Кукловод

Шведов Сергей Владимирович

– Иными словами: если вы не поставите спектакль «Возрождение монархии», то кто-нибудь непременно возьмётся за спектакль «Возрождение Коммуны»?

– Браво, Юрий Михайлович, вы схватываете мою мысль буквально на лету. – Но ведь это всего лишь иллюзия, фантом.

– А вот тут вы глубоко заблуждаетесь, милейший Юрий Михайлович. Нет театра оторванного от жизни. Взгляните на моих ребят: ещё пару часов назад они были самыми заурядными студентами самого заурядного строительного техникума, но я дал им форму, я дал им чин, и случилось чудо превращения. Это уже не ваши шестёрки, Юрий Михайлович, – это офицеры гвардии его величества, не

существующего пока в природе. Но как говорится, была бы гвардия, а император найдется. Конечно, если спектакль закончится, они вернутся на круги своя, но если спектакль будет длиться долго, то выданные на прокат мундиры станут их кожей, и эта кожа очень и очень повлияет на их суть. Есть над чем подумать, Юрий Михайлович, не правда ли?

Брылин смотрел на Дальского с нескрываемым восхищением, в глазах его так и читалось: ай да Серёга, ай да сукин сын. Игнатий Львович растерянно хлопал куцыми ресницами. Попрыщенко вытер испарину на лысине – на него речь Дальского произвела сильнейшее впечатление. Молчал даже ошеломлённый чужим красноречием Заслав-Залесский. А Юрий Михайлович задумчиво смотрел на Дальского, и его обутая в забугорный мокасин нога колебалась в такт скачущим в мозгах мыслям. – А вы уверены, что способны поставить столь грандиозный спектакль, уважаемый Сергей Васильевич?

– В одиночку, разумеется, нет, – Дальский пожал плечами. – Но есть надежда, что в России найдётся немало разумных людей, которым не по нутру роль опущенных в чужом спектакле.

Юрий Михайлович перестал кивать модным ботинком и закивал головой: – Не скрою, господин Дальский, вы меня весьма и весьма заинтересовали. А название партии не кажется вам излишне шутовским: «социал-монархическая» – звучит как-то странно.

– Без «социал» сейчас никак нельзя, – горестно вздохнул Попрыщенко. – Народ не поймёт.

– Пожалуй, – согласился Юрий Михайлович. – Определённый смысл в этом есть. – Главное – привлечь внимание, – сказал Брылин. – А название можно поменять.

Юрий Михайлович умел держать паузу и такую длинную, что, казалось, зазвенели развешанные по стенам зеркала. У Попрыщенко от напряжённого ожидания побагровела шея. Решалась судьба Отечества – шутка сказать.

– Кое-какие деньги я вам выделю, – негромко, но веско произнёс Юрий Михайлович, – А всё остальное будет зависеть от вас, господа.

– Даст бог, прорвёмся, – со свистом выдохнул Попрыщенко.

Отъезжали от гостеприимного дома не менее торжественно, чем подъезжали. Дальский, как истинный профессионал, считал, что спектакль, удачен он или неудачен, нужно доигрывать до конца. Лихо щёлкали лакированными сапогами гвардейцы. Белозубо улыбалась секретарша Катюша. Игнатий Львович здорово прибавил в солидности после успешно проведённой финансовой операции и уже не рвался сам открывать двери бывшего обкомовского лимузина. Люди росли прямо на глазах, обретая уверенность бывалых актёров.

– Газета нужна, – сказал Брылин. – Сейчас без прессы никуда. – Редактора надо найти грамотного, – кивнул головой Дальский. – А Виталька Сократов? Чем тебе не редактор.

– Так он же либерал! – возмутился Попрыщенко. – Какой там ещё либерал, – всплеснул руками Брылин. – Монархист с дореволюционным стажем. Его при слове «масон» тошнит.

– Виталька подойдёт, – согласился Дальский. – Дело знает. А этот ваш Заслав-Залесский случайно не из дворян?

– А как же, – подтвердил Попрыщенко. – Дед из князей был. – Визитные карточки ему надо заказать, чтобы всё честь по чести и золотыми буквами. На заграницу выходить будем. Нам только международных скандалов не хватало.

– Сделаем, – сказал Брылин, к большому неудовольствию прижимистого прораба.

Виталий Сократов был задумчив и сосредоточен. Дальский, оглядывая между делом поцарапанные стены, его не торопил. Что ни говори, а у Виталия было имя в местной прессе и какое-никакое, но своё место в либеральном бомонде. И вот так разом поменять свои привычки, политические убеждения и пристрастия было не так-то просто. Сам Дальский своим безумным проектом неожиданно увлёкся, что, кстати говоря, случалось с ним и раньше. Отличительная черта нашей интеллигенции вовсе не в том, что она говорит глупости – глупости говорят все, и даже не в том, что она в эти глупости верит – не верит, но, даже не веря, она всё-таки претворяет их в жизнь. Дальский нисколько не сомневался, что его затея бредовая, но это не охлаждало его пыл, а уж скорее наоборот. Причём делал он это практически бескорыстно, не рассчитывая на дивиденды в будущем, – его увлекал сам процесс.

– Задал ты мне задачку, Сергей Васильевич, – прищёлкнул языком Сократов. – Что ж тебе теперь засыхать в демократах.

– Сомнительно, чтобы монархическая идея вдруг овладела массами. – А она не просто монархическая – она социал-монархическая.

Виталий засмеялся – попытка скрещивания социализма с монархизмом показалась ему забавной. Хотя, если рассуждать здраво и непредвзято, что же тут в сущности такого уж невероятного, если говорить не об идеях, а об образе жизни верхов и низов в обозримые периоды нашей истории? Театр. Есть, что ни говори в словах Дальского своя сермяжная правда. Кто ныне смотрит в суть явления, всем красивую упаковку подавай.

– Монархия под красными знамёнами? – А почему нет, – пожал плечами Дальский. – Кумач очень хорошо смотрится на наших сереньких улицах.

– Когда скрещивают ужа с ежом, знаешь, что получается? – До скрещивания ещё далеко. А пока у нас есть возможность слегка приукрасить убогую жизнь.

– Боюсь, что у тебя грошей не хватит, уважаемый Сергей Васильевич. – Всё зависит от того, как поставим спектакль. Театру одного актера никто, разумеется, денег не даст.

– Уж больно твой Игнатий Львович личность невыразительная. – Тем больше серьёзных и честолюбивых политиков постараются к нему примкнуть, в надежде исполнить столь любезную русскому сердцу роль серого кардинала. Берёшься за газету?

– Газету сделаем, – кивнул головой Сократов, – были бы деньги.

Войдя в раж, монархисты совершили ещё несколько визитов к солидным людям. Брылин раздобыл таки казаков и что уж совсем невероятно даже на лошадях. Правда, не полусотню, как мечталось Дальскому, а всего лишь десяток, но и это внесло такую свежую струю в спектакль, что милиция стала отдавать честь проезжающему кортежу. И вообще стражи порядка проявляли удивлявшую Дальского расторопность. То ли обкомовский лимузин на них так действовал, то ли монархическая идея стала прорастать в душах этих бесспорно лучших представителей народа, но ни о каких штрафах по поводу проезда в неположенных местах и речи не было. Кони были взяты Брылиным напрокат на ипподроме, казаки были настоящие в роскошных черкесках с серебряными газырями и в бараньих папахах, сдвинутых на самые глаза.