Кухарки и горничные
Шрифт:
— Зайду, зайду, Дарья Силантьевна, — откликнулась рыжая кухарка.
Передъ ней ужъ стоялъ освободившійся отъ покупательницъ бородатый приказчикъ съ ножемъ, висящимъ на пояс, вопросительно глядлъ на нее и спрашивалъ:
— Чмъ прикажете васъ, госпожа кухарочка, руководствовать?
II
— Боже мой! Дарьюшка! Какими судьбами? — воскликнула рыжая кухарка въ пестромъ передник, рзавшая въ кухн на стол говядину и бросившая маленькій кусочекъ большому толстому коту, стоявшему на дыбахъ, мяукавшему и царапавшему ее за платье.
— Да
— Спасибо, душечка, спасибо.
Чмокъ, чмокъ — и дв кухарки расцловались.
— На мст или безъ мста? — спросила рыжая кухарка.
— Ушла, ушла. Вотъ ужъ шестой день, какъ ушла я съ мста. Ну ихъ… На своей вол, Анисьюшка, теперь живу. Да что! Рай красный увидла.
— Еще-бы… Что говорить! Въ подневольномъ жить жить да брань и попреки отъ хозяйки терпть, или самой себ госпожей жить. А только, что-же ты меня на свое мсто не предоставила? Вдь общалась.
— И, мать моя! Вдь я со скандаломъ ушла. Какъ дло дошло до разсчета — «ну, говоритъ, сдавай кухонныя полотенца и передники». Это, то-есть, хозяйка-то. А я ей: «какіе, говорю, передники? Они, говорю, давнымъ-давно износились. Вотъ вамъ рваный фартукъ, что на мн. Его и берите». Сняла съ себя фартукъ и бросила ей. Тутъ и пошло. Слово за слово, и наговорили другъ дружк разныхъ тонкостей и комплиментовъ. Плюнула я, да не простясь и ушла. Такъ какъ-же я могла тебя-то на свое мсто предоставить? Да что! Не горюй. Сквалыга она. Изъ-за полотенцевъ скандалъ подняла. А и полотенцевъ-то всего было три. Ну, ужъ и я-жъ ее отчитала. Не скоро забудетъ. Наговорила, напла…
— Конечно, ежели куплетовъ разныхъ другъ дружк напли, такъ ужъ гд-же тутъ на мсто отъ себя ставить. Ну, а посл тебя теперь тамъ мсто свободное? Ежели свободное, то пошла-бы я хоть отъ себя наниматься или мясника попросила, чтобъ меня рекомендовалъ.
— Гд тутъ свободному быть! Соколъ съ мста, а ворона на мсто. Какъ только я со двора — сейчасъ-же ей ейная невстка кухарку и предоставила.
— Взяли ужъ?
— Взяла, взяла. Я, разумется, минуты не осталась, а къ вечеру ей другая кухарка стряпала. А только ужъ и кухарка-же! Чуть не матка изъ фабричной артели. И взялась она, дурища, съ тмъ, чтобы, кром кухни, еще дв другія комнаты по субботамъ мыть. Значитъ — съ поломойствомъ.
— Оголодавши ужъ очень, что-ли?
— Песъ ее загрызи. Не знаю. А только взялась. Въ двухъ комнатахъ, кром кухни, полы мыть и горничной въ большую стирку въ прачетной помогать.
— Ахъ, батюшки! Еще и въ прачешной помогать! — воскликнула рыжая кухарка. — Да ужъ у насъ на что сквалыжники, а я только кухонныя полотенца да передники съ своимъ бльемъ стираю. Ну, садись, милушка, садись, такъ гостья будешь. Сейчасъ я теб кофейку… Гд-же ты теперь-то живешь, яхонтовая?
— А въ томъ-же дом, въ углу, на двор. У сапожника свтлый уголъ за три рубля снимаю, — отвчала черная кухарка, присаживаясь на табуретку. — И хорошо, и пріятно, и на радость себ живу. Кроватку поставила свою, комодикъ, ситцевой занавсочкой отгородилась, и чудесно… Вотъ сегодня, не торопясь, въ девять часовъ встала, умылась, Богу помолилась и за кофей сла. На три копечки сухариковъ, на дв копечки сливокъ, я и сыта себ. А теперь ты покормишь.
— Покормлю,
— Ну, вотъ видишь. Сегодня ты покормишь, завтра другая кухарка, послзавтра третья, а я сыта. А у меня знакомыхъ-то кухарокъ, слава Богу, до Москвы не перевшаешь. Сама всхъ безмстныхъ кормила, такъ ужъ неужто меня-то!.. Вдь, люди тоже… Такъ вотъ я, милушка, мсяца три и отдохну въ своемъ уголк отъ злой неволи.
— А вотъ перво-наперво я тебя кофейкомъ попою, — суетилась рыжая кухарка. — Вдь выпьешь, что-ли?
— Отъ денегъ да отъ кофею никто не отказывается. Заваривай.
Рыжая кухарка бросилась къ мдному кубу съ кофейникомъ и заговорила:
— Гляжу я на тебя, Дарьюшка, и сердце мое радуется. А я-то, горькая!
— Соблюдай себя, и ты можешь на своей вол пожить.
— Да какъ себя соблюдешь, ангелка, коли человкъ-то мой, который вокругъ меня, очень несоотвтственный! Ты, вотъ, отъ своего сама берешь, а я своему все дай, дай и дай. Вдь, вотъ, и сегодня онъ приходилъ утречкомъ: подай сорокъ копекъ на бутылку. Понедльникъ у насъ сегодня, такъ онъ узенькое воскресенье справляетъ. Ну, и подавай ему.
— А ты не давай.
— Какъ возможно, умница, не давать! Он не уйдетъ, покуда я не дамъ. Смертнымъ боемъ вышибетъ и скандалъ сдлаетъ. Заплакала я даве и вынула два двугривенныхъ. Да это еще ничего. Ушелъ онъ. А я глядь, поглядь, шерстяного головного платка нтъ. А платокъ новый, восемь гривенъ заплаченъ. Охъ, тяжело такъ жить, коли такое нетечко навяжется!
— Сама себя раба бьетъ, коли плохо жнетъ. Сама-же ты мн разсказывала, что нарочно поближе къ нему мсто себ искала. Ну, сама себ и врагъ лютый.
— Ахъ, милый другъ, да вдь девять лтъ я съ нимъ, мерзавцемъ, маюсь! Девять лтъ. Все нтъ, нтъ, да и думается: авось, изъ безчувственнаго человка чувственный сдлается.
— Дождешься, какъ-же!
— А почемъ ты знаешь? Вдругъ на мое счастье? И потомъ я теб прямо скажу: вдь онъ холостой, да и я не замужняя, — ну, и думается, что вотъ, вотъ законъ принять предложитъ.
— Поди ты! Мужнинъ-то кулакъ слаще, что-ли?
Рыжая кухарка подумала, улыбнулась и произнесла:
— Ну, какъ возможно! Все-таки пріятне отъ мужа, чмъ отъ беззаконника.
— Одинъ вкусъ! — махнула рукой черная кухарка.
— Да вдь ты, ангелка, не пробовала. У тебя твой хоть женатый, но на другой женатый, а не на теб.
Рыжая кухарка помшала въ кофейник заваренный кофе и начала его переливать. Черная разсказывала:
— Вчера на кладбищ была. Къ тетеньк на могилку ходила. Занесено страсть какъ снгомъ. Съ жилицей съ нашей одной ходила. У ней мужу годовой день — ну, а я-то ужъ съ ней за компанію. Ну, дома пирогъ она испекла, бутылочку… ветчинка… пиво было… и честь честью помянули душеньку упокойную. Я-то не знавала его, упокойничка, — ну, да такъ ужъ, за компанію. А послзавтра у насъ опять пиръ. Портниха, что надъ нами, замужъ выходитъ за ундера изъ окружнаго суда. Хорошій такой ундеръ, не старый и основательный, сурьезный мужчина. При вшалкахъ онъ. Ну, такъ вотъ свадьба. И меня звали. Я даже имъ за милую душу постряпать хочу. Сдлаю имъ заливное изъ поросенка, пирогъ съ рисомъ и съ рыбой. Танцы даже будутъ, потому гармониста пригласили.