Кукольник
Шрифт:
– Октавио Паскуаль.
– Очень приятно. А теперь советую побыстрее разобраться с лошадью и пройти в дом. Твоя одежда основательно промокла, поэтому, если ее не просушить, ты имеешь все шансы схлопотать насморк.
– Спасибо за заботу. Скоро буду.
Через несколько минут Октавио переступил порог лачуги да так и раскрыл от удивления рот, поскольку изнутри она выглядела куда просторней, чем снаружи, неизбежно наводя на мысль об использовании ее хозяйкой неких колдовских чар, вызывающих иллюзии. Подтверждением тому служили и многочисленные детали интерьера, полностью соответствующие данному виду деятельности: весь потолок был завешан сушеными
– Чего замер? – поинтересовалась Эбигейл, размешивая в подвешенном над огнем котелке бурлящую жидкость. – Заходи, раскладывай верхнюю одежду по стульям и садись за стол. Похлебка почти готова. Могу поспорить, что такую вкуснятину тебе вряд ли когда-нибудь доводилось пробовать.
– Охотно верю. У меня от одного лишь аромата вашей стряпни слюнки потекли.
– Еще бы им не потечь. Я же добавила туда столько пахучих и полезных ингредиентов.
Избавившись от треуголки, камзола, сапог и пистолетов, Октавио направился было к столу, но тут его внимание привлекло слегка покачнувшееся кресло-качалка, стоящее в самом дальнем углу, куда практически не попадал свет от очага. Сначала он подумал, что там примостился кот – ведь одинокие люди частенько заводят себе питомцев; затем ему почудилось, будто вместо кота кресло занимает ребенок – по крайней мере, проступившие контуры миниатюрных ручек и ножек указывали именно на это, вдобавок подобные старухи не раз становились центром скандалов, связанных с пропажей невинных детишек; однако в действительности все оказалось гораздо запутанней. Стоило поднесенному ближе огарку свечи рассеять темноту в углу, как в его мерцающем свете возникла обыкновенная деревянная кукла, имеющая два незначительных изъяна. Первый заключался в длинном заостренном носе, схожем по форме с кончиком шпаги, а второй – в глупой ухмылке, вроде тех ухмылок, что беспричинно появляются на лицах умалишенных.
– Так вот, значит, о каком совпадении вы говорили! – воскликнул Октавио, чувствуя нарастающее сердцебиение.
– Уже успел познакомиться? – переспросила Эбигейл, вытащив из котелка поварешку и развернувшись к гостю вполоборота.
– С кем?
– С куклой, конечно.
– Как тут не познакомиться, если она кресло раскачивает.
– Тебе показалось. Возвращайся за стол.
– Но мне хотелось кое-что уточнить.
– Сперва поешь.
Не сводя глаз с носатой куклы, Октавио – словно завороженный – попятился короткими шажками назад, плюхнулся на стул и, нащупав пальцами пустую тарелку, рывком пододвинул ее к себе. В свою очередь, Эбигейл вооружилась ухваткой, чтобы вытащить раскаленный котелок из очага.
Учитывая окружающую обстановку, а также ту настойчивость, с которой предлагалось утолить голод, в душу непременно должно было закрасться подозрение, что над твоей головой сгущаются черные тучи. С другой стороны, сомневаться в добрых намерениях того, кто тебя приютил, сродни проявлению неуважения. Особенно если спасителем является престарелая женщина, отважившаяся выступить против целого стада кабанов.
– Ну, как похлебка? – вкрадчиво произнесла Эбигейл, с трудом дождавшись, пока наполненная тарелка гостя не опустеет на треть.
– Вкусно до невозможного! – раздалось вперемешку с чавканьем. – Вы весьма искусная повариха!
– Благодарю за комплимент. Добавки плеснуть?
– Да.
– Может, еще хлеб порезать? Совсем о нем запамятовала.
– Не откажусь!
– Секунду.
Странная вещь, но по мере насыщения организма вся тревога по поводу строящихся козней старухи мигом улетучилась, и лишь редкое покачивание кресла-качалки продолжало будоражить сознание Октавио, тем самым вынуждая его поскорей приступить к беседе.
– Так что насчет куклы?
– Не терпится услышать историю, как она ко мне попала? – задала наводящий вопрос Эбигейл, отрезав от буханки толстый ломоть.
– Разумеется!
– Спешу огорчить. Из моей головы напрочь пропала информация, откуда я ее взяла. Помню только, что произошло это при довольно загадочных обстоятельствах. Когда же ты сегодня здесь появился и рассказал, чем занимаешься, у меня не осталось ни малейшего сомнения, ради чего судьба свела нас вместе.
– И?
– Неужели не догадываешься?
– Представьте себе, нет.
– Отныне кукла твоя!
– В смысле?! – чуть не поперхнулся Октавио, явно не ожидая подобного ответа.
– Что тут непонятного? Я делаю тебе подарок.
– Почему именно мне?
– А кому, как не артисту кукольного театра, быть владельцем столь забавного деревянного человечка? Наверняка ты найдешь ему более достойное применение, нежели качание на кресле или томление в тесном сундуке.
– Выходит, кресло все-таки не само раскачивается?!
– Это образное выражение, не имеющее ничего общего с реальностью. Потому что бездушное существо едва ли способно сдвинуть какой-то мало-мальский предмет хотя бы на дюйм.
– Давайте я денег вам, что ли, дам.
Прежде чем продолжить, Эбигейл отщипнула от буханки крошечный кусочек, помяла его немного пальцами и положила в рот.
– Плату за еду и ночлег приму с удовольствием, однако за куклу не возьму ни медяка.
– Договорились, – утвердительно кивнул Октавио, решив для себя, что просто отстегнет старухе в два раза больше монет. – Можно задать еще вопрос?
– Поздно уже. Лучше доедай и ложись спать. Сейчас расстелю тебе подстилку напротив очага. Там самое теплое место в доме.
– Но я хочу узнать, зачем кукольный мастер выстругал своему творению такой длинный нос.
– Без понятия. Он мне об этом не докладывал. Как вариант: ему кто-то не дал завершить работу.
– Вряд ли. Тут делов на минуту. Взялся за стамеску да и оттяпал нос до нужного размера.
– Надо будет, сам оттяпаешь.
– Обязательно. Не то зрители могут прийти в смятение при виде уродства нового персонажа. И глупую ухмылку тоже следует замалевать. У меня под нее нет ни одной подходящей пьесы.
– Все в твоих руках. Можешь замалевывать, а можешь специально что-нибудь сочинить под улыбку. Впрочем, как и под длинный нос.
– К сожалению, сочинительством в нашей труппе занимался учитель. Так что придется остановиться на первом варианте.
То ли из-за усталости, то ли от того, что в похлебку действительно было подмешано дурманящее средство – Октавио быстро оказался окутан плотной пеленой сна, сквозь которую не проникало ни единого звука, в связи с чем последующие бормотания старухи остались не услышанными.