Культура и общество средневековой Европы глазами современников (Exempla XIII века)
Шрифт:
Почти ничего нет в «примерах» и относительно воспитания детей родителями. На память приходит эпизод, рассказанный Жаком де Витри, но и он опирается на текст, приписываемый Боэцию [180] . Вор, которого вели на виселицу, увидел своего плачущего отца и попросил у него последнего поцелуя. Когда же он целовал его, то больно укусил в губу (руки у него были связаны): «Много зла причинил ты мне тем, что, когда я был мальчиком, ты, зная, что я уже начинал воровать, не бил меня и не наказывал» (Crane, N 287). Пятилетний ребенок погубил свою душу тем, что имел привычку богохульствовать, а родители его не наказывали за это, и, как он при смерти сказал отцу, за ним пришли «черные люди» (Crane, N 294). При этом Одо Черитонский подчеркивает, что отец очень любил и лелеял своего маленького сына, но «телесно» (Hervieux, 315). Забот о физическом здоровье ребенка явно недостаточно, главное — в наставлении его в основах веры и морального поведения. Такова мораль этого повествования [181] .
180
Boethius. De Disciplina Scholarium, II (PL, t.64, col. 1227). Cp. Hervieux, 316.
181
О
Семейные сцены лишь изредка попадают в поле внимания проповедников, а когда они все же встречаются в «примерах», речь идет скорее о курьезе или аномалии, нежели об обыденной жизни. Чаще других такие сцены упоминает анонимный автор более позднего памятника — «Зерцала мирян» (Speculum Laicorum). Пьяница-муж возвращается домой из таверны, видит жену с двумя сыновьями, принимает их за четверых, решает, что двое — незаконные, и всех убивает, после чего, протрезвившись, вешается сам (SL, 204). Другой пьяный муж устраивает над женой у себя дома божий суд — он пытается испытать ее раскаленным железом, но благодаря ее хитрости сжигает свою руку плужным лемехом, который он предварительно сунул в очаг (SL, 207. Ср. 502). Жена признается мужу в убийстве собственной матери, и он советует ей покаяться. «Но как же могу я покаяться перед теми, кого ежедневно встречаю?» — отвечает она. Когда муж ушел в поле, она, заперев дом, зарезала трех сыновей и самое себя (SL, 134).
Но не нужно воображать, что проповедники вовсе игнорируют нормальные супружеские отношения и чувство привязанности между мужем и женой. Упоминаются и преданные жены, но обычно они выступают в «примерах» в одном качестве — они стараются убедить мужей замолить свои грехи, отказаться от неправедно нажитого богатства и тем самым отвратить погибель души; либо они молятся за умерших супругов, вызволяя их из чистилища. В трирском диоцезе во время добычи серебра одного человека засыпало обвалом породы, и жена, уверенная в его гибели, хотела отслужить поминальные мессы, но не имела на них средств. Поэтому на протяжении года она возжигала перед алтарем благовония за упокой его души, пропустив лишь три дня. Спустя год стали расчищать завал в поисках серебра, и тут несчастный вскричал: «Пощадите, пощадите, осторожнее раскапывайте, не повредите мне!» Сперва его приняли за призрак, но потом убедились в том, что он жив. Как же смог он выжить? Ароматы возжигаемых женой благовоний настолько насыщали его, что он не почувствовал ни голода, ни жажды. Лишения испытывал он только в течение трех дней, пропущенных его женой. Так духовные заботы помогают телу, назидательно заключает Цезарий Гейстербахский (DM, X: 52) [182] .
182
Другой вариантов: Eucharistia. Ср. DM, XII: 7. Вдова отправляется к святым местам, чтобы вызволить душу покойного супруга из чистилища (или ада?).
201
Кавалеры и дамы путешествуют по морю. Работа Мастера коронации девы Марии. Конец 14 — начало 15 в.
202
Святой Христофор. Миниатюра из фламандского часослова. Около 1480
Рассказ о чудесном исцелении прокаженного рыцаря Альберта — прототип «Бедного Генриха» Гартмана фон Ауэ — редкое, если не единственное исключение в литературе «примеров», в котором говорится о спасительной силе любви. Но, конечно, до реальной жизни здесь далеко. Рыцарь Альберт по прозвищу Бедный разорился и к тому же заболел проказой. По утверждению врача, его могла исцелить лишь кровь другого человека, который добровольно согласился бы отдать за него свою жизнь. Некая бедная девушка в благодарность за платья, которые когда-то Альберт послал ей с ее отцом, изъявила готовность спасти его. Когда она уже стояла перед сосудом, в который нужно было собрать ее кровь, Альберт отказался от ее жертвы, и на следующую ночь Бог его исцелил и вернул ему отцовские богатства. Выкупив свои владения, Альберт взял эту девушку в жены и прожил с ней долгую, счастливую жизнь (Klapper 1914, N6).
Иногда упоминаются и семьи простолюдинов. Сапожник, имевший жену и детей, усердно посещал церковь и молился Богу и потому жил в достатке, тогда как его одинокий коллега по ремеслу, не обнаруживавший благочестия, едва мог прокормить самого себя (Klapper 1914, N 137). Но в центре внимания и в этой истории — не семья, а благоволение Творца к верующему.
Любовь к семье — естественное чувство, и проповедник его не отрицает. И все же она опять-таки должна быть подчинена спасению души. Сражавшийся в Святой земле рыцарь молил Господа не допустить его возвращения на родину, если он не искупил еще сполна своих грехов. Другой рыцарь спросил его: «Как же хочешь ты оставить жену и детей своих?» — «Лучше оставить их, нежели погубить собственную душу». И желание его исполнилось: он вскоре был погребен, «присоединившись к гражданам Небесного Иерусалима» (DM, XI: 24).
203
Кастрация прелюбодея.
Не показательно ли, что узы между членами семьи, скорее, проявляются в «примерах», когда они упоминают загробное существование душ? В Кельне умерла благочестивая женщина, прибывшая вместе с сыном и дочерью из Армении. Вскоре при смерти был и сын. Он утешал сестру: «Не плачь, мать меня зовет» (DM, XI: 34). Как и в видениях, проповедь исходит из предположения, что на том свете возможно совместное обитание душ родственников. Впрочем, сохранение родственной приязни за гробом — не общее правило. Когда осужденный на адские муки рыцарь-ростовщик пытался пройти в собственный дом к сыну, коему он передал наследство, тот отказался впустить его, а отец оставил ему жаб и змей — адскую пищу, приготовленную на серном огне, в память об участи, ожидающей и сына (DM, XIII: 18).
Супружеская любовь привлекает внимание проповедника опять-таки преимущественно в аспекте спасения души. Выше был приведен «пример» о ростовщике, после смерти которого его вдова с разрешения епископа приняла на себя его грехи («ведь муж и жена едины суть») и, поселившись на кладбище, на протяжении двух семилетий их замаливала. В конце концов явившийся с того света супруг с благодарностью сообщил ей о полном своем освобождении от мук ада. Но симптоматично: новиций и учитель, размышляя над этим случаем, обсуждают вопрос о том, возможно ли избавление из ада и не был ли этот ростовщик в чистилище. (DM, XII: 24). Человеческие чувства, преданность жены памяти мужа, пожертвовавшей его спасению почти полтора десятилетия жизни, их не занимают. Другая жена погубила собственную душу вследствие того, что с помощью магии хотела разжечь любовь супруга, страшась его измены. Так как не любострастие, а благое намеренье было причиной ее греха, то помощь ее душе возможна (DM, XII: 27) [183] .
183
Замужняя женщина пыталась возвратить себе мужа, изменявшего ей с любовницей, при помощи Богоматери, но та была бессильна помочь ей, так как любовница тоже была ее ревностной поклонницей, и только раскаянье последней привело к возвращению супруга (Klapper 1914, N108).
Христианская проповедь релятивирует любые человеческие связи, не только родственные, родительские и супружеские, но и связи между друзьями. Когда некоего человека вели на казнь, рассказывает Одо Черитонский, он поочередно обращался за помощью ко всем повстречавшимся ему друзьям, но они уклонялись, кроме последнего, который обещал ему, что, если он искренне раскается в душе своей, он пойдет на виселицу вместо него. Но этот друг, оказывается, — не кто иной, как Сын божий, и все повествование толкуется как иносказание, в котором друзья суть земные богатства и земные влечения, бесполезные в момент гибели души (Hervieux, 318). Низкую оценку дружбы дает Одо и в другой проповеди (Hervieux, 394–395).
Все касающееся области отношений между полами настораживает и страшит проповедника. Он не может прямо и безоговорочно осуждать их, — в конце концов, Бог создал мужчину и женщину и велел им плодиться и населять землю. Но проповедник убежден в том, что наибольшие возможности для вторжения в жизнь людей дьявольского начала открывает именно сексуальная сфера, и поэтому никакие предостережения и поучения касательно недозволенных связей между полами не могут быть излишни. Как мы убедились, нормальная семейная жизнь мало волнует авторов «примеров». Совершенно иную позицию занимают они в отношении всякого рода отклонений. «Прелюбодеяние, то есть растление девушек, святотатство, супружеская неверность, кровосмесительство, противоестественный грех, — пишет Этьен де Бурбон, — суть пять пальцев на руке дьявола» (ЕВ, N 464). Этим, собственно, все сказано. Едва ли найдется «пример», затрагивающий сексуальную жизнь, в котором в роли подстрекателя и инициатора не выступал бы нечистый. Влечения плоти органически присущи человеку, и проповедники отнюдь не склонны их игнорировать и даже осуждать как таковые. Но в силах человека преодолеть их или поддаться им (ЕВ, 87–89). Один монах признался аббату, что его мучает плоть, и просил помолиться за него, чтобы Бог освободил его от искушения, а аббат жалобным голосом отвечал: «И я тем же мучим; так как же смогу я молиться за вас?» (DM, IV: 98). Другой монах, покаявшийся некоему старцу в своих телесных хотениях, получил в ответ отповедь: «Ты, несчастный, недостоин быть монахом, коль тебя тревожат такие искушения», и тот решил возвратиться в мир, но повстречал аббата, который его переубедил: и его, уже старого человека, тревожит плоть, но не следует отчаиваться. И тут же старца, который осудил монаха, тоже стали снедать побуждения тела (аббат увидел «эфиопа», посылавшего стрелы в этого монаха, — таков средневековый «Эрот»!), и решил он уйти из монастыря. Никто не способен устоять перед уловками дьявола, коль не поможет ему божье милосердие, и нужно о нем молиться, и искушение будет одолено (Hervieux, 322–323).
Борения плоти — компонент вселенской борьбы между силами добра и силами зла. Аббат Исидор отвечал аббату Моисею, который поведал ему, что он не находит себе места от духа любострастия: смотри — на западе виднеется огромное воинство бесов, поспешающих в сражение, а на востоке — бесчисленное воинство ангелов, и тех, кто идут с востока, посылает в подмогу своим святым Господь (LE, 56) [184] . Существуют разные способы одоления зова похоти. Некоторые, так сказать, «натуральные»: нельзя пребывать в праздности, нужно трудиться, перемежать разные занятия. Можно обуздывать плоть, как того в конце концов достигла одна благородная матрона. Дух прелюбодеяния завладел ею до такой степени, что она не могла ни сидеть, ни стоять и ощущала в бедрах как бы жжение: не в силах вынести «огня любви», она предложила возлечь с ней привратнику своего замка, но он пристыдил ее, напомнив о Боге и чести. Тогда она побежала к реке и до тех пор сидела в ледяной воде, пока не утих пожиравший ее огонь (DM IV: 102).
184
Cp. DM, X: 29 — о битве, разыгравшейся в церкви между бесами и святыми, покинувшими раку с мощами.