Куншт-камера
Шрифт:
– Ах, Петр Михайлович – грешно трогать карты, а уж тем более играть в них! Они от дьявола!
– Побойтесь бога, Анна Изольдовна! Во-первых, это всего лишь картонки с картинками, а во-вторых, я и не предлагаю вам играть. Совершенно безобидный фокус и не более!
– Ах, Петр Михайлович, прошу – не искушайте меня! Я дама благочестивая и глубоко верующая, а вы пытаетесь заманить меня в дьявольские силки!
– Да господь с вами, Анна Изольдовна! Какие силки?! Обыкновенный фокус, совершенно безобидный! Даже
– Ах, Петр Михайлович! Потом в этих детишек вселяется дьявол и из них вырастают сущие душегубы! Нет-нет-нет! И не просите! Я не притронусь к этому капкану сатаны!
– Вы, Анна Изольдовна, в высшей степени удивительный человек… Ну, да как угодно. Не хотите – и бог с вами. Чем же мы тогда займемся?
– Ах, Петр Михайлович, ну вы же мужчина – вам и карты в руки, думайте!
– Так вы же против карт, Анна Изольдовна!
– Ах, Петр Михайлович – это я фигурально выразилась. Разве вам не знакомо такое выражение? Зачем же вы воспринимаете буквально?
– Боюсь, Анна Изольдовна, что я вообще уже мало что воспринимаю… То карты – грешно, то карты – фигурально…
– Ах, Петр Михайлович, ну до чего же вы глупый человек! Заладили со своими картами! Могли бы для начала просто предложить даме вина. А уж когда бы у нее вскружило голову, то тогда уж и приставали бы со своими фокусами!
– Так это я мигом, Анна Изольдовна!
– Ах, Петр Михайлович – уж поздно, вся изюминка насмарку. Уходите! И не возвращайтесь, пока не научитесь действовать без подсказок! А я буду молиться за вас! До свиданья!
Петр Михайлович спрятал колоду в карман и, имея весьма смущенный вид и чертыханья в голове, покинул гостиную.
– Дурак! – крикнула Анна Изольдовна, когда за ним закрылась дверь, и отчего-то заплакала.
Бодрое утро
Егор Лукич оттопырил пальцами левую ноздрю и, довольно ловко вбросив в неё щепотку молотого жгучего красного перцу, вдохнул всей грудью.
– РРРЕЩЩЧЕ!!! – проревел в чихе Егор Лукич и, смахнув слезу, оттопырил правую ноздрю и повторил операцию.
– АППРРРРОБИРУЙ, мать твою!!! – от рёва Егора Лукича в серванте посыпался кофейный сервиз.
Теперь он оттопырил одной рукой обе ноздри, а другой вбросил в них целую пригоршню перца:
– ПРРРАЩЩАЙ, етишкины бубенцы!!! – взревел в чихе Егор Лукич, – О-о-о, ТРРРОПИ МАРРРУСЯ – ВАРРРЯГ ПАРРРВЕТ ТВОЮ НЕВИННОСТЬ!!! Уф-ф-ф…
Егор Лукич вытер слезы, обтёр пот со лба и, счастливо вздохнув полной грудью, бодро, вприпрыжку пошагал умываться.
Удрученный Павел Ильич
– Знаете, Марья Сергеевна, я прямо-таки удручен вашими коленцами.
– Об чем это вы, Павел Ильич?
– Ну, как же? Вот давеча, в гостях у Козюлькиных, вы чего откололи?
– Ах, вы об этом! Ну да, а что же этот старый хрыч меня постоянно за, простите, ягодицы щипал и норовил за груди ухватить? Поделом и получил!
– Вам достаточно было мне пожаловаться, и я поставил бы его на место! А макать пожилого человека головой в клозет, по меньшей мере, не этично. Вы же дама, в конце концов! Маленькая хрупкая женщина! А ведете себя как какой-то неотесанный мужлан!
– Подумаешь… Пусть вообще радуется, что меня вовремя оттащили, а то утоп бы в собственном клозете. Вот смеху-то было бы!
– Смеху? Ага! Только смеяться вам пришлось бы уже где-нибудь на северном лесоповале… Ну да черт с ним, с Козюлькиным. А у Голубицких? Вы же Анне Семеновне ни одного волоса на голове не оставили!
– А пусть в следующий раз за своим языком следит! Нечего трепаться! Она, между прочим, и про вас, Павел Ильич, гадостей наплела! А я очень не люблю, когда про моих любимых людей говорят гадости. А если она еще раз при мне что-нибудь такое вякнет, то я ей челюсть сверну – ей богу!
– Кстати, за челюсть: третьего дня вы избили Никиту Михайловича, и теперь он в больнице, с челюстью, переломанной в нескольких местах. Вы его железной трубой били или кастетом? И за что, кстати?
– Никакой трубой я его не била. И кастета у меня нет. Всего лишь моя маленькая косметичка. И схлопотал он за то, что форменный козел!
– Что вы имеете в виду, Марья Сергеевна?
– Что-что… Козел и все тут. Нельзя дамам отказывать в их просьбах!
– О чем же вы его просили?
– А это уже не ваше дело, Павел Ильич. Могут же у меня быть маленькие секреты от вас?
– Могут, конечно, но ведь он теперь в больнице! Хотя бы скажите: эта ваша просьба к нему настолько весомая, что за неисполнение можно вот так вот запросто искалечить коз… тьфу, черт! Искалечить человека?
– Ну, может быть, я слегка и переборщила, конечно. Но хорошеньких оплеух отказ стоил! Просто я была немножечко расстроена и не в духе…
– Да уж… В общем, Марья Сергеевна, я даже не знаю что и сказать…
– А и не надо ничего и говорить. Скажите только, что любите меня! Вы же меня любите?
– Конечно люблю! Вы же знаете!
– Ну, вот и хорошо! В таком случае вам совершенно не об чем беспокоиться: поскольку я вас тоже люблю, то конкретно вам я не доставлю никаких неприятностей! Пока, во всяком случае, наша любовь взаимна. А теперь скорее обнимите меня, мой удрученный Павел Ильич!
Клуб 12-ти разгневанных мужчин
Каждую субботу, а иногда и в остальные дни, в заброшенном загородном домике собирались двенадцать разгневанных мужчин и начинали лупить друг друга, изливая свой гнев.