Кубок Нерона
Шрифт:
— Значит, по–твоему, на пленке с рождественскими песнями могут быть какие–то зашифрованные сведения?
— На какой еще пленке?
— С рождественскими песнями. Разве я не сказал? Она попросила меня передать своей здешней подруге кассету с рождественскими песнями.
Калле молчал, лицо его побагровело.
— Ты что же, привез сюда из Нью–Йорка пленку, которую получил от нее?
— Да. Но там ничего такого не было, только вполне безобидные вещи. Рождественские песни и девичьи воспоминания.
— Черт побери, видал я в
Я покачал головой.
— Я слушал пленку и так, и этак. Я бы заметил... Нет, ни одной цифры там не было.
— Где у тебя кассета?
— Я отдал ее Грете Бергман.
Калле остолбенел, с сомнением взглянул на меня, словно не веря своим ушам.
. — Грете Бергман? А это кто такая, черт возьми?
' — Подруга Астрид, для которой предназначалась
кассета. Ну, они еще жили в одной комнате, я же только что рассказывал.
— Где она?
— Не знаю, но у меня записан ее телефон.
— Сделай мне одолжение.— Голос Калле звучал напряженно, казалось, он с трудом сдерживался. — Пойди и прямо сейчас позвони ей. Пусть немедленно приедет сюда с кассетой. Такси за мой счет.
Я кивнул, сложил салфетку и встал. В холле я опустил две кроны в прорезь телефона–автомата и набрал номер, записанный под ее диктовку. Гудки, гудки — никто не подходит. Я уже хотел положить трубку, как вдруг ответил задыхающийся голос:
— Прокат автомобилей, Сульна. Ёте Юханссон у телефона. Алло!
ГЛАВА XII
— Ну, что?
Калле, нахмурив брови, смотрел мне навстречу — точь–в–точь директор школы, которому я когда–то в детстве, комкая в руках шапку, объяснял, каким это образом во время снежной баталии разлетелось вдребезги большое окно на лестнице.
— Прокат автомобилей, Сульна,— сказал я, сел прямо напротив него и допил свое теплое пиво.
— Ты что городишь?
— По этому номеру ответил прокат. А вовсе не Грета Бергман. Если она вообще существует...
— Ясное дело, существует. Ты же отдал ей кассету.
— Знал бы я раньше, в чем тут дело. Мне–то казалось, пленка совершенно безобидная. Как Астрид сказала, так оно и есть: рождественские песни, поздравления. Да я ведь и прослушал ее несколько раз. Ни о генералах, ни о миллионах, ни о золоте там речи не было. Вдобавок я же искал Грету Бергман, а она взяла и пришла сама.
— Боже правый! Как видно, достаточно позвонить в дверь твоего логова, чтобы ты сию минуту выложил сотни миллионов. И это еще не самое страшное.
— Да?
— Ты под корень рубишь всю свою защиту. Где теперь доказательства, что ты действительно причастен к этому делу не больше, чем говоришь. Кто, кроме тебя, подтвердит, что ты получил пленку с песнями для передачи ее подруге? С их точки зрения — я имею в виду нью–йоркских
— О какой защите ты толкуешь? Меня же как будто ни в чем не обвиняют?
Калле мрачно посмотрел на меня, открыл было рот, но тут появился официант, принес кофе в высоком серебряном кофейнике и чашки,
— Интересно,— тихо сказал Калле, наклонясь над столом,— ты хоть отдаешь себе как следует отчет, что происходит, а? Они думают, ты убил Астрид и знаешь, где находятся Генераловы сокровища. А еще подозревают, что ты убил в гостинце О’Коннела, то бишь Хименеса. Мы безусловно получим официальное ходатайство о твоем аресте, это вопрос двух–трех дней.
Тут я разозлился. Впервые за все время. Откровенно говоря, прямо–таки рассвирепел.
— Ну, это уж чересчур! — От возмущения я бухнул в чашку три куска сахару, а ведь вообще–то я сладкий кофе не пью. И начал резмешивать, да так, что едва не расколотил чашку.— Как ты можешь! Прямо в лицо обвинять меня в двух убийствах и хищении припрятанных миллионов, которые награбил свергнутый южноамериканский диктатор. Мы знаем друг друга я уж не помню сколько лет, и ты поверил, что я еду на уик–энд в Нью–Йорк, чтобы убивать и мучить женщин, а потом возвращаюсь с краденым и приканчиваю того, кто решил его у меня отобрать.
— Спокойно, не горячись.— Калле встревоженно огляделся.— Я ничего не утверждаю и вовсе не верю, что ты убийца. Но нью–йоркская полиция верит. И положение у тебя чертовски скверное. Конечно, я очень хорошо тебя знаю, потому и рассказываю все это — чтобы ты, пока не поздно, мог подготовиться, продумать ситуацию. И чтобы соблюдал осторожность. Потому что гости у тебя еще будут, и не раз. Не считая Греты Бергман и мнимого полицейского. Сторонники генерала и мафия ищут деньги, и, по всей видимости, им известно, где ты находишься.
Я сидел молча, помешивая ложечкой кофе, теперь уже спокойнее. Отпил глоток — до отвращения приторный.
— Должностное нарушение — это еще мягко сказано,— продолжал Калле Асплунд, снова взяв в руки трубку.— Узнай кто–нибудь о нашем разговоре, я мигом окажусь за решеткой. «Шеф комиссии по расследованию убийств предупреждает матерого преступника!» Хорош заголовочек!
— Ну а кубок? Разве он не доказывает, что мы встречались не ради контрабанды золота, а по иным причинам?
— Какой кубок?
— О котором я рассказывал. Стеклянный кубок, купленный на блошином рынке. Хотя...— Я осекся.
— Хотя что?
Я ответил не сразу. Н-да, совсем наоборот, кубок еще ухудшит мое положение. Потому что я вдруг понял, что никакой это был не случай. Она и здесь использовала меня в своих интересах.
— Она купила его на блошином рынке за сотню долларов, а он, оказывается, принадлежал Нерону. Я захватил его в Стокгольм. Как она просила.
— Какому, черт побери, Нерону?
— Императору,—устало сказал я.—Цезарю Нерону.