Культурный эксперимент [=Бог Курт]
Шрифт:
Курт. Как же с ним обращались?
Вепке. Ну, разные там наказания, карцер, избиение палками. Но всегда так, чтобы не слишком повредить здоровью, по приказу господина коменданта.
Курт. Хорошо, Вепке, продолжай.
Вепке. Наконец, я сказал ему, что свел его сына с женщинами из борделя, что нас обнаружили, что мы спешим спастись бегством и что он может присоединиться к нам. Понятно, он сразу же согласился. Тогда я сказал ему, что он должен переодеться в форму солдата-эсэсовца, после чего я отведу его на то место, где тропинка выходит к железной дороге. Он должен ждать там и никуда не уходить, пока не появлюсь я с его сыном. И он должен все время смотреть на железную дорогу и ни в коем случае не оборачиваться.
Курт. А как ты объяснил ему это последние условие?
Вепке. Я сказал, что мы приедем на поезде, спрятавшись в одном из вагонов, и что он должен быть готов, когда поезд замедлит ход на повороте, вскочить в тот вагон, где будем мы.
Курт. Отличное объяснение.
Вепке. Дальше все произошло точно так, как предвидел и пожелал господин комендант. Заключенный Самюэль стоял навытяжку на тропинке липом к железной дороге, Мы с заключенным Саулом подползли к нему сзади совсем близко по снегу. Я сказал заключенному Саулу, что он должен выстрелить, и он дважды выстрелил. Заключенный Самюэль, раненный в спину, упал набок. Я поспешил к нему и повернул тело так, чтобы не видно было лица — все, как приказал господин комендант. Потом заключенный Саул подошел ближе и последний раз выстрелил в заключенного Самюэля.
Курт. Куда?
Вепке. В затылок, господин комендант.
Курт. Что ты можешь добавить, Вепке?
Вепке. Ничего, господин комендант. Это все, что было.
Курт. Очень хорошо, Вепке, можешь идти. Или нет, пожалуй, останься, скоро опять понадобишься мне. (Обращаясь к Саулу) Итак, Саул, доказано, что ты отцеубийца — ты выстрелил в спину своему отцу, ты прикончил его выстрелом в затылок. Перейдем теперь, как это делает Софокл, к Иокасте.
Саул. Я чувствую, Курт, чувствую, что сейчас произойдет что-то ужасное.
Курт. Понятно, что догадываешься. Было бы очень странно, если бы не догадывался. Итак, Саул, слушай. Женщины, с которыми, как тебе казалось, ты был близок больше месяца, женщины из борделя для офицеров-эсэсовцев, женщины, которых Вепке приводил в твой барак и толкал к тебе в постель, — все это были не разные женщины, а одна и та же. Эта женщина была твоя мать, Мириам.
Саул. Это неправда, это не может быть правдой!
Курт. Плохо, Саул, очень плохо! Намного хуже, чем было раньше. Ты не должен восклицать: «Это неправда, это не может быть правдой!» Ты должен закричать что-нибудь более сильное, более трагическое. Например: «Ах, почему меня не убили в Германии три года назад, когда арестовали!?» Вот что ты должен был сказать или что-нибудь в этом духе. Ну, ладно, пойдем дальше. Теперь твоя очередь, Вепке. Расскажи, что ты сделал, чтобы убедить мать заключенного Саула согласиться на неоднократное половое сношение с сыном.
Вепке. Господин комендант, все было гораздо труднее, чем с отцом. Заключенная Мириам тоже прибыла в лагерь спустя несколько дней после заключенного Саула. По приказу господина коменданта она тоже была помещена в отдельную камеру, и ей давали много хорошей еды, чтобы она поправилась. А это, господин комендант, для того, чтобы она, как и сын, в конце концов имела излишек сил, которые ей захотелось бы при первой возможности истратить на половой акт. С другой стороны, как только она прибыла в лагерь, ей сразу же сказали, что тут находится и ее сын и что ей, возможно, разрешат увидеться с ним. Так прошел месяц, и я должен сказать, господин комендант, что после целого месяца одиночного заключения Мириам действительно очень тосковала по сыну. Любой ценой, господин комендант, она хотела обнять его и, самое главное, что вполне понятно, хотела знать, что он жив и ничто не угрожает ему.
Курт. Предварительная психологическая подготовка, не так ли, Вепке?
Вепке. Да, господин комендант, необходимая подготовка. В конце концов, все так же следуя приказам господина коменданта, я дал понять заключенной Мириам, что если она хочет спасти жизнь своему сыну, то должна добровольно согласиться на один культурный эксперимент, связанный с сексом. Я понял тогда, что заключенная решила, будто речь идет о том, что ее просят развлечь наших солдат или офицеров, и на некоторое время оставил ее в этом убеждении, не говоря, что подобную обязанность она и без того должна выполнять по первому же нашему приказу. Короче, заключенная Мириам не понимала, что любая заключенная, если она мало-мальски привлекательна, может быть отправлена в лагерный бордель. Странное заблуждение, господин комендант.
Курт. Действительно, странное, Вепке. Но как же тебе удалось в конце концов открыть глаза заключенной Мириам?
Вепке. Прежде всего я показал ей на деле, что будет с сыном, если она добровольно не согласится на культурный эксперимент. Я повел ее смотреть, как вешают некоторых заключенных. Вроде этих, господин комендант (Показывает на ель за окном, на которой висят четыре трупа).
Курт. И что ты ей сказал?
Вепке. Я сказал, что такая же судьба ждет ее сына, если она не согласится на некоторые условия.
Курт. А она?
Вепке. Она сразу же сказала, что готова сделать все, что угодно, лишь бы спасти своего сына.
Курт. А ты?
Вепке. Я спросил ее тогда: «И на половую близость с кем угодно?»
Курт. И она?
Вепке. Она согласилась, волнуясь, поспешно — с кем угодно.
Курт. И ты?
Вепке. Тогда я решил, что пришла пора, как только что выразился господин комендант, открыть ей глаза, и сказал: «И с твоим сыном Саулом?»
Курт. И она?
Вепке. Она пристально посмотрела на меня и ничего не ответила.
Курт. Ну, дальше.
Вепке. Я сказал ей: «Я должен понимать твое молчание как согласие?» И она молча опустила голову.
Курт. Она не возмутилась?
Вепке. Нет, господин комендант, нисколько не возмутилась. Тогда я объяснил, что от нее требуется: она должна пойти со мной в барак к заключенному Саулу, я подведу ее к кровати, она разденется и голая ляжет рядом с заключенным и ласками, поцелуями и другими прикосновениями доведет заключенного до того возбуждения, которое предшествует половому акту. Потом спустя десять минут, она должна одеться и подойти к двери. Я вернусь, возьму ее за руку и отведу в барак. Я предупредил, как того требовал господин комендант, что если заключенному Саулу разрешено говорить, то она должна строжайшим образом соблюдать полное молчание. Если только ока заговорит, произнесет хоть полслова, ее сын будет немедленно повешен. Чтобы она поняла, что у нее нет никакой возможности обмануть меня, я сказал ей, как приказал господин комендант, что в бараке ее сына спрятан микрофон, соединенный с магнитофоном, и если она скажет сыну, кто она, мы сразу услышим это.