Кухня века
Шрифт:
Я подготовил ответ редакции, где, используя слабости санитарного опуса, камня на камне не оставил от его «аргументов» и «требований».
Однако опытный газетный волк, ответственный секретарь «Недели» В. К. Хомуськов рассудил иначе. Он считал, что как раз очевидная тупость данного ведомства предписывает иную тактику: раз он дурак, его ничем не убедишь, а только озлобишь. Поэтому он прибег к униженному покаянию, обещанию наказать автора «рекомендаций» (несуществующих!), но отверг под предлогом «отсутствия места» идиотское требование зам. главсанврача опубликовать на страницах газеты «Инструкцию по использованию на предприятиях общественного питания утиных и гусиных яиц, а также куриных яиц из хозяйств, неблагополучных по туберкулезу птицы» за № 08/Б-4-954, утвержденную Минздравом РСФСР 17.06.1960 г. Какое отношение имела эта инструкция к письму мелкого частника Ветошкина, который
Все это не только говорило о необъяснимых диктаторских полномочиях безграмотных санитаров в определении характера и уровня развития общепита и вообще кулинарного дела в Советском Союзе, не только демонстрировало силу бюрократизма в стране, но и обнаруживало поразительное раболепство прессы, которая не сопротивлялась явной глупости и отказывалась защищать свою правоту даже в ситуациях своего явного превосходства над интеллектуальным уровнем своих бюрократических противников или оппонентов.
В этой ситуации, когда пресса, как правило, пасовала перед глупостью и бюрократизмом, единственными смелыми людьми оставались люди старшего поколения, прошедшие войну и оставшиеся, с точки зрения послевоенных поколений, «чудаками» и «идеалистами».
Как правило, это были пенсионеры, ветераны войны и труда, как они всегда подписывались, и они деятельно боролись с безобразиями и недостатками, заваливая и партийные органы, и министерства, и прессу письмами, на которые, согласно бюрократическим правилам, нельзя было не реагировать, но которые именно в силу этого вызывали у всех — и в учреждениях, и в газетах — лишь глухое раздражение, независимо от существа вопроса. Это раздражение и породило в 70-х годах особый вид ответов — отписок, когда любые инстанции, вплоть до высших, вежливо по форме и совершенно поверхностно, бессодержательно по существу отвечали на порой даже весьма дельные, но «мешавшие всем жить» замечания или просьбы ветеранов. Поскольку ветераны писали по всем вопросам жизни, касались любых вопросов хозяйственной деятельности страны, то их письма нередко приходили и в «кулинарную секцию».
Характерным было, например, письмо Саввы Никитенко из Чернигова по поводу ухудшающегося качества грузинского чая. Сам факт того, что даже на Украине, где чай никогда не был распространен и где ему не придавалось серьезного значения, нашлись люди, возмутившиеся производимой «трухой», говорил о более чем низком падении качества этого массового народного продукта, о том, что дело дошло до абсолютно недопустимой черты. «Неделя» неоднократно на протяжении 70-х годов била тревогу по этому поводу, но, как ни странно, ни Минпищепром, ни ЦК КП Грузии на эти публикации никак не реагировали, делая вид, что не замечают их. Поэтому в редакции были несколько удивлены, когда пришло толстое письмо читателя С. Я. Никитенко, выступившего в качестве добровольного помощника газеты в переписке с высокими учреждениями по поводу чая.
«В одном из номеров „Недели“, — писал ветеран, — вы дали совершенно правильную оценку, почему чай плохой и что надо делать, чтобы он был хороший. Вашу статью я направил в Комитет народного контроля СССР и выразил надежду, что Комитет примет надлежащие меры.
1 июля 1982 г. я получил ответ из Комитета: мое письмо переслано в Минпищепром. Через месяц пришел ответ из Минпищепрома, а вернее — отписка, где говорилось о чем угодно, но только не было ясно сказано, когда в продажу будет поступать качественный чай, а не мусор».
Действительно, письмо из Минпищепрома, подписанное бессменным начальником чаеуправления, который занимал этот пост более четверти века, Н. И. Роинишвили, пространно «наводило тень на плетень», то есть повествовало о том, что внедряются новые технологические линии и схемы, «что активно наращиваются» мощности по переработке чайного листа и ликвидируются диспропорции в мощностях.
При этом тщательно обходился вопрос о том, о чем спрашивал и чего добивался автор письма: будет ли улучшено качество чая. Вместе с тем в письме для знающего бюрократические правила чтения можно было увидеть и кое-какие перемены в «неприступной позиции».
Во-первых, ухудшение качества чая признавалось, во-вторых, признавалось, что это ухудшение целиком связано с механизацией сбора чайного листа, — то есть то, на что обращалось внимание в статье в «Неделе» и что еще за полгода до этого ожесточенно отвергалось. В остальном — это была классическая отписка, и, таким образом, круг замкнулся — ни выступление газеты, ни протест ветеранов не дали никакого реального результата.
Все жалобы на Управление чайной промышленности Минпищепрома СССР были направлены туда же, вместо того чтобы на основе этих жалоб высшие органы наказали бы виновных, то есть данное Управление. Таким образом, по крайней мере в торговле и в производстве продовольственных товаров, в общественном питании, в конце 70-х — начале 80-х годов никаких улучшений никакими жалобами, как в прессу, так и в «высокие инстанции», никаких сдвигов, никаких изменений добиться было невозможно. Государственная машина работала на холостом ходу, степень ее бюрократизации ощутимо, наглядно тормозила любую работу.
Вообще, письма людей, действительно разбирающихся в кулинарии, а тем более в качестве продуктов, были крайне редки. Более того, почти всегда они не находили поддержки в своем ближайшем окружении — в городках, селах, где им приходилось работать и жить. Их жизненный опыт не был востребован, к нему были абсолютно равнодушны окружающие, хотя, казалось бы, такое нехитрое дело, как определить, хороший это продукт или нет, каков уровень его качества, не требовало специальных знаний. Но дело было как раз в том, что обладателей нормального вкуса становилось все меньше и меньше. И в этом состояла подлинная трагедия. В таких условиях трудно было восстанавливать и тем более развивать правильные кулинарные знания, растить кадры поваров, товароведов.
«Напишите, пожалуйста, статью о меде такую же правдивую, как о чае в № 21 „Недели“. Она просто необходима. Я пчеловод, у меня 20 пчелосемей. В 1982 г. я взял от них 1500 кг меда. Ясно, что большую часть я реализую на рынке, знаю вкусы населения. В определении качества меда у городского населения полная безграмотность. Большинство людей считают, что мед должен быть жидкий, прозрачный, чтобы он накручивался на нож, причем думают, что это может быть в любое время года. А про кристаллизованный, прекрасный мед думают, что в него обязательно якобы „насыпан сахар“, а в консистенции этого меда, в его вкусе, аромате совсем не разбираются. Как будто бы этих качеств и нет, или им все равно.
Некоторые торгующие медом пчеловоды идут на обман, используя представления потребителей. Они нагревают мед до 100°, добиваясь его жидкости и временной вязкости (спустя несколько часов по загустении). С прозрачностью после нагрева тоже все в порядке. И если на рынке нет лаборатории, чтобы определить диастазу, успешно продают (да еще дороже) такой испорченный мед глупым покупателям.
У меня мед, собранный пчелами на эспарцете, доннике, осоте и др. (вывожу ульи к посевам этих трав), нежный, приятный, белый и светло-желтый, весь плотный, закристаллизованный, то есть лишенный такого балласта, как вода, более легкий, выгодный для покупателя.
Но вот я стою на рынке впустую рядом с эдаким делягой, и пока он весь свой фальсифицированный мед не продаст, у меня никто мой добросовестный мед не покупает. Ни грамма. Да еще наслушаешься оскорблений и насмешек, дескать, нечего сахар подсыпать! Просто обидно — да когда же мы народ образуем, чтобы он в простых вещах грамотным был? Пожалуйста, расскажите, все правдиво: и о вкусе, о цвете, о запахе, консистенции меда.
С уважением,
Н. Н. Воронов, Хадыженск Краснодарского края»
Однако отвечать серьезно, по существу на все подобные кулинарные вопросы и просьбы читателей через газету, на ее страницах мне просто не разрешили. Несмотря на очевидную общественную важность просветительской деятельности в кулинарной сфере и на явную тягу читателей к получению такой просветительской информации, отношение к публикациям «кулинарных разъяснений» на газетных полосах было во всех инстанциях резко отрицательным.
Более того, моей попыткой доказать, что это общественно необходимо, «начальство» просто возмущалось, а того, кто пытался меня поддержать, подозревали во всех, в том числе и в политических, грехах. Дело в том, что никто не хотел рассматривать тот или иной вопрос по существу, а аргументы против выдвигались чисто формальные и потому непробиваемые, как железобетон. Во-первых, нельзя превращать общественно-политический еженедельник всесоюзного значения, издание правительственное (приложение к «Известиям»), в учебное пособие по кулинарии. (Убедительно?!) Во-вторых, нельзя выступать с критикой общепита и любых уже принятых пищевых или кулинарных нормативов, ибо это является прямым нападением на государственную политику и попыткой посеять сомнения в ее разумности. (Значит, выходило, исправлять ошибки — нельзя, пусть лучше они укореняются, раз уж они вышли в разряд «государственных»?)