Куншт-камера
Шрифт:
Большая семья
У Павла Олеговича был родной брат-близнец Федор Олегович, и они вместе, как говорятся, оба, состояли в близком родстве с Ольгой Олеговной, приходящийся им родной сестрой-близнецом, а так же еще и Семену Олеговичу, Петру Олеговичу, Сергею Олеговичу и Олегу Олеговичу. Помимо этого, в этот безудержный шабаш ихнего папаши, чьего имени история, к сожалению, не сохранила, входили сестры-близнецы всех упомянутых выше – Оксана Олеговна, Анастасия Олеговна, Ирина Олеговна и Клавдия Олеговна. Ходили слухи, что их общая маменька, чьи паспортные данные также не дошли до наших
Отдельным особняком от этих братьев и сестер близнецов стоял Евдоким Афанасьевич, который так же происходил от ихней скромной маменьки и ихнего же бравого папаши, но отчего-то близнецом никому в этой кодле не являлся.
И, видимо, поэтому именно ему выпала честь перечислить всех своих братьев и сестер близнецов доброму доктору, после того как его доставили в психиатрическую лечебницу, из-за пустяковой семейной потасовки.
Быт на Северном Полюсе
Бородатый полярник Иван Афанасьевич Ледовой жил в скромной снежной «иглу», где-то на бескрайних ледяных просторах Северного Полюса, со своим неразлучным другом – пингвином Семеном Глыбой.
Впрочем, Иван Афанасьевич точно не знал, является ли пингвин Семеном, а не, скажем, какой-нибудь там Агафьей, и поэтому, дабы не обидеть друга, обращался к нему только по фамилии.
Предвидя едкие замечания различных умников о том, что на Северном Полюсе пингвины не водятся, со всей ответственностью заявляем – водится! Правда, только один – привезенный Иваном Афанасьевичем с симпозиума полярников, проходившим на Южном Полюсе.
Пока Иван Афанасьевич занимался научной работой, выращивая в леднике зерновые культуры и различные грибы, Семен Глыба занимался охотой на Игната – старого дошедшего до ручки белого медведя.
Этот Игнат влачил свое жалкое существование в ледяной расщелине и выбирался из нее только с целью разграбить ледник на предмет грибов, и, пользуясь отсутствием Ивана Афанасьевича дома, залезть в «иглу» на предмет канистры со спиртом. Более ни чего в этой жизни Игната не интересовало.
И вот поскольку Ивану Афанасьевичу было некогда возиться с опустившимся медведем, эту заботу и взял на себя Семен Глыба. Вооруженный старенькой берданкой Ивана Афанасьевича, Глыба устраивал засады на подступах к «иглу» и леднику. И хотя Игнат не менял своих привычек и ходил одним и тем же маршрутом, постоянно натыкаясь на засады, шквальный огонь, производимый Глыбой, никакого эффекта не производил, так как шкура старого медведя настолько огрубела, что пули отскакивали от нее с печальным звоном и даже иногда возвращались рикошетом в стрелка.
Так и проходили долгие полярные дни и ночи: Иван Афанасьевич хлопотал в леднике, Семен Глыба отстреливал Игната, а Игнат воровал грибы и спирт.
Измельчавший мужик
Бочкин с раскрасневшимся лицом расхаживал по гостиной, искоса поглядывая на Марию Петровну, которая сидела за столом, потягивая красное вино.
В какой-то момент Бочкин не выдержал и, на секунду зажмурившись, решительно шагнул к столу.
– Знаете, любезная Мария Петровна, вы сегодня выглядите просто восхитительно!
Мария Петровна посмотрела на Бочкина и, пожав плечами, сплюнула на пол.
– Чушь несете, Бочкин. Выгляжу как всегда, – сказала она и закурила папиросу.
– Нет-нет, любезная Мария Петровна! Позвольте с вами не согласиться – сегодня вы выглядите как-то по особенному! Как-то торжественнее и прекраснее!
Мария Петровна вторично сплюнула на пол и, с сомнением посмотрев на бокал вина, отодвинула его в сторону.
– Вы, Бочкин, чем трепаться попусту, лучше бы коньяку принесли или водки на худой конец. А то поите каким-то пойлом паршивым, да еще и кислым к тому же.
Бочкин покраснел еще сильнее и тихонько икнул.
– Ах, простите великодушно, любезная Мария Петровна! Я, честно говоря, как-то не ожидал, что вы…, впрочем, что же это я? Я мигом, Мария Петровна! Одну минуточку!
И Бочкин в сильнейшем смущении выскочил из гостиной и бросился на кухню к холодильнику. А через минуту уже вбежал обратно в гостиную с запотевшей бутылкой водки и маленькой стопочкой в руках, которые торжественно водрузил на стол.
– Бочкин, вы с ума сошли! Я вам что, кокетка дешевая из таких наперстков пить? Стаканы несите! И чтобы два! Я вам не алкаш не долеченный в одну физиономию упиваться.
Бочкин совсем расстроился и стал икать уже совсем не тихо. Вернувшись с двумя гранеными стаканами, поставил их на стол и осторожно налил по чуть-чуть водки.
– Эдак, Бочкин, и помереть с вами можно. Дайте сюда! – Мария Петровна буквально вырвала из рук Бочкина бутылку и наполнила стаканы до крае. – Вот так надо, Бочкин! Вот теперь совсем другое дело! Будем!
Стукнув свой стакан о стакан Бочкина, Мария Петровна залпом влила себя огненную жидкость, после чего моргнула и, занюхав папироской, закурила. От увиденного у Бочкина отвисла нижняя челюсть и начал подергиваться левый глаз. А Мария Петровна, смачно сплюнув на пол, вновь наполнила свой стакан до краев.
– Что же вы не пьете, Бочкин? Как глупости болтать, так павлином расхаживает, а как с дамой беленькой накатить, так пасует беспардонно. Давайте-ка!
Она снова стукнула свой стакан о стакан Бочкина и махом его осушила. Бочкин выдохнул, насколько смог, крепко зажмурился, и стал поглощать обжигающую жидкость маленькими глоточками. Осилив пол стакана, Бочкин почувствовал, что его сейчас же вывернет. Ухвативши обеими руками себя за рот, он пулей вылетел из гостиной. Мария Петровна усмехнулась, смачно харкнула на пол и, затушив папироску о скатерть, осушила остатки водки прямо из горла. Затем протяжно и звучно рыгнула, хрустнула шеей и налила в стакан красное вино.
– Что-то измельчал нынче мужик. Только и хватает, что языком трепать, а как до дела… Пойти глянуть, что ль, а то как бы не загнулся с непривычки-то…
Выпив вино, Мария Петровна, вздохнула, поднялась было, чтобы направиться в ванную комнату, откуда доносились не совсем аппетитные звуки, но передумала и снова уселась на стул.
– А, да черт с ним. Выживет. Ничего. Я его воспитаю. Я из этого Бочкина такого мужика сделаю, что все бабы обзавидуются. Только бы раньше времени не загнулся…