Культура растафари
Шрифт:
Интересное описание (перечисление) вышеуказанных клише можно найти на первых страницах чисто мифологической книги Ч. Уильямса "Разрушение Чёрной цивилизации" (Williams Сh. The destruction of B1ack Civilization. Great Issues of a Race from 4500 B.С. to 2000 А.D. Chicago: Third World Рг., 197 ), где автор описывает усвоенные им из чтения националистически настроенных историков ещё в детстве, а затем ставшие "теоретическим фундаментом" его собственного труда "общеизвестные истины". Все эти положения призваны решить две задачи: придать глубину и перспективу африканской истории ("исторический" культурный национализм) и создать модель всемирно-исторического процесса, в котором Африке принадлежит важная, если не решающая роль (философская линия в культурном национализме). После II мировой войны первую представляли Е.Мвенг. Т.Обенга. Ш.В. Диоп, Ф. Сноуден, Ю. бен-Джоханнан, Дж. де Графт-Джонсон. А. Ампате-Ба, Бyбy Хама и др., вторую - Л.С. Сенгор. А. Мазруи, А. Абдель-Малек (уже не в африканском, а в "третьемирском" варианте), Н. Диань, Альюн Диоп, Н. Агблеманьон, А. Ндав, А.Мабона и другие. Разделить два направления столь же невозможно, как и, согласно известной сентенции, расчленить три составные части марксистского учения. Поэтому исторические штудии непременно предполагают
Очевидны и параллели между штампами и клише культурного национализма, догматикой мессианских сект, делающих упор на культурной проблематике, и риторикой и образами возникших под влиянием того и другого молодёжных субкультур (раста-рэггей, афро и хип-хоп). Чтобы проследить филиацию идей, установить приоритеты и отделить заимствования от совпадений самостоятельно возникших идей и построений, для всего этого требуется отдельное исследование, выходящее за рамки данной работы. Несомненно одно: широкая распространённость летучих анонимных представлений и их поразительная, иногда дословная схожесть там, где прямые заимствования исключены, делает невозможным сведение культурного национализма к одному источнику, поиски его "отца" и т.п.. что обычно проделывается исследователями. Печь идёт об однотипной интеллектуальной реакции на одну и ту же психологическую, социальную и культурную проблему коллизию аккультурации. Даже поверхностные изыскания автора показывают, что у любого из "отцов" культурного национализма всегда можно отыскать сразу нескольких предшественников. Другое дело, что анонимность ряда шаблонов и клише делает плагиат неосознанным, как ссылку на неоспоримые, хотя и фальсифицируемые коварными врагами родной культуры истины.
Менее понятно другое явление: откуда малообразованные африканцы и афроамериканцы порой дословно приводят эти идеологические штампы, ничего не зная об их авторах и не в силах объяснить, откуда они их почерпнули'? Каков механизм того, как, говоря словами Ф.М. Достоевского, "идея попала на улицу и приняла самый уличный вид"? Попадая в поле массового сознания, эти штампы становятся ещё устойчивее, подчиняясь теперь законам фольклорных речевых формул. Для известного специалиста по массовому сознаний Б.А. Грушина толчком к изучений массового сознания стало многократное совпадение в анкетах дословно повторяющихся формулировок. К сожалению. Б.А. Грушин не прослеживает связь со штампами официальной пропаганды, научно-популярной литературы и т.п.
Массовое сознание, располагаясь на стыке обыденного и теоретического сознания, с удивительной лёгкостью интегрирует особенности того и другого, и хотя возникает стихийно, но испытывает непрестанное воздействие идеологии и науки, причудливо преломляющихся в нём. Особенно интенсивно это происходит с возникновением массовой коммуникации и массовой культуры.
Попав в сферу массового сознания, штампы теоретического мышления начинают служить моделью для псевдотеоретических обобщений, одновременно начиная излучать мистическое свечение. Видимо, неверно отрицать системность обыденно-практического, а тем более массового сознания, напротив, в нём велико стремление к обобщениям, классификации, хотя и по самым абсурдным основаниям (абсурдным, конечно же, только с позиций теоретического мышления). Высшей формой системности, доступной обыденному сознанию, является миф. "Миф поставляет обыденному сознанию системность того уровня, который не требует и не предполагает апелляции к сущности, ограничиваясь более или менее внешними корреляциями и связями между явлениями. Миф, таким образом, есть доступная обыденному сознании форма системы. Миф - это высшая степень систематизации обыденного сознания, форма, которая расположена как бы на границе между обыденным и идеологическим, осознанно систематизируемым сознанием".* Но это именно та граница, на которой располагается и массовое сознание, гораздо более мифологизированное, таким образом, нежели основывающееся на здравом смысле обыденно-практическое. Миф же служит и буфером между идеологией и теоретическим мышлением с одной стороны и социальной психологией и обыденным мышлением - с другой. При опущении идеологем и теоретических построений из систематизированного в обыденное сознание они мифологизируются.
______________ * Автономова Н.С. Рассудок, разум, рациональность. М.: .Наука, 1988. С.177-178
Мифообразные структуры возникают не только в результате экспансии обыденного сознания на другие этажи общественного сознания, но и в результате обратного процесса: усвоения обыденным сознанием и массовым сознанием научных, философских, политических, этических и т.п. концепций. В первом случае происходит внешняя рационализация и концептуализация мифологем, во втором - мифологизация внешне рациональных построений. Это процесс приобрёл невиданные масштабы с началом транслирования массовой культуры через современные средства массовой информации, а также с сакрализацией рационального знания в сегодняшнем массовом сознании. Картина мира широких масс начинает формироваться на основе вульгаризированных и донельзя упрощённых дайджест-клише. При этом их "научное" происхождение вызывает глубокий пиетет и трепет: образуется "этиологический миф, трактующий рациональное знание как источник сакрального порядка", общество становится идеократическим.* Кстати, в качестве иллюстрации этой мысли в процитированной только что статье А.А. Игнатьева очень уместно приводится растафари. Проявлениям этого пиетета служит в растафари и "Нации ислама", а также в рэггей и рэпе постоянное обоснование ссылкой на их научность и даже "математическую" и "логическую" обоснованность.
______________ * ВФ, 1991, М, с.12-15
Побочный эффект погружения в массовое сознание концептуальных схем - их насыщение риторикой и метафоричностью. Риторика и метафора как бы стоят на стыке рационального и мифологического мышления, делая возможными их взаимный переход друг в друга.
Риторика как совокупность приёмов наставительной коммуникации не является нейтральным (формальным), не зависящим от содержания сообщаемого набором формальных фигур и ораторских приёмов. Она зависит от того комплекса идей, который передаёт, определяется им. Наступает поглощение личности проповедница ситуацией, диктующей набор определённых штампов и приёмов иначе аудитория останется к нему глуха. С другой стороны, собственно оценка ситуации приходит как бы автоматически и непроизвольно, повинуясь сработанным приёмам, запечатленным
В ходе вульгаризации идеологом и теоретических положений происходит их превращение в ключевые метафоры, служащие для интерпретации любой возможной ситуации. Большинством адептов учений типа растафари, как можно заключить, многое в них воспринимается не буквально, а именно как метафора, дающая ключ к истолкованию скрытой сути всех без изъятия событий, но в иносказательном виде. Таким образом, риторический шаблон и метафора в значительной мере совпадают. При чтении текстов интеллигенции растафари и "Нации ислама" бросается в глаза полное отсутствие фантастических деталей, когда сказанное обращено к аудитории вне секты. Как подметил М. Броц, интеллектуалы из Чёрных иудеев тоже вряд ли буквально верят в историческую "научную фантастику", никогда не прибегая к этой аргументации в спорах "на стороне", но пользуясь ею как моделью миропорядка. Иными словами, и псевдотеоретические построения интеллектуалов, и "культурно-историческая мифология" растафари и Чёрных мусульман - не буквальная истина, а базовые метафоры. Не начинается ли с метафор и риторика? Не строится ли пропаганда и всякое увещевательное слово на обращении к общепонятным базисным (коренным) метафорам данного общества, лежащим в основе определённой картины мира как фундаментальные допущения или же ценностный камертон? Определённая область знания или мышления (историческое предание, философская или предфилософская - на уровне "мудрости" -концепция и т.д. представляют базисную метафору для всей картины мира, и тогда в терминах данной области понимаются все явления жизни, её категории становятся исходным пунктом для изучения других областей фактов. В культурном национализме коренными метафорами как раз и служат псевдоисторические представления.
Анализ текстов песен рэггей иллюстрирует, что сущность метафоры состоит в осмыслении и переживании явлений одного рода в терминах явлений другого рода. Особенно это очевидно в песнях, посвященных политическим событиям: даже сараевское убийство 1914 года на альбоме ивуарийской группы "Солнечная система" "Сараевское преступление" предстаёт как заговор Вавилона, стремящегося помешать Исходу на холм Сионский. Все будничные события также осмысляются через метафоры Пленения, Исхода. Армагеддона, 400-летнего рабства, Воздаяния, Серы и т.д.
2. Общие места и штампы культурного национализма
Одним из первых примеров "научно-публицистической" исторической мифологии была книга английского филантропа XVIII века Уилсона Армистида "Воздадим должное негру". Мотивы Армистида иные, чем у культурных националистов - вызвать сострадание и уважение, но доводы те же: "Что касается умственных способностей африканской расы, то следует заметить, что некогда Африка была колыбелью науки и литературы, и именно оттуда они затем распространялись среди греков и римлян".* Все мудрецы Солон, Платон, Пифагор и другие - отправились в своё время в Африку, где и набрались знаний: "У стоп чёрных философов утоляли они жажду мудрости". Минерву, богиню мудрости, древние якобы изображали как африканскую принцессу. Африканцами были Теренций и ряд отцов церкви. А какие толпы собирались со всего света за 300 лет до Р.Хр. послушать наставления африканца Эвклида, возглавлявшего самую прославленную школу математики в мире! Африканская империя соперничала за господство над миром с Римом.**
______________ * Armistead W. A tribute for a Negro (reprint edition). Miami: Mnemosyne Pbl., 1969, p.120 ** Armistead W. Op.cit., 120-121
Здесь мы уже видим ряд утверждений и полуумолчаний (в отношении карфагенского, т.е. финикийского происхождения Теренция и перечисление александрийских греков как "чёрных африканцев"), вошедших в золотой фонд культурного национализма. Сюда же относится и легко находимое в предании представление о том, что любой мудрец древности непременно посещал Египет (по убеждениям культурного национализма - "негро-африканскую" страну), где обучался эзотерической мудрости. Распространённость подобных рассказов объясняется тем, что для греков Египет был страной таинств и мистического знания. Ряд мудрецов древности действительно посещали Египет, но очевидно, что навряд ли все как один, а кроме того, уже характер греческого преднаучного мышления всё-таки радикально отличался от оставшегося по ту сторону "Осевого времени" сокровенного эзотерического знания египетских жрецов и посвященных. Подобно тому, как в Новое время страной потаённой мудрости стала Индия либо Китай (отсюда догадки, будто Христос не иначе как в Индии бывал и там же научился тайному знанию), неизбежно возникающий с переходом к аналитическому систематизированному мышлению дефицит, связанный с утратой образного многосмысленного полумифологического знания, выражался в интересе к культурам, построенным на иной, неевропейской рациональности. Отсюда уже у древних такой едва ли не болезненный интерес к Египту и представление о том, что именно там хранится высшая, не познаваемая рассудком мудрость - это не что иное, как неотъемлемая черта структурирования мирового культурного пространства по-европейски: западная цивилизация уже в свой "протоевропейский" период осознает односторонность присущего ей типа мышления и нуждается в мифе о стране высшего глубинного знания - ср. с представлениями о подлинном тайном знании египетских жрецов у Р. Штайнера.