Кулинар
Шрифт:
– Надька! – Он пожал плечами и тронул за ручку дверь, ведущую в гостиную.
Сначала он ничего не понял, подумав, что видит сон или бредит, а может, алкогольные пары играют с ним недобрую шутку. Чинарский помотал головой из стороны в сторону, стремясь отогнать от себя жуткое видение. Но оно никуда не пропадало. Наоборот, его ужасные контуры еще резче выступили на поверхности сознания Чинарского, хотя шторы в гостиной были плотно задернуты.
– Надька? – озадаченно спросил он, словно труп мог ему ответить.
Связанная по рукам и ногам, Кулагина сидела на стуле. Ее голова – вернее, то, что от нее осталось, – слегка
Чинарскому на какое-то мгновение сделалось дурно. Он уже давно не имел дела с трупами – с тех самых пор, как оставил работу оперативника, – поэтому не мог спокойно созерцать такое видение. Он отвел глаза, дабы дать мозгу возможность свыкнуться с этой страшной картиной.
Потушив прилив тошноты, стараясь не ступать на ковер, он приблизился к убитой. Волна дурноты накрыла его с новой силой. Он ткнулся глазами в окно, занавешенное плотными шторами. Почувствовал в глазных яблоках странную резь. Потом снова взглянул на Надькину голову. На голову, которую словно срезало гильотиной. С девушки был снят скальп – причем вместе с верхней частью черепной коробки. В кровавом котловане, образовавшемся в том месте головы, где у людей обычно помещается мозг, маячило какое-то кровавое месиво: кусочки мозгов, полушария глазниц, тонкие кровеносные сосуды.
Чинарский отпрянул от стула, перевел дыхание. Посмотрел на сервированный стол, который своим ухоженным видом никак не гармонировал с гильотинированной хозяйкой. На круглом блюде белело то, чем Надька при жизни думала. Так назвал про себя содержимое блюда Чинарский. Черный юмор заставлял его сознание не отступать перед страшной действительностью, а делать необходимую в таких случаях работу, которая заключалась не просто в хладнокровном созерцании крови, а в анализе ситуации. Отбитый годами пьянки нюх сыщика возродился в Чинарском за несколько минут, проведенных в Надькиной гостиной.
Пересилив жалость и отвращение, он шагнул к столу. Мозги, которые явно до укладки на блюдо каким-то образом очищали от крови, утопали в зеленовато-буром соусе. В маринаде плавала зеленая кожура какого-то плода. От дьявольской подливки шел дьявольский запах, который, перекрывая запах исторгнутой из черепа плоти, словно издевался над нею.
Чинарский шмыгнул носом.
– Что за гадость! – приглушенно воскликнул он.
От этого смрада у него запершило горло, на глаза навернулись слезы. Он пошел на кухню. «Надо глотнуть воды, иначе отравишься», – решил Чинарский.
Превратившись в робота, он открыл шкафчик, достал стакан. Налил в него из крана воды. Хлебнул. Стало легче. Чинарский поставил стакан на стол, кашлянул. Хмель как рукой сняло. «Вот так встреча, Надя!» – с горечью подумал он. Чинарский снова поднес стакан ко рту. Выпил до дна и присел на корточки.
«А где же скальп? Унес с собой?» – мелькнуло в его сознании. Он отправился в туалет. Проверил все помещения. Потом вернулся на кухню. Убеждая себя, что такого не может быть, потому что не может быть никогда, он открыл шкафчик, располагавшийся
«Все-то ты думала о зимней свежести, о чистом дыхании… – качал головой опустившийся на корточки Чинарский, – а пришел какой-то хуесос и все испоганил!»
Он снова втянул ноздрями едва уловимую, но вполне тошнотворную горечь. «Что это за херня?» – раздраженно подумал он. Менее отчетливый, чем над столом в гостиной, запах горелой древесной трухи и болота поднимался от пола. Чинарский распластался на полу, сдерживая подступающую к горлу тошноту. Золотисто-коричневая плитка, уложенная на полу в кухне, была чиста, но глаз Чинарского все же различил на ней тусклые разводы. Словно кто-то пролил, а потом замывал масло.
Он заглянул под стол, потом вытянул руку. И тут же громко выматерился – ему в ладонь вгрызся осколок стекла.
Чинарский сел, держа осколок двумя пальцами. Забыв про рану, он рассматривал покрытое маслянистым бурым налетом стекло. «Не знаю, что это за дрянь, но, бесспорно, ее оставил этот выродок!» – сделал он вывод. Увидев, что кровь из раны на ладони капает ему на брюки, он быстро поднялся и, открыв кран, сунул руку под холодную воду. Вода быстро смыла кровавую струйку, но та снова неуловимой змейкой заскользила по пальцам. Чинарский чертыхнулся, положил найденную стекляшку на стол и принялся высасывать выступавшую кровь. Потом достал не первой свежести носовой платок и перетянул ладонь. Обежал взглядом открытые шкафчики и, найдя маленький пластиковый пакет, упаковал в нее свою пахучую находку.
В глубине души Чинарский уже давно все для себя решил. Он сам возьмется за расследование этого дела, поймает и задушит этого извращенца собственными руками. Сознательно же этого он еще не определил для себя и действовал автоматически, по старой, въевшейся в плоть ментовской привычке. Только немного погодя он объяснил себе, почему положил осколок в пакет и сунул в карман. Тогда же он подумал, что оставил в квартире много отпечатков, а это может сказаться на его, грубо говоря, здоровье. А посему, прихватив на кухне полотенце, тщательно вытер все предметы, до которых дотрагивался. Он мог, конечно, уничтожить и следы преступника, но другого выхода у него не было. Этот придурок-майор повесит на него всех собак, если найдет его отпечатки в Надькиной квартире. И не отбрешешься, мол, заходил к ней накануне.
Чинарский вернулся в гостиную и принялся за осмотр трупа. Он заметил узкий короткий разрез сзади на спине и, слегка расширив его пальцами, понял, что это след от ножа. Следы крови, которых было над разрезом меньше, а внизу больше, только подтверждали эту гипотезу. Он немного успокоился, поняв, что преступник сначала зарезал Надьку, а уж потом начал заниматься ее мозгами. Хотя это было, конечно, слабым утешением.
«Когда же этот гад убил ее?» Чинарский ощупал труп в разных местах, начиная со ступней и заканчивая… головой, вернее, шеей. Судя по трупному окоченению, которое уже началось, но еще не до конца сковало члены, умерла Надька часов десять назад, не больше. Но ведь после этого нужно было еще вскрыть череп, приготовить эту гадость, стоящую на столе.