Кулл беглец из Атлантиды
Шрифт:
Кулл нанес удар так же внезапно, как кобра. Он выхватил кинжал из-за пояса и метнул его. Он попал точно под сердце, мгновенно убив ее. Пока люди стояли, скованные чарами, Кулл развернулся, отскочил в сторону и побежал вверх по отвесной стороне утеса на двадцать футов, как кошка. Люди стояли, пораженные немотой, затем мужчина вскинул лук и стрелы и прицелился вдоль гладкого древка. Кулл переваливался через край утеса: глаза лучника сузились – Ам-ра, словно случайно, налетел на него головой вперед, и стрела просвистела далеко в стороне. Затем Кулл исчез.
Он слышал, как они кричали, преследуя его; его собственные соплеменники, охваченные
Царство теней
Царство теней
Я
Король ЕДЕТ ВЕРХОМ
Рев труб становился все громче, подобно глубокому золотому приливу, подобно мягкому рокоту вечерних приливов, набегающих на серебристые пляжи Валузии. Толпа кричала, женщины бросали розы с крыш, когда ритмичный звон серебряных копыт стал отчетливее, и первая из могучей толпы показалась на широкой белой улице, которая огибала Башню Великолепия с золотым шпилем.
Первыми выступили трубачи, стройные юноши, одетые в алое, верхом на лошадях с размахом длинных, тонких золотых труб; затем лучники, высокие мужчины с гор; а за ними тяжеловооруженные пехотинцы, их широкие щиты бряцали в унисон, их длинные копья покачивались в идеальном ритме их шага. За ними следовали самые могучие воины во всем мире, Красные Убийцы, всадники на великолепных лошадях, вооруженные красным от шлема до шпор. Они гордо восседали на своих конях, не глядя ни направо, ни налево, но осознавая, что все это вызвано криками. Они были подобны бронзовым статуям, и в лесу копий, который возвышался над ними, не было ни малейшего колебания.
За этими гордыми и ужасными рядами шли разношерстные ряды наемников, свирепых, дико выглядящих воинов, людей Му и Каа-у, с холмов востока и островов запада. Они были вооружены копьями и тяжелыми мечами, а компактной группой, шедшей несколько обособленно, были лучники Лемурии. Затем легкой поступью шла нация, и еще больше трубачей замыкало шествие.
Храброе зрелище, и зрелище, которое вызвало неистовый трепет в душе Кулла, короля Валузии. Не на Топазовом троне перед царственной Башней Великолепия восседал Кулл, а в седле, верхом на великолепном жеребце, настоящий король-воин. Его могучая рука взметнулась в ответ на приветствия, когда войска проходили мимо. Его свирепые глаза скользнули по великолепным трубачам небрежным взглядом, дольше задержавшись на следующих солдатах; они вспыхнули свирепым светом, когда Красные Убийцы остановились перед ним с лязгом оружия и вздыбленными конями и отдали ему коронный салют. Они слегка сузились, когда наемники прошли мимо. Они никому не отдавали честь, наемники. Они шли, расправив плечи, глядя на Кулла смело и прямо, хотя и с определенной оценкой; свирепые глаза, немигающие; дикие глаза, смотрящие из-под косматых грив и густых бровей.
И Кулл ответил таким же взглядом. Он даровал многое храбрым людям, и храбрее его не было во всем мире, даже среди диких соплеменников, которые теперь отреклись от него. Но Кулл был слишком диким, чтобы испытывать к ним какую-то большую любовь. Было слишком много вражды. Многие были извечными врагами народа Кулла, и хотя имя Кулла было теперь проклятым словом среди гор и долин его народа, и хотя Кулл выбросил их из головы, все же старая ненависть, древние страсти все еще оставались. Ибо Кулл был не валузийцем, а атлантийцем.
Армии скрылись из виду за сверкающих драгоценными камнями уступов Башни Великолепия, и Кулл развернул своего жеребца и легкой походкой направился ко дворцу, обсуждая смотр с командирами, которые ехали с ним, не употребляя много слов, но говоря многое.
“Армия подобна мечу, - сказал Кулл, - и ей нельзя позволить заржаветь”. Итак, они ехали по улице, и Кулл не обращал внимания ни на какие перешептывания, доносившиеся до его слуха из толпы, которая все еще кишела на улицах.
“Это Кулл, смотри! Валка! Но какой король! И какой мужчина! Посмотри на его руки! Его плечи!”
И еще более зловещий шепот: “Кулл! Ха, проклятый узурпатор с языческих островов” – “Да, позор Валузии, что варвар восседает на троне королей”.…
Кулл мало что понял. Жестокой рукой он захватил приходящий в упадок трон древней Валузии и еще более тяжелой рукой удерживал его, человек против целого народа.
После зала совета, дворца собраний, где Кулл отвечал на официальные и хвалебные фразы лордов и леди с тщательно скрываемым мрачным весельем по поводу такого легкомыслия; затем лорды и леди официально удалились, а Кулл откинулся на спинку горностаевого трона и размышлял о государственных делах, пока слуга не попросил разрешения у великого короля выступить и не объявил об эмиссаре пиктского посольства.
Кулл вернул свой разум из тусклых лабиринтов валузийского управления государством, где он блуждал, и посмотрел на пикта без особой благосклонности. Мужчина ответил королю пристальным взглядом, не дрогнув. Он был узкобедрым, широкогрудым воином среднего роста, смуглым, как и вся его раса, и крепко сложенным. С сильных, неподвижных черт лица смотрели бесстрашные и непостижимые глаза.
“Глава советников, Ка-ну из племени, правая рука короля Пиктства, шлет приветствия и говорит: ‘На празднике восходящей луны есть трон для Кулла, царя царей, повелителя повелителей, императора Валузии”.
“Хорошо”, - ответил Кулл. “Скажи Ка-ну Древнему, послу западных островов, что король Валузии распьет с ним вина, когда луна взойдет над холмами Залгары”.
Пикт все еще медлил. “У меня есть слово для короля, а не” – с презрительным взмахом руки – “для этих рабов”.
Кулл одним словом отпустил слуг, настороженно наблюдая за пиктом.
Мужчина подошел ближе и понизил голос: “Приходи один на пир сегодня вечером, лорд король. Таково было слово моего вождя”.
Глаза короля сузились, холодно блеснув, как серая сталь меча.
“Один?”
“Да”.
Они молча смотрели друг на друга, их взаимная племенная вражда кипела под покровом формальности. Их уста произносили культурную речь, обычные придворные фразы высокоразвитой расы, расы, не принадлежащей им, но в их глазах светились первобытные традиции первобытных дикарей. Кулл мог быть королем Валузии, а пикт - эмиссаром при ее дворах, но там, в тронном зале королей, два соплеменника сердито смотрели друг на друга, свирепые и настороженные, в то время как призраки диких войн и междоусобиц мировой древности шептались друг с другом.