Культурные особенности
Шрифт:
— Девчонки, минуту еще, — сказал Эрвин, спрыгнув вдруг обратно на землю. Ирина обернулась за ним — посмотреть. Ласково мигнул в глаза золотом крест над дверями лесной часовни.
Плеснул в глаза полумрак. И теплый свет — он здесь, внутри часовни, не тек, просачивался по капле сквозь листья. Ложился мерцающим ореолом, короной, на статуи у алтаря.
Взгляд с иконы — тяжел и прям. Эрвин поежился вдруг. Пожал плечами, сказал вдруг ни с того ни с сего, глядя в темные глаза Спасителя на иконе:
— Господи, прости. Стремно на бабах в драку ехать…
Взгляд с центральной иконы — будто корабельный капеллан, изрекающий любимую присказку:
«С чем дали, юноша, с тем и работайте».
У ног статуи,
Вспомнились утро, Ирина и ее недавние слова — страшные, пахнущие бедой и непонятные. «Эрвин, беда…. Они ясень сломали». Лесную поляну, кровь на траве, дерево и мятый серый плакат. Иринино недоуменное: «как так?». И на глазах — слезы. По ложу винтовки — четкие, черно белые буквы. Надпись. «Так хочет бог».
Эрвин молча кивнул и подхватил с алтаря винтовку. Прошелестели, опадая, ленты, иконы и статуи словно кивнули ему. Ворчливо лязгнула сталь под ладонью — клац-клац. Затвор открылся легко. Все полном порядке — на вид, несмотря на время. Впрочем, время с трудом берет оружейную сталь, а смазывать Лааву Куанджало здесь явно не забывали. Эрвин закинул ствол за спину, не глядя, сгреб россыпь патронов в карман и шагнул прочь. В затылок мигнул теплый свет. Обе иконы улыбнулись ему на прощанье — так жена машет рукой, провожая мужа на работу утром.
Заурчал, разогреваясь, мотор. Ирина кивнула, Миа помахала ему. Замерла на миг, увидев винтовку. Губы ее дрогнули, расширились — удивленно — глаза. Потом она оторвалась от руля, сложила руки, кивнула еще раз. Даже не кивнула — поклонилась и низко. Винтовке в его руках.
— Рояне, — проговорила она, осторожно касаясь пальцем вороненой стали…
«Титул, как у живой. На местном языке: мудрая женщина, — сообразил Эрвин, даже не удивившись, — здесь, в языке просто нет среднего рода».
Запрыгнул рывком в БТР. И кивнул Мие, аккуратно уложив ствол — под рукой, поперек сидения:
— Имя ей Лаав Куанджало.
Миа кивнула, протянула руку — аккуратно, коснувшись ладонью наплечного ремня. Будто поздоровалась. «Путь чист» — прокричали птицы из вышины. Эрвин махнул — «вперед». Беха взревела и пошла, раздвигая кусты — под лязг стали и птичий, пронзительный свист. Клубы черного дыма все плыли по небесам. С востока, от Фиделиты.
Их пытались остановить. Дважды, оба раза без толку. В первый — в глухом зеленом лесу, у второго ряда надолбов. Все произошло очень быстро. Птичий свист с неба, сзади — Иринин отчаянный крик. Сапог сорвался с подножки, прежде чем успела сообразить голова. Мие — прямо в затылок. Сквозь каску и ватник — не больно, а девочка — молодец — смогла быстро сообразить, рывком переключив рычаг передач с переднего хода на задний. Беха заскрипела, рявкнула и — как живая — скакнула назад. Вспыхнули и бессильно разбились о волнорез яркие вспышки. Грохот в ушах.
— Снайпера… в засаду попали, — рявкнул Эрвин, рывком разворачивая вдоль горизонта стволы. Заскрипела турель, в сетке прицела замелькали деревья. Толстые ветки, зеленые листья, густые и на вид одинаковые. Вновь свистнула птица, вновь рявкнул сердито мотор. Пуля пропела над головой. Другая разбилась о борт, выбив яркую белую искру.
— Эрвин, ищи желтого, на метр ниже, — прошептала снизу Ирина. Эрвин поймал глазами маленького летуна — желтая, похожая на попугая птица зависла над зеленой кроной вдали — почти неподвижно. Каркнул, кивнув головою орлан. Застучал в руках Эрвина пулемет — короткой, хриплой от гнева очередью. Трассеры умчались вдаль, хлестнули по дереву, разнося в щепу ветки и листья вдали. Мелькнула черная тень. Там, вдали- неловко, дважды перевернувшись — полетело вниз и ударилось о землю тело.
— Один есть.
Новая пуля звякнула о броневой борт, выбивши искру почти над головой склонившейся над рычагами Мии. Птица свистнула в вышине.
— Эрвин, алый, левее — шепнула Ирина еще раз. Проревел пулемет. И еще, и еще пока не затих птичий крик над поляной.
— Черт. И угостить даже нечем, — прошептал себе Эрвин ощупывая карманы. Не завалялась ли корка на угощение маленьким летунам: пестрым, желтым и алым.
Вторая стычка — на поляне, у пруда. Там, где еще день назад они с ДаКостой весело шутили насчет яичницы. Весело, да… А сейчас земля изрыта — вся, разбиты вдребезги драконьи яйца. Голова длинношеего Чарли — отдельно от шеи, на земле, вбита рогами вниз в разбитый грунт у дороги. Эрвин сморгнул — раз, потом два, гадая, кому мог помешать безобидный в общем-то ящер. Хрипло проорал с неба орлан. С востока, по дороге — топот множества ног, еще тихий, чуть слышный. Уарра гнал две «нити» — звена пехоты вперед — перехватить бэху в узости у надолбов. Это было удобное место, но — птицы крикнули вовремя, бэха свернула, затаилась в кустах — и длинная пулеметная очередь буквально снесла не успевшую развернуться колонну. Снесла, измолола вмиг — в красную, кровавую кашу.
— Вот вам, гады и яичница. Приятного аппетита, — сплюнул Эрвин, радуясь, что дым и черная пороховая гарь от стволов укрыли от Ирины подробности. Миа затянула песнь. Гортанную туземную песнь. Эрвин прислушался и улыбнулся, невольно. Туземка простодушно хвасталась небу, какие у нее, маленькой, грозные мужья и не менее простодушно жалела тех, кому не повезет оказаться у них на дороге. Проехали дальше. Песня Мии сменила тон — с гордого на жалобный, тонкий. Миа просила прощения. У убитого ящера, за то, что они, люди, не успели раньше. Эрвин на полном серьезе кивнул. Замер на миг сняв с головы шляпу. Это было глупо, но правильно — так. Поляна скрылась из глаз, и песня Мии вновь пошла веселее.
Потом была окраина Фиделиты, роща и поле — празднично-желтое от подсолнуха. Еще вчера. Сегодня — изрытое и перепаханное гусеницами до черной земли (флайера Дювалье использовали его, как взлетную площадку) Сломанные зеленые ветви, налитые желтые круги — разломаны и вмяты в сырую землю. Орлан хрипло, тяжело закричал — сверху, от волнореза. Убрал голову под крыло, не в силах видеть эдакое безобразия. Посмотрел на Эрвина — тяжело, топорща на голове лохматые белые перья. В глазах — больших черных птичьих глазах читалось недоуменное:
«Вы что, люди, совсем с ума съехали?»
Ирина пропела, Эрвин кивнул. Да, мол, съехали брат. Только не мы. Беха рванула вперед. Грянул ружейный залп. Вдалеке, на холмах замигали маленькие, яркие вспышки.
Прорваться с налету не удалось. Поле на окраине поселка — ровное, бэха как на ладони. Стрелки с холмов били густо и точно, пули бились о стальные борта, высекая яркие рыжие искры из закаленной стали. С Эрвина снесло шляпу, Ирине оцарапало щеку отскочившей от борта чешуйкой брони. Эрвин, озлилившись в момент, открыл огонь на подавление — щедро, длинными очередями, поливая трассерами холмы, башни и вспышки вдали. Насилу опомнился — от пулемета на таком расстоянии толку чуть, а зарядные ящики бэхи не резиновые. По броне — дождем — частая дробь прямых попаданий. Машину тряхнуло. Спереди — облако искр, хруст и стеклянный звон — разлетелись в осколки оба курсовых фонаря. Миа издала испуганный крик — по триплексам, прямо перед ее лицом — побежала звездой паутина трещин. Захрустело под ногою стекло. Противным, тоскливым до ужаса звуком. Новый залп, новый дождь пуль по броне. Бэха дрогнула, затряслась от носа до кормы. Полоснул звоном жести и запахом гари — лопнул радиоприемник на полу, обдав людей потоком искр, дыма и вони сгоревшей проводки.