Кукушка
Шрифт:
Тесно, вопреки ожиданиям, здесь не было. Приятели быстрыми взглядами пробежались по лицам. Две дюжины, не больше, половина приезжие. Крестьяне. Два приказчика. Двое-трое у окна, видимо мастеровые. Гуртовщики. Ещё гуртовщики. Четыре девки из прислужниц. На особицу сидела и по-свойски выглядела лишь одна компания за столиком направо от камина — ровным счётом шесть рож: монах, угрюмый толстый парень лет под двадцать, три субтильных неприметных типчика, одетых в серое, и наконец ещё какой-то дядька — совершенно лысый или бритый, жилистый, худой, с ног до головы затянутый в чёрное сукно. Его длинное, как у коня,
На вошедших почти никто не обратил внимания. И только кабатчик, как наливал из бочки в кружку, замер, глядя Золтану в глаза, и так стоял, пока вино не побежало через край.
Хагг стянул перчатки, плащ и шляпу, бросил всё на ближайшую свободную скамью, уселся и огляделся. Шольц последовал его примеру.
— Гляди-ка, Шольц, гляди, — зашептал вдруг взволнованно Хагг и подтолкнул приятеля локтем. — Вон, видишь шестерых за тем столом? Сдаётся мне, сама судьба идёт к нам в руки, если только я не обознался… Эй, хозяин! — Он вытащил флорин и постучал им по столу. Дождался, пока трактирщик вытрет руки и подойдёт к нему, затем потребовал: — Бутылку бургонского красного и чего-нибудь горячего.
— Пожиже или чтобы пожевать? — осведомился трактирщик.
— К чёрту жижу, давай чего-нибудь, что раньше бегало и не мяукало. Ты, я знаю, монастырских зайцев держишь. Скажи, чтоб одного зажарили… — Он размотал свой шарф. — Уф… — Вытер шею. — Как дела, Жилис?
— Так это всё-таки вы — На лице кабатчика отразилась смесь тревоги с облегчением. — А я уже подумал, мне мерещится. А дела неплохо. В последние годы малость похуже, но пока испанцы далеко, то всё тип-топ и о-ля-ля… А вы куда?
— А мы туда, — мотнул головой Золтан. — Ещё вопросы будут?
— Хм… — Кабатчик потеребил свои густые бакенбарды, — Если подумать, нет. — Он сделал знак, и девчонка принесла им на подносе бутыль и две кружки. Откупорила, разлила, вильнула задницей. Ушла.
— Остановитесь здесь?
— Возможно. — Хагг потёр ладонью подбородок. Глаза его неотрывно следили за компанией у камина. — А много ль постояльцев?
— Да никого пока, все комнаты пустые. Ага… Жилис, что это за люди?
— Где? А, эти… — Волынка к этому времени стихла, скрипач едва водил смычком по струнам, извлекая скрежетливые задумчивые звуки, поэтому корчмарь невольно понизил голос. — А палач, — сказал он. — Заплечных, так сказать, дел мастер из города, с помощником. Звать не знаю как, не спрашивал. Монах — из местного монастыря. Я так понял, он за ним и ездил в Гарлебек, этот монах.
— Ишь ты… — со значением протянул Золтан, дважды гулко отхлебнул из кружки и поморщился. — Чёрт! Мог бы и сам догадаться по мечу: на швейцарца мужик не похож. Старею… А зачем им вдруг в обители потребовался палач?
—
— Не надо! — Хагг поставил кружку и прищурился. — Не надо. Монах, говоришь? Что-то у него рожа больно знакомая, у этого монаха… Да не таращись ты на них, хватит того, что я таращусь. Прикажи-ка лучше своей девке подать ещё бутылочку вина на ихний стол: я к ним сейчас попробую упасть на хвост. Эй, постой. Наших много?
Трактирщик, похоже, понял, в чём вопрос, и кивнул:
— Есть трое мясников. Живут поблизости. Надёжные ребята. Есть ещё. Послать за ними?
— Рано. Эх, и знакомая же рожа… Погоди, пока я не удостоверюсь. Эти трое — кто?
— Те, что с ними? Топтуны от магистрата. Завсегда здесь.
— Вот как? Иоганн, — обернулся Хагг к Шольцу, — пока я не вернусь, держи язык на привязи. Ладно, я пошёл. Который палач-то?
— Лысый.
Золтан встал, одёрнул полукафтан и двинулся к камину. Шестёрка примолкла и с мрачным огоньком в глазах наблюдала за его приближением.
— С почтением! С почтением! — широко улыбаясь, с ходу выдал Золтан и уселся за их стол. Девица тотчас поставила перед ним новую бутылку и бокал в форме тюльпана. — Позвольте угостить вас, господа хорошие. Мерзкий сегодня ветер, холодает, и вообще, а тут… такие люди, такие люди! Трактирщик! — Золтан обернулся, — Эй! Подавай закуски.
Палач разлепил свои тонкие, почти бескровные губы.
— Я думать, — проговорил он скрипучим голосом, с акцентом сильным и немецким, — я думать, что ми не есть с вами знакомы. Ja. He думать так.
— С вами? — удивился Золтан. — С вами — вряд ли, господин хороший, это вы свинье в самое рыло дали — с вами я и вправду незнаком. Только при чём тут вы? Я про другое. Кто ж не знает достопочтенного брата Бертольда! — И отвесил монаху лёгкий поклон. — А? Неужто я не прав? Ведь это вы, святой отец?
Сидевший на скамье монах, который был уже изрядно пьян, стремительно трезвел. Он сидел и смотрел на Золтана снизу вверх, остекленело выпучив глаза.
— И-э… — наконец попытался выдавить он из себя.
Икнул и умолк.
Тут принесли яичницу с колбасками и ветчину; обстановка слегка разрядилась. Хагг сноровисто разлил вино и выпил с сыщиками, потом подцепил со сковородки шмат поджаренной колбасы и снова повернулся к монаху.
— Так, значит, это в самом деле вы, святой отец, — удовлетворённо сказал он. — А у меня к вам просьба. Я, знаете, хотел бы исповедаться. Прям сейчас. Ага, Исповедаться и получить отпущение грехов, если возможно. Вы же не откажете мне в этакой малости, а? Не откажете? А?
Монах, которого назвали братом Бертольдом, покосился на своих сотрапезников.
— И-э-э… я… собснно…
— О, я знал, я знал, что вы мне не откажете! Я уже обо всём договорился. Трактирщик предоставит мам на полчасика комнатку наверху, где нас никто не станет беспокоить. Какое счастье, что я вас встретил! Господа! — Он вновь разлил и поднял тост: — За государя и Святую Церковь! Аминь и да здравствует!..
Все закивали, поднялись и сдвинули бокалы. Как-то умудрился встать и брат Бертольд. Не дожидаясь, пока все допьют, Хагг пригубил вино, подхватил монаха под руку — и не успел никто в корчме опомниться, как оба уже поднялись по лестнице и дверь за ними закрылась.