Кубок Нерона
Шрифт:
Я ел пирог, пил кофе. Сидел за кухонным столом, покрытым красной клетчатой клеенкой, глядел в окно, во двор. Там царили сумерки, хотя был уже одиннадцатый час, но слабый декабрьский свет не добирался до дна дворового колодца. Большой каштан, пожалуй, видел больше света, чем я,— вон как высоко вытянул он ветви к небу.
Помешивая в чашке серебряной ложечкой, я подлил себе кофе. Пленка с рождественскими песнями; стеклянный кубок времен императора Нерона. Двое убитых. Женщина и мужчина. Есть ли тут какая–то связь, какой–то — пусть минимальный — общий знаменатель?
Я вытащил пленку, вставил кассету в портативный магнитофон на кухонной скамейке, отрегулировал громкость и стал внимательно слушать.
Снова ожил ее низкий
Тогда я сосредоточился на том, что Астрид говорила в перерывах между песнями. На ее воспоминаниях о студенческих годах, о преподавателях и друзьях по «Маунт Холиоук». Все нормально, все естественно. По крайней мере, никаких зашифрованных посланий и темных секретов не обнаруживается. Правда, один фрагмент заставил меня призадуматься. Речь там шла не об американском колледже, где обе девушки были соседями по комнате, а о Женеве. Однажды на Пасху они, видимо, ездили в Швейцарию кататься на лыжах, и Астр ид рассказывала о мелких происшествиях, случившихся в Женеве. О гостинице, где они ночевали перед вылетом в Нью–Йорк, о какой–то даме из номера за стенкой, которая нажаловалась администратору, что они слишком громко включали радио, и слишком поздно вернулись, и слишком рано принимали душ, и бог знает что еще. О банке, который не акцептовал дорожные чеки Астрид, потому что она подписала их не там, где надо, о том, как они чуть не опоздали на самолет, когда Астрид умудрилась забыть паспорт в гостинице.
Нет, я и здесь на нашел никаких тайных вестей и зашифрованных депеш, хотя несколько раз прослушал пленку с блокнотом и ручкой наготове. Выходит, все–таки ошибка? Кто–то вообразил, что Астрид доверила мне что–то, а в конце концов она этого не сделала? Я же ничего о ней не знаю, в самом деле ничего. Если принять наихудший вариант и исходить из того, что она была замешана в наркобизнесе и именно это послужило причиной ее гибели, то, пожалуй, вполне логично предположить, что она передала мне кое–что. Причем настолько ценное и важное, что в Стокгольм под видом полицейского направили особого посланца, который должен был попытаться выручить это назад. И его тоже убили, что опять–таки говорит о значимости искомого нечто. А фактически у меня была только пленка с рождественскими песнями и девичьими воспоминаниями о колледже. Ну и еще, конечно, кубок. Но про него никому не известно, да и ценность он обрел, лишь когда я принес его в Национальный музей. Оттого, что в квартире Астрид побывали грабители, загадка меньше не стала. Вор ничего не взял, но определенно что–то искал и не нашел. Пленку, вот эту самую? Может, и мой номер в Нью–Йорке из–за нее обыскивали?
Мои раздумья нарушила Клео, пробудившаяся от утреннего сна. Как пушинка, кошка вспрыгнула на стол и теперь сидела на красно–белой клеенчатой скатерти, которая выигрышно оттеняла ее кремовую шубку. Она не спеша, методично вылизывала лапы в дымчатых перчатках, посматривая на меня большими голубыми глазами. Потом прервала свои омовения, подошла ко мне и ткнулась мордочкой в мою ладонь. Я знал, что это означает. Пирог с кардамоном. К кокосовому пирогу она совершенно равнодушна, но ради кардамонного ни перед чем не остановится. Иной раз, чтобы добраться до пирога, который я пеку из полуфабриката, она умудряется даже открыть жестянку. Вот и приходится прятать ее от кошки на верхнюю полку кухонного шкафа.
Я встал, вытащил из жестянки пирог, отрезал кусочек,
Мужчина в кресле поднял телефонную трубку, набрал номер; взгляд его был устремлен на дворец, возвышавшийся на том берегу. Он предпочитал большие гостиницы, вроде «Гранд–Отеля». Масса народу, всё в движении, неброское изящество, комфорт. Вдобавок, полиция за подобными отелями не наблюдает. Преступный элемент собирается в иных местах, не столь привлекающих внимание. Сам он всегда руководствовался одним–единственным принципом: задумал ограбить банк — приезжай на лимузине с шофером, в костюме от Сэвила Роу, и пусть персонал ломает перед тобой шапку. Не буквально, разумеется, но смысл такой. Человека встречают по одежке — что да, то да. Осанка, манеры, внешние атрибуты, автомобили, одежда, наглая самоуверенность — сколько раз именно это и решало всё. Тут как на таможне. Станешь озираться по сторонам, пойдешь к выходу покорно, с опаской — пиши пропало. Таможенные чиновники и полицейские мигом учуют неладное. Нет, держаться надо так, словно вся таможня у тебя в кармане, словно весь ее персонал числится в платежной ведомости, которую ежемесячно приносят тебе на подпись.
Гудки, гудки — монотонные, размеренные, они звучали в трубке, однако никто не отвечал. Сиеста, подумал он и улыбнулся, собираясь уже положить трубку, но тут в ней что–то щелкнуло, зашуршало, и послышался голос.
— Робеспьер?
— Робеспьер? — Удивленное молчание, потом смех.— А, ну да, конечно. Мой новый пою de guerre [29] .
— Осторожность в нашем деле никогда не мешает. Я звоню, только чтобы сказать, что все сделано.
— Товар у тебя?
29
Псевдоним (фр.).
— К сожалению, нет. Он вернулся с пустыми руками. Но я не мог рисковать. Он слишком много знал.
— Понимаю. Ну что ж, не беда. Зато другие, наверно, смекнут теперь, что лучше им в это дело не встревать.
— Увы, у меня такой уверенности нет. Как бы там ни было, они опоздали, а я успел вовремя.
— Что думаешь делать?
— Служебные секреты я по телефону не обсуждаю,— засмеялся он.— Свяжусь с твоим здешним представителем — назовем его так,— а там придется действовать быстро.
— Good luck [30] .
Он положил трубку. Да, удача ему сейчас ох как нужна. И побольше, иначе дело не выгорит. Чересчур уж много поставлено на карту — никаких перекосов быть не должно. Впрочем, он в своей жизни справлялся с куда более серьезными проблемами, чем какой–то стокгольмский антиквар. С куда более серьезными. Он улыбнулся своему отражению. Перебитый нос давно перестал ему мешать. Наоборот. Нос придавал его чертам свирепость и беспощадность, а это внушало уважение.
30
Желаю удачи (англ.).
ГЛАВА X
На следующий день я поехал за город. Без старой, двадцатых годов, плетеной корзины, где есть место и для стаканов, и для столовых приборов, и для винных бутылок, и для еды,— я купил ее как–то на распродаже наследства в Эстермальме. И без пледа, который можно расстелить под тенистыми дубами на берегу озера, сверкающего в солнечных лучах. В унылом пасмурном декабре пикник не устроишь. Нет, эта поездка была совсем иного рода, более деловая, но весьма и весьма увлекательная. Я ехал на аукцион. И не куда–нибудь, а в Эребру. Я вообще люблю аукционы. Шум, толчею, напряженное ожидание. Накал страстей, когда цены поднимаются все выше и никто не хочет отступать.