Куда смотрит прокурор?
Шрифт:
Девушка была действительно славная. Весела, как котенок у печки. И еще какая-то неправдоподобно доверчивая, беззащитная.
– А не страшно вот так одной ездить? – спросил Герард Гаврилович.
– Бывает и страшно, – призналась Маша. – Иногда такие попадаются… Б-р-р! Но что же теперь, дома сидеть? Никуда нос не высовывать? – рассудительно сказала она. – Ой, а я, когда к вам шла, такой ресторанчик симпатичный видела, вот тут за углом. Давайте пообедаем, я приглашаю! – храбро сообщила она.
Отказаться от ее милой, полудетской в своей откровенности просьбы
Ресторанчик занимал первый этаж небольшой частной гостиницы и был полон – ни одного свободного столика. Герард Гаврилович уже собрался уходить несолоно хлебавши, когда официант предложил им пообедать в отдельном кабинете на втором этаже.
– Ой, никогда не была в отдельном кабинете! – весело захлопала в ладоши Маша. А потом вдруг лукаво посмотрела на Гонсо: – А вам можно, Герард Гаврилович? Или… Я вас не очень компрометирую?
Герард Гаврилович только снисходительно улыбнулся.
По лестнице они поднялись прямо из зала на второй этаж и оказались в небольшой уютной комнате с огромным зеркалом, вмонтированным в одну из стен. Посреди комнаты стоял сервированный стол, в центре которого красовалась бутылка шампанского в металлическом ведерке.
– Ой, шампанское! – зачарованно воскликнула Маша. – А знаете, я раньше, в детстве, думала, что его пьют только на Новый год и никогда больше. Но вам, наверное, нельзя? – опять опасливо покосилась она на Гонсо.
– Ну, прямо уж и нельзя! Немного можно, – засмеялся Гонсо, с которого окончательно спало напряжение.
Что за славная девчушка! Какая естественность в каждом слове, в каждом движении!
Под восторженные причитания Маши они уселись за стол, сделали заказ, и Герард Гаврилович мастерски, практически бесшумно открыл шампанское, вызвав бурные восторги Маши, которая была уверена, что сейчас «стрельнет», и даже уши заткнула.
Шампанское привело ее в окончательный восторг, она почувствовала себя настоящей леди, движения ее стали вольными и величественными одновременно. Герард Гаврилович с умилением смотрел на разрумянившуюся девушку, ему уже хотелось выглядеть в ее глазах красивым и неотразимым. Он удачно шутил, рассказывал всякие нелепые истории из своей практики. Кстати подвернулся и Шламбаум со своими выражениями вроде: «Мы рождены, чтоб сказку портить былью», «высшая мера приказания» или «действовать с украдкой».
Маша благодарно хохотала в ответ. А когда Герард Гаврилович вспомнил «глас выпивающего в пустыне», она закатилась так, что бретелька ее легкого платья соскользнула с плеча, и перед Герардом Гавриловичем открылась целиком персиковая округлость ее груди и вишневая окружность соска…
Но девушка, даже не заметив этого происшествия, продолжала смеяться. Герард Гаврилович, чтобы не выглядеть сопляком, который подглядывает в женской бане, резко повернулся к окну… И в этот момент мокрая, скользкая бутылка с холодной минералкой выскользнула из его рук и полетела прямо в зеркало.
Оно со звоном посыпалось на пол, а в открывшемся за ним пространстве обозначился
Вот тут в мозгу Герарда Гавриловича все сразу, как от вспышки молнии, и сложилось в цельную картину. Неместная девушка… Знакомство… Компрометирующее поведение под фотокамерой в специально оборудованном для этого помещении… Дело о шантаже…
Мотя, надо отдать ему должное, пришел в себя первым. Пока Гонсо представлял в своем мозгу огненные письмена с отчетом о раскрытии гнусного преступления, Мотя кинулся к двери и принялся дрожащими руками поворачивать непослушный ключ.
Тут и Герард Гаврилович пришел в себя. Шантажиста надо было задерживать прямо тут, на месте преступления, вместе с фотоаппаратом!
– Блудаков, я вас узнал! – вскричал он и бросился к черной дыре, оставшейся от разбитого зеркала.
Мотя, не оборачиваясь, в ужасе боролся с непослушным ключом.
Гонсо хотел единым махом перемахнуть через барьер стены, отделявший его от Моти, но не тут-то было. Из рамы зеркала торчало несколько острых обломков стекла, и Герард Гаврилович порезал себе руку и ободрал щеку.
Когда он со второй попытки проник в соседнее помещение, Блудакова там уже не было. Ему удалось не только открыть дверь и выкатиться из комнаты, но и запереть ее снаружи.
Пока Герард Гаврилович, весь в крови, в разодранной рубахе, безуспешно бился всем телом о запертую дверь, Маша, так и не встав из-за стола, с любопытством наблюдала за ним. И только когда обессиленный Гонсо, поняв бесполезность своих попыток высадить дверь, наконец обратил свой пылающий праведным гневом взор на нее, Маша встала, закинула сумочку на плечо, отсалютовала Герарду Гавриловичу бокалом с шампанским, издевательски неторопливо допила вино, безмятежно произнесла: «Чао, господин прокурорский работник!» – и каблучки ее весело застучали по ступеням лестницы.
Ошеломленный всем происшедшим, Гонсо перелез обратно в комнату, подошел к окну и увидел, как Маша летящей стремительной походкой пересекает улицу, садится в поджидающий ее автомобиль и исчезает из виду.
Тяжело дыша, путаясь в обрывках мыслей, Герард Гаврилович опустился на стул, и в этот момент по лестнице загрохотали чьи-то шаги, и его затуманившемуся взору предстала голова веселого капитана Мурлатова, внимательно оглядывавшая разгромленное помещение. Прямо как голова Ромы Незабудько из рассказа Туза, вдруг вспомнил ни к селу ни к городу Гонсо. Только в фуражке.
Убедившись, что ничего угрожающего там не происходит, капитан Мурлатов переместился в кабинет уже окончательно. Вслед за ним появился насупленный Шламбаум.
– Никак Герард Гаврилович! – игриво воскликнул капитан. – Вот уж не ожидал! В такой обстановке, в таком виде…
Вид у Герарда Гавриловича был, что и говорить, героический – порезы на лице, на руках, распоротая рубашка…
– Вот интересно, чем вы тут занимались? – продолжал балагурить капитан, цепкими и холодными глазами осматривая помещение. Шламбаум, все это время внимательно изучавший богатый стол, вдруг удовлетворенно констатировал: