Куколка для Немезиды
Шрифт:
Дочь и сын крайне удивились, когда мать им объявила, что отныне три раза в неделю они должны будут обходиться без нее. Она пойдет работать. И еще ей надо закончить диссертацию, а это значит, что заходить без спроса в ее кабинет нельзя. Лучше в такое время ее вообще не тревожить. Супруг же от удивления выронил галстук, когда она объявила, что на очередной прием пойти с ним не может – у нее срочная работа, надо подготовиться к предстоящей лекции. И только тот факт, что мероприятие протокольное и что без жены Ким не должен там появляться, заставил Елену переменить решение. Однако после этого между ними произошел разговор, результатом которого стала обоюдная договоренность о том, что отныне супруга часть времени будет посвящать собственным делам, работе. Елену удивило спокойствие, с которым Ким воспринял ее слова, а тот, в свою очередь, втайне надеялся, что запала у жены хватит ненадолго. Однако он ошибался. Елена с удовольствием и рвением погрузилась в работу. Лекции она читала теперь в двух крупных вузах.
Научное сообщество приняло ее настороженно – мол, очередная «жена», которая «развлекается» игрой в науку. Однако очень скоро стало ясно, что она здесь не на один день. Елена прилежно посещала скучные заседания кафедры и не стеснялась консультироваться со
– Скажите, а здесь чай пить можно? Я не успела позавтракать.
С этими словами она вытащила из сумки пакет с обычными сушками и конфеты. Тетенька с янтарной брошкой у белого воротничка всплеснула руками, и через полчаса вся кафедра, усевшись около колченогого стола, пила чай с сушками, конфетами и бутербродами, привезенными из дома. Злые языки, конечно, уже после промолвили что-то про «популизм» и «заигрывание с массами». Но на них зашикали, поскольку всем своим поведением Елена подчеркивала серьезность намерений. Постепенно к новой сотруднице привыкли, перестав видеть в ней супругу известного человека. Блестящие лекции, которые она сама писала, трудолюбие, ровность в отношениях с коллегами – все это в конце концов сделало ее «своей» в научных кругах.
Елена наслаждалась теперь своим положением. Она наконец избавилась от комплексов, что было видно даже по ее уверенной походке. Женщину радовало то, что отпала необходимость поддерживать отношения с людьми, которых она едва знала, она не тратила время на бездну светских мероприятий. Ее дни были наполнены смыслом, впереди стояла четкая цель. Диссертацию она защитила с блеском. И даже если оппоненты были необъективны, боясь обидеть ее супруга, известного политика, Елена-то знала, что работа хорошая, написана ею самой и вполне заслуживает положительной оценки. Теперь она поставила перед собой новую цель. Немного передохнув после защиты, Елена села писать учебник по истории Средневековья. Это была ее любимая тема. Теперь она дни и ночи напролет пропадала в закрытых библиотеках, ездила во Францию и Германию работать в архивах, бродила по музеям. Ей хотелось сделать не просто учебник, а увлекательный исторический роман о временах рыцарей, прекрасных дам, гениальных политиков и художников. Иногда она появлялась рядом с мужем на различных мероприятиях, но это уже была другая Елена. За последние годы супруги отдалились друг от друга – в том оказались виноваты и они сами, и дороги, которые они выбрали, и время, в которое жили. Но оба сохранили привязанность к семье, уважали интересы друг друга и были готовы дать отпор каждому, кто посмеет вторгнуться на их территорию. Однако то, что когда-то связывало их, любовь и нежность, они сохранить не смогли. Эти чувства исчезли в круговороте жесткой борьбы, гонка к победе оставила их где-то позади. Оба это понимали, переживали, и оба уже осознали, что надо учиться жить по-новому.
Все это не могло не волновать Кима. Вообще, чем стремительнее он взлетал вверх по карьерной лестнице, тем больше бессонных ночей проводил в своем кабинете. И если начинались эти ночи раздумьями о том, какой тактики и стратегии надо придерживаться в министерстве, то заканчивались тягостными воспоминаниями о людях прошлого. О тех, с кем Ким когда-то по-дружески общался, с кем ходил на свидания, кого любил. Все чаще и чаще он вспоминал свою первую жену, худенькую ученицу, отличницу, исчезнувшую из его жизни молча и навсегда. Еще Ким вспоминал Веру Селезневу, бывшую любовь, которую, по сути, предал из-за увлечения молодостью и неопытностью, из-за типично мужских амбиций. Он вспоминал свою любовь к Елене, любовь уже зрелого человека, которая сделала несчастными сразу нескольких людей. Было еще одно, что не давало по ночам покоя удачливому чиновнику: та самая ходившая по школе старая сплетня, которую пересказывали в подробностях в учительской старые тетки. Неужели у него есть еще один ребенок? Ребенок, который родился уже после развода? Почему вдруг сейчас, когда он так блистательно делает карьеру, его стали мучить эти мысли и воспоминания? Иногда ему казалось, что это страх. Елена и дети отдалялись от него. Ким прекрасно понимал, что, даже если развода не случится, дети ближе будут к матери. Это пугало его теперь, и он, растравляя себе душу, все чаще вспоминал прошлое, задаваясь вопросом: что стало с бывшей женой и есть ли у них ребенок?
Маленький сиреневый садик был засыпан окурками. Тонкие и толстые, белые, бежевые и коричневые, они образовали странные узоры на старых разбитых дорожках, а зеленый газон пестрел ими, как диковинными цветами. Максим Круглов сидел на старой, много раз перекрашенной чугунной скамье. Сидеть было удобно – наверное, в прошлые годы анатомию человека изучали лучше, чем теперь. Максим некстати вспомнил, как на одном из мероприятий он попытался откинуться на вычурном металлическом кресле назад и чуть не упал. Пустяшное воспоминание было им досадливо отброшено. Не о том он сюда, в эту «неофициальную курилку», сбежал подумать.
Он здесь, чтобы «перекурить» в одиночестве разговор, который состоялся у него сегодня утром в кафе «Глясе», что находится на углу Спиридоновки и Козихинского. В «Глясе» Максим часто заезжал позавтракать. Здесь можно было встретить бывших коллег с телевидения, соратников по имиджмейкерским войнам и, наконец, можно было провести самые сложные и щекотливые переговоры. Все кафе делилось на уютные, почти изолированные друг от друга уголки. Именно здесь сегодня Максиму назначил встречу господин Илларионов. Илларионов Семен Петрович был известен тем, что в глубокой молодости, являясь концертным директором одной звезды, слегка запутался в отчетности и надолго исчез из поля зрения заинтересованных лиц. Объявился он уже в новые времена, когда почему-то прошлое в узкоспециальном смысле мало кого волновало (всех больше занимало прошлое в масштабе целой страны). Илларионов неожиданно для
Господин Илларионов плел паутину деловито, не отвлекаясь на сантименты. Тогда, в далекой молодости, он не вылезал из Госконцерта. Почва там была благодатная, и любой непроверенный слух, любой намек или даже полунамек мог выбить из музыкальной обоймы вполне серьезного конкурента. Благодаря этому умению, а также обворожительной манере делать комплименты его подопечная всегда имела отличный график гастролей. Ну что из того, что в последний раз произошла путаница с билетами. Теперь это помнили только эстрадные аксакалы. А их оставалось все меньше. Молодежь взирала на Илларионова с благоговением – политическая ловкость и умение «отмыться» тоже стали частью его легенды. На первые роли он никогда не стремился. Еще тогда, когда ему в гримерную приносили пакеты с деньгами – гонорар за гастроли, – Илларионов понял, что король вовсе не на виду. Король тот, кто управляет тем, кто королем себя считает. Пока вверенная ему звезда завоевывала стадионы, падая от усталости, теряла голос, он спал подолгу, ел помногу, покупал себе квартиры, машины, дачи. Точно так же Илларионов старался устроиться и теперь. На митингах, собраниях и совещаниях выступал другой, все шишки электорат бросал в другого, и помои журналисты выливали на другого. Господин Илларионов появлялся в партийной штаб-квартире редко и только для того, чтобы дать ценные указания, посулить тотальный успех на выборах и пообещать райские кущи после них. На самом деле Семен Петрович отлично понимал, что партия, в которой он числится советником, никогда на выборах не победит. Хотя бы потому, что в ее стане настроения сплошь пораженческие, в лучшем случае – громко-реваншистские. То есть ничего продуктивного партия родить не смогла. Оставался господин Илларионов в стане пораженцев только по одной причине – финансовой. Заниматься распределением финансовых потоков здесь было, на его счастье, некому, все занимались теорией политического строительства. А пожертвования, как ни странно, поступали. Ручей не был полноводным, он был небольшим, но постоянным. Сторонников идей всеобщего равенства оказалось больше всего среди пенсионеров и, как ни странно, коммерсантов средней руки. Последние и были спонсорами. Мотаясь по стране, Илларионов убеждался в том, что в таком режиме партия может существовать довольно долго и при этом числиться одной из активных партий оппозиции, а он, Семен Петрович, по-прежнему будет одним из самых влиятельных людей политического закулисья.
Сегодняшний разговор с Максимом Кругловым являлся частью небольшой схемы, в результате которой Илларионов собирался поближе подобраться к деньгам, предназначенным некоему крупному ведомству. Если очень повезет, то и занять какое-нибудь теплое место в этом же департаменте. Всеми своими «обнаженными нервами» Семен Петрович чувствовал, что тихая гавань ему может очень пригодиться.
За агентством Круглова он наблюдал давно, его люди навели справки, и подозрения оправдались: сейчас весь бизнес Максима держится на нескольких мелких клиентах и надежде на выигрыш в предстоящем громком тендере. Немного усилий, и клиенты, молча и безропотно, расторгли договоры, а тендер был проигран. Стоило это все Семену Петровичу сущие копейки. Теперь охоту на указанного чиновника, главу ведомства, в котором Илларионов собирался стать советником, можно было считать открытой. Круглов согласится – денег у него нет, агентство большое, людей много, обязательства по договорам серьезные. При этом обещанные огромные деньги, конечно, никто Круглову не заплатит. Проглотив наживку, в последующем Максим удовлетворится небольшой суммой и обещанием Илларионова поддерживать его агентство «на плаву».
Семен Петрович, ездивший на большом, сплошь тонированном лимузине в сопровождении машины со спецсигналом и охраной, с шумом подкатил к кафе. Телохранители быстро прошли внутрь и, дождавшись, пока хозяин усядется за столик, собрались расположиться рядом в том же самом закутке, где уселись Максим и Илларионов, но последний пренебрежительным жестом выгнал их.
Разговор, как и ожидал, собственно, Круглов, был о деньгах. Только Максим даже не подозревал, что речь пойдет о ТАКИХ деньгах. Когда Илларионов, раздуваясь от собственной значительности, написал на салфетке сумму гонорара, Максим сделал вид, что нечаянно капнул кофе себе на джинсы – ему не хотелось, чтобы Семен Петрович увидел его изумление. Сумма была астрономической. Если Максим Круглов согласится помочь господину Илларионову в некоем щекотливом деле, то за будущее своего агентства может не волноваться. Вложения со стороны Семена Петровича окажутся весьма щедрыми. Если он, Максим, поможет организовать шумную кампанию против одного вполне солидного человека, то можно будет сразу забыть обо всех проблемах на ближайшие пять лет. Можно будет наконец закончить сценарий фильма, который он пишет уже лет пять, можно будет заниматься только тем, что нравится, и вообще… Понятие «вообще» не простиралось у Максима дальше, поскольку предложение казалось фантастическим в полном смысле этого слова. Семен Петрович еще долго говорил ловкие фразы о каких-то общих интересах, пространно обличал чиновников, скатываясь на совсем уж плакатный язык. Максим слушал уже невнимательно, поскольку понимал: все, что прозвучит после «суммы», не что иное, как «ритуальные танцы». Им никто и никогда не придавал большого значения, тем более такой персонаж, как Илларионов.