Кулл беглец из Атлантиды
Шрифт:
“Прибереги свои песни для другого раза, Ридондо”, - засмеялся Аскаланте. “Сейчас время для кинжалов, а не рифм”.
“Мои песни - гвозди для гроба короля!” - воскликнул менестрель, выхватывая длинный тонкий кинжал. “Варлеты, принесите сюда свечу! Я буду первым, кто принесет клятву!”
Молчаливый и мрачный раб принес длинную свечу, и Ридондо уколол его запястье, показав кровь. Один за другим остальные четверо последовали его примеру, осторожно придерживая свои раненые запястья, чтобы кровь еще не потекла. Затем, взявшись за руки чем-то вроде круга с зажженной свечой в центре, они повернули запястья так, чтобы на них упали капли крови. Пока она шипела, они повторяли:
“Я, Аскаланте, безземельный человек, клянусь произнесенным делом и заключенным обетом молчания нерушимой клятвой!”
“И
“И я, Вольмана, граф Карабана”, - заговорил гном.
“И я, Громел, командующий Черным легионом”, - прогрохотал гигант.
“А я, Каанууб, барон Блаала”, - дрожащим фальцетом произнес невысокий толстяк.
Свеча зашипела и погасла, погашенная упавшими на нее рубиновыми каплями.
“Так лиши жизни нашего врага”, - сказал Аскаланте, отпуская руки своих товарищей. Он посмотрел на них с тщательно скрываемым презрением. Изгнанник знал, что клятвы могут быть нарушены, даже “нерушимые”, но он знал также, что Каанууб, которому он больше всего не доверял, был суеверен. Не было смысла пренебрегать ни одной надежной защитой, какой бы незначительной она ни была.
“Завтра”, - резко сказал Аскаланте, - “я имею в виду сегодня, потому что сейчас рассвет, Брул убийца Копья, правая рука короля, отбывает из Грондара вместе с Ка-ну, пиктским послом, пиктским эскортом и большим количеством Красных Убийц, телохранителей короля”.
“Да”, - сказал Вольмана с некоторым удовлетворением. “Это был твой план, Аскаланте, но я его выполнил. У меня есть высокопоставленные родственники в совете Грондара, и было несложно косвенно убедить короля Грондара потребовать присутствия Ка-ну. И, конечно, поскольку Кулл почитает Ка-ну превыше всех остальных, у него должен быть достаточный эскорт ”.
Изгнанник кивнул.
“Хорошо. Мне наконец-то удалось с помощью Громеля подкупить офицера Красной Гвардии. Этот человек выведет своих людей из королевской спальни сегодня вечером, незадолго до полуночи, под предлогом расследования какого-то подозрительного шума или тому подобного. Различные часовые будут устранены. Мы будем ждать, мы пятеро и шестнадцать моих отчаянных негодяев, которых я вызвал с холмов и которые сейчас прячутся в разных частях города. Двадцать один против одного...
Он рассмеялся. Громел кивнул, Вольмана ухмыльнулся, Каанууб побледнел; Ридондо хлопнул в ладоши и звонко вскрикнул:
“Клянусь Валкой, они запомнят эту ночь, те, кто ударит по золотым струнам! Падение тирана, смерть деспота – какие песни я слагу!”
Его глаза горели диким фанатичным светом, и остальные смотрели на него с сомнением, все, кроме Аскаланте, который склонил голову, чтобы скрыть усмешку. Затем разбойник внезапно поднялся.
“Хватит! Возвращайтесь на свои места и ни словом, ни делом, ни взглядом не выдавайте того, что у вас на уме”. Он колебался, глядя на Каанууба. “Барон, твое белое лицо выдаст тебя. Если Кулл подойдет к тебе и посмотрит в твои глаза своими ледяными серыми глазами, ты упадешь в обморок. Отвезти тебя в твое загородное поместье и ждать, пока мы не пришлем за тобой. Четырех достаточно.”
Каанууб тогда чуть не рухнул от радости; он продолжал бормотать бессвязные фразы. Остальные кивнули разбойнику и ушли.
Аскаланте потянулся, как огромный кот, и ухмыльнулся. Он позвал раба, и тот пришел, мрачный, злобно выглядящий парень, на плечах которого были шрамы от клейма, отмечающего воров.
“Завтра, ” сказал Аскаланте, беря предложенный ему кубок, “ я выйду на открытое место и позволю народу Валузии полюбоваться на меня. Вот уже несколько месяцев, с тех пор как Четверка Повстанцев вызвала меня из моих гор, я был заперт, как крыса – жил в самом сердце моих врагов, днем прятался от света, ночью крался в маске по темным переулкам и еще более темным коридорам. И все же я достиг того, чего не смогли те мятежные лорды. Работая через них и через других агентов, многие из которых никогда не видели меня в лицо, я наполнил империю недовольством и коррупцией. Я подкупал чиновников и ниспровергал их, сеял мятеж среди людей – короче говоря, я, действуя в тени, подготовил падение короля, который в данный момент восседает на троне под солнцем. Ах, мой друг, я
“Ты работаешь со странными товарищами”, - сказал раб.
“Слабые люди, но сильные по-своему”, - лениво ответил разбойник. “Вольмана – проницательный человек, смелый, отважный, с высокопоставленными родственниками – но пораженный бедностью, а его бесплодные поместья обременены долгами. Громель – свирепый зверь, сильный и храбрый, как лев, имеющий значительное влияние среди солдат, но в остальном бесполезный – ему не хватает необходимых мозгов. Каанууб, хитрый по-своему и полный мелких интриг, но в остальном глупец и трус - алчный, но обладающий огромным богатством, которое было необходимо в моих планах. Ридондо, безумный поэт, полный безрассудных замыслов – храбрый, но непостоянный. Главный любимец людей из-за его песен, которые задевают струны их сердец. Он - наша лучшая заявка на популярность, как только мы достигнем нашего дизайна. Я - сила, которая спаяла этих людей, бесполезных без меня ”.
“Кто же тогда взойдет на трон?”
“Каанууб, конечно - или он так думает! В нем есть капля королевской крови – старой династии, крови того короля, которого Кулл убил голыми руками. Серьезная ошибка нынешнего короля. Он знает, что есть люди, которые все еще хвастаются происхождением от старой династии, но он позволяет им жить. Итак, Каанууб замышляет захват трона. Вольмана желает, чтобы его восстановили в фаворе, как это было при старом режиме, чтобы он мог вернуть своему имуществу и титулу былое величие. Громель ненавидит Келку, командира Красных Истребителей, и думает, что он должен занять эту должность. Он хочет быть командующим всеми армиями Валузии. Что касается Ридондо–бах! Я презираю этого человека и восхищаюсь им одновременно. Он ваш истинный идеалист. Он видит в Кулле чужеземца и варвара, просто дикаря с грубыми ногами и красными руками, который вышел из моря, чтобы вторгнуться в мирную и приятную страну. Он уже боготворит короля Кулла убитого, забывая о мерзкой натуре негодяя. Он забывает о бесчеловечности, от которой стонала земля во время его правления, и он заставляет людей забыть. Они уже поют "Плач по королю", в котором Ридондо восхваляет святого злодея и поносит Кулла как "этого черносотенного дикаря’ – Кулл смеется над этими песнями и потакает Ридондо, но в то же время недоумевает, почему люди отвернулись от него ”.
“Но почему Ридондо ненавидит Кулла?”
“Потому что он поэт, а поэты всегда ненавидят власть имущих и обращаются к мертвым эпохам за облегчением в снах. Ридондо - пылающий факел идеализма, и он видит себя героем, безупречным рыцарем, каковым он и является, поднимающимся, чтобы свергнуть тирана ”.
“А ты?”
Аскаланте рассмеялся и осушил кубок. “У меня есть свои идеи. Поэты - опасные существа, потому что они верят в то, что поют – в то время. Что ж, я верю в то, что думаю. И я думаю, что Каанууб не продержится на троне слишком долго. Несколько месяцев назад я утратил все амбиции, кроме как разорять деревни и караваны, пока жив. Ну что ж, сейчас мы посмотрим”.
II
“Тогда я был ОСВОБОДИТЕЛЕМ – НОУ ”..............."
Комната, странно пустынная по контрасту с богатыми гобеленами на стенах и глубокими коврами на полу. Маленький письменный стол, за которым сидел мужчина. Этот человек выделялся бы в миллионной толпе. Это было не столько из-за его необычных размеров, его роста и широких плеч, хотя эти черты придавали общему эффекту. Но его лицо, темное и неподвижное, удерживало взгляд, а его узкие серые глаза подавляли волю зрителей своим ледяным магнетизмом. Каждое движение, которое он совершал, каким бы легким оно ни было, свидетельствовало о том, что мускулы и мозг из стальной пружины идеально срослись с этими мускулами. координация. В его движениях не было ничего преднамеренного или размеренного – либо он был совершенно спокоен – неподвижен, как бронзовая статуя, либо он был в движении, с той кошачьей быстротой, которая затуманивала зрение, пытавшееся следить за его движениями. Теперь этот человек оперся подбородком на кулаки, поставив локти на письменный стол, и мрачно смотрел на человека, который стоял перед ним. В данный момент этот человек был занят своими собственными делами, поскольку затягивал шнурки на своей нагрудной пластине. Более того, он рассеянно насвистывал – странное и нетрадиционное исполнение, учитывая, что он находился в присутствии короля.