евлалия говорила, и картины восставали в памяти. Просторная комната с покрытым алыми изразцами камином. Тяжелая люстра с толстыми свечами. Гнездо из труб, усыпанное кудряшками железной стружки. Огромные жёлтые яйца… Из пяти яиц вылупились только три, и дракончики оказались совершенно разными. Медный был самым смышлёным.
– Я читала тебе, пока ты не подрос!.. По вечерам ты лежал у моего кресла!..
Дракон глухо зарычал.
– Я грустила, когда за вами приехала императорская гвардия!..
Обгоревшие кроны вспышкой мелькнули перед глазами Евлалии. Часовой изменил направление полёта ровнёхонько у земли и вдруг мягко сел у бастиона. Рык превратился в урчание.
С трудом отпустив луку, Евлалия сползла вниз по чешуйчатому боку и упала навзничь; камни впились в спину. Дракон, выдохнув дым, внимательно посмотрел ей в лицо – голубые самоцветы в нишах глазниц мерцали бликами старого волшебства.
Евлалия погладила аниматона по усам. Он фыркнул. Он её узнал.
В наступившей тишине отчётливо тикали два сердца.
– Пора на покой, друг… – Евлалия грустно улыбнулась. – Ты славно послужил.
Дракон непонимающе повёл усами, но Евлалия уже договаривала Слово – код отключения, доставшийся от матери.
Часовой лёг, опустил голову на лапы и затих. Глаза погасли.
Евлалия поднялась и, кривясь от боли, подошла к его левому крылу. Отодвинула на груди крупную чешуйку, достала из углубления маленький красный камешек, сжала в кулаке. Пальцы окутало карминное свечение – в память хлынули драконьи воспоминания, и механическое сердце Евлалии забилось громче.
Через час над Евлалией и мёртвым драконом сделал круг арлион Дениса Игоревича и унёсся за кряж. К полудню появился дирижабль чрезвычайников, а из соседнего городка приехала бригада жестянщиков – распилить часового на цветмет. Грузовик чудом не застрял на раскрученной дороге. Жестянщики поздоровались с Евлалией как со старой знакомой, даже налили ей чая в алюминиевую кружку с вдавленным бочком. Чай оказался крепким и до невозможности сладким, но всё равно не разогнал её горечь.
Евлалия в последний раз посмотрела на дракона и отошла подальше, сев спиной к нему на обломок стены и прихлёбывая чай. Каждый глоток падал в голодный желудок приторным свинцовым ежом.
Дирижабль снизился и заякорился, из гондолы спустили лестницу. Денис Игоревич слез на землю.
– Как вы, Евлалия Рихардовна?
– Протез немного погнулся, а так – как обычно, – она допила чай и достала спрятанные в карман комбинезона самокрутку и мундштук. – Домой? Без меня в мастерской ужасный бардак…
– Домой… – лётчик дал ей прикурить и присел рядом. – Знаете, всё хотел спросить… А переделывать часовых вы не умеете?.. Установки другие навести, ну, как с автоматами.
Евлалия покачала головой.
– «Аnimus» с одного старого языка переводится «душа». Аниматона не перепрограммировать, как автомат… Часовые рождены верными императору.
Закрыв глаза, она глубоко затянулась. Денис Игоревич тоже закурил.
– Аниматонам больше нет места в Новой Бравии, – продолжила Евлалия. – Символ ушедшей эпохи, штучная работа, осколки старого волшебства… На смену явился прогресс с его удобными инструментами и массовым производством. Проще штамповать автоматы без воли и разума, чем возиться с капризными механическими существами. Да и… Увидите, Денис Игоревич, лет через десять никакого мастера по аниматонам не понадобится. Одна ракета – от часового и пепла не найдете. Даже если ещё один дракон чудом откуда-нибудь выкопается.