Культурные особенности
Шрифт:
Дальнейшее она помнила как в полусне. ДаКоста утащил ее обратно, к лагерю. На руках, не слушая возражений. Она испугалась — как бы не уронил. Не уронил, парень оказался неожиданно сильным для своей нескладной фигуры. Потом они с Эрвином орали друг на друга — страшно, до звона в ушах и хлопанья крыл — скандал сорвал пернатых с деревьев.
На крик пришла Ирина успокоила обеих — и страшного, упрямого Эрвина, все рвавшегося надавать одной лиловоглазой по шее и ДаКосту — маленького, взъерошенного, но упорно не желающего Эрвина до этой самой шеи допускать. Прощупала Лиианне пульс, поругала, пожалела, обругала странным для туземки словом «стресс» сказала — до завтра пройдет. А пока —
Что ДаКоста тут же и обеспечил — засунул в бэху, на пассажирское, укрыл брезентом сунул в руки чашку тари. Взвыл движок, Эрвин, к радости Мии, дал таки отмашку «поехали».
Лесная часовня на глазах дернулась, поплыла назад. Черно-желтые осы вились вокруг, выписывая круги над зеленой кровлей.
Спасибо, — шепнула она, провожая взглядом их танец. Теперь она сделала все, что могла. Даже если… Может, Уарра и не будет ее сильно бить, она ведь честно пыталась. ДаКоста скалил зубы и шутил с кормы. Оса сбила в полете розовый мелкий цветок — на ладонь. Лиианна просто смахнула его с руки. Примета. Может бабкино колдовство все же удастся?
Бабкино колдовство удалось, даже лучше, чем Лиианна могла надеяться.
Одна из ос, сорвавшихся с ее руки там, на берегу желтой речки как раз долетела до летучего дома Жана-Клода Дювалье, доктора медицины. Долетела, стукнулась об алюминиевый борт, глухо зажужжала. С третьей попытки протиснулась в воздуховод, нырнула внутрь, уклоняясь от стальных вертящихся лопастей, и вылетела вниз, в серую, клетушку без окон — караульный пост у третьего трюма.
Часовой был один. Туземец, огромный плосколицый дикарь без сапог, но в штанах и застегнутой наглухо, не по погоде, рубашке. Кривой нож на поясе, ружье за спиной, лицо украшено перечеркнутой сверху вниз молнией.
Оса замерла, зависла в воздухе у его уха. Зажужжала — тревожно, истово, звук бился, повторяя Лиианнин нехитрый напев. Воин поднял было руку — смахнуть и замер, не закончив движения. Замер, прислонился к стене, повторяя под нос мелодию. Раз, потом другой, третий… Опустил ладонь, расчесав кожу под глухой рубашкой — не открывая глаз, невольным, механическим жестом. Вздулись буграми мышцы на мощном предплечье, сжались, будто налились кровью на скулах высокие желваки. Воин тряхнул головой. Шагнул вперёд, потянулся, сорвал со стены эбеновый диск внутренней связи.
— Кванто кхорне, Абим. Разрешите обратится.
…Нет, с глазу на глаз…
.. через три часа…
…по какому вопросу? По личному…
Трубка прохрипела в ответ «хорошо». Туземец посмотрел на часы — здесь, в солдатском отсеке они были простые, электронные. И замер, насвистывая под нос немудренный мотив прилетевший на осиных крыльях.
«Помоги мне, Уарра-воин».
Холодный электрический свет дрожал на его лице, дробился в черных петлях татуировки.
Глава 24 Лесная дорога
Лиианна беспокоилась зря. Абсолютно зря, Ирина забыла про нее сразу же — пощупала пульс, пошепталась с ДаКостой и Эви, убедилась, что ничего, кроме временной слабости, дурехе не угрожает и забыла. Было не до того. Так стремительно менялись картинка вокруг. Бэха шла, приближаясь к неведомой им Фиделите.
Вначале на дороге попались еще два железных ежа — два увитых лианами исполина перегораживали лесную тропу. Мия сбавила ход, аккуратно проводя машину между порыжевшими двутавровыми балками. Проход узок — беха прошла еле-еле, едва не сбив краску с бортов.
Донесся протяжный, благодарственный крик. Эрвин обернулся — кричал старый Яго из машины Станислава позади. Лязгнула сталь. Миа, запрокинув голову, подхватила напев, вывела горлом звонкую, в три ноты, руладу. Потом, обернулась,
— Благодарность. Богу, за то, что дошли. За эти столбы звери не ходят.
Железная балка над головой — густо увита тонкой лозой. Сквозь зелень, местами — ржавчина и стальной сизый блеск. Следы зубов. Эрвин невольно поежился, Шляпа скатилась с задранной вверх головы. Все следы оставались по правую сторону, сзади, за бортом. С передней, левой — только ржавчина и нежный зеленый лист.
— Спасибо. Ты молодец, — сказал он Мие. Та улыбнулась, кивнула в ответ. Поправила цветок в волосах. Хрустнув, лопнула перебитая железным бортом лоза. Пятипалый, алый цвет закачался и упал с балки вниз, мимоходом коснувшись предплечья.
Миа и Эви обменялись короткими, звенящими фразами. Весело, должно быть шутка на чужом языке. Эрвин не успел понять. Ирина покраснела — слегка, спрятав лицо за тонкой ладонью. Путь под колесами стал шире, утоптанней. Уже дорога, а не пробитая кое-как тропа. По обочинам — будто два зеленых, рыжеющих на солнце вала. Дорогу берегли, за ней следили, выпалывая упрямый гибкий тростник. А за обочиной — листья, лианы и сучковатые толстые стволы. Зеленый лес, густо усыпанный алым, сияющим цветом созревающей «тари».
Первую делянку проехали через полчаса — просто поляну в лесу. Вначале они услышали музыку — негромкое пенье, мелодичное, тонкое, красивое. Потом увидели людей. Женщины — за плечами корзины, яркие косынки на головах, — собирали цветы, двигаясь вдоль лесной стены — медленно и методично, под ритмичное пенье. Поймать соцветие рукой в кожаной высокой перчатке, оборвать первые листья, повторить. Движения — в такт музыке, плавны и точны, как в танце. Эрвин зачем-то полез проверять пулемет. Потом лес раздался и Эрвин увидел еще и местных мужиков — полдесятка туземцев с крестами на лицах собрались в круг, что-то мастерили на поляне. Винтовки — длинные туземные стволы — рядом, небрежно составлены в пирамиду. Эви окликнула их. Ей помахали рукой — небрежно, не отрываясь. Эрвин оставил в покое пулемет, и сел, откинувшись в кресле.
Дорога стала шире, делянки «тари» попадались все чаше. Их окликали, смотрели, но не задерживали. Приветствовали Эви и Яго, махали Станиславу, ведущему вторую машину. Смотрели на бэху во все глаза — но спокойно, со сдержанным любопытством. Потом их догнал грузовик. Местный, трехосный, убитый в хлам грузовик без кабины, с деревянным ящиком впереди вместо утерянного где-то капота.
За рулем женщина — опять. Эрвин, хмыкнув, припомнив Миины слова и шутки над латинистом. Похоже, баранка у местных и впрямь — чисто женская работа. Туземный грузовик при виде их лихо повернулся на обочине, разметав сено. Пристроился Мие борт в борт. Водительница — уже пожилая, толстая но бойкая до ужаса дама — помахала им рукой, бросив руль на мгновение. Грузовик подпрыгнул на ямке, чуть вильнул, ободрав скулу о броню бэхи. Не похоже, чтобы водительницу это обеспокоило. Некогда было — машины шли рядом, Миа и туземка спешили наговориться, глядя друг на друга и свесившись каждая через свой борт. О чем разговор — непонятно, переводчик хрипел, не поспевая за водопадом из фраз на звонком туземном наречии. Эрвин смахнул его прочь — в последнее время его начали раздражать бесконечные хрипы в ухе. Девчонки засмеялись — вдруг, хором, туземка тыкнула пальцем в Эрвина. Тот пожал плечами — слегка. А смех у Мии мягкий, чуть хриплый, грудной. Полные губы изогнуты, а во взгляде — тоска… Скрипнула турель, Эрвин развернулся на кресле. Грузовик вильнул и умчался прочь, под свист ветра и звонкий смех из кабины. Миа помахала вслед. В зеркале — солнечным зайчиком — мигнуло ее лицо, отразилось печальной, светлой улыбкой.