Купчино, трилогия

Бондаренко Андрей Евгеньевич

Вообще-то, в холодильнике и две пол-литровых банки пива имелись. Ну, из нетленной серии, мол, пиво - с похмелья - ещё никогда и никому лишним не было. Но...

– Пиво сегодня, увы, мне противопоказано, - уплетая яичницу, хмуро пробормотал Сергей.
– По крайней мере, в ближайшие часы. Ну, а там видно будет. Посмотрим. По ситуации.

Как легко догадаться, он собрался прогуляться к Кирпичному пруду: ведь именно вдоль его береговой линии - по словам Сан Саныча - Ольга Гущина регулярно прогуливалась со своей собакой. Совершенно ничего хитрого.

Боялся он, честно говоря, этой встречи. Очень боялся. Но - одновременно с этим - ждал, мечтал и желал. Так желал, как ничего другого в этой жизни никогда не желал. Бывает. Любовь, как известно, субстанция странная,

слегка запутанная и не всегда понятная. Не всегда понятная - простым смертным, я имею в виду...

Такое, вот, стихотворение сложилось у Сергея в голове полтора месяца назад:

Чистый слог, он нам завещан Богом.

Стройный стан - на много лет назад.

Осень затаилась за порогом.

Листья жёлтые - над городом - летят.

Листья жёлтые спускаются на озеро.

Между листьями лишь серые глаза.

И звучит - далёкая мелодия.

В воду падает - нежданная слеза.

Догорит костёр, и я уеду.

В те места, где не был много лет.

Подновлю могилки бабке, деду.

Встречу странный, призрачный рассвет.

И пойду гулять - тишком - по городу.

Веря, что случайно, навсегда.

Встречу серые - похожие на омут,

Милые, знакомые глаза...

Встречу серые. Похожие на омут.

Милые, знакомые глаза...

Это утро выдалось, на удивление, тихим и погожим, только слегка прохладным: температура окружающего воздуха - по ощущениям - не превышала пяти-шести градусов тепла.

На хлипкой "припарадной" лавочке, доверчиво подставив морщинистые лица скупым солнечным лучам, сидели знакомые старушки.

– О, Серенький нарисовался!
– обрадовалась оптимистически-настроенная Матрёна Ивановна.
– Никак, снова - с утречка пораньше - за пивком намылился? Ай-яй-яй. Нехорошо, мальчик.... Смотри, сокол ты наш одноглазый, доиграешься. От регулярных утренних пивных возлияний - до пошлого хронического алкоголизма - всего-то один маленький шажок. Пройдёшь его, мил-друг, и не заметишь. А когда заметишь, то поздно уже будет. Как жизненная практика-диалектика и показывает.

– Не, он сегодня, отнюдь, не пивными банками-бутылками озабочен, - мудро усмехнувшись, не согласилась с подругой седовласая Ульяна Макаровна.
– Причёсан, тщательно выбрит, белая рубашечка под курткой, ботиночки начищены до блеска зеркального. Спорить готова (на что угодно), что без дел сердечных и давних здесь не обошлось. В том смысле, что без прекрасных серых глаз...

– Здравствуйте, бабушки, - слегка засмущался Сергей.
– Хорошая погода, не правда ли?

– Правда ли, правда ли.

– Не плохая, симпатичный молодой человек, это точно.

– А вам, милые бабушки, чего не спится? Зачем в такую рань раннюю поднялись?

– Какой же тут сон?
– удивилась Матрёна Ивановна.
– Боимся, видишь ли, всё самое интересное проспать.

– Опять что-то случилось?

– Это точно, случилось. Очередное.... Примерно с час назад наркоманы шли со стороны сквера. Шли и грязно ругались, болезные, последними, что называется, словами. Мол, пропал куда-то ларёк возле сквера, торгующий "дурью" и "таблетками": вчера, мол, ещё торговал, а сегодня исчез - в неизвестном направлении. Ленточный фундамент стоит на прежнем месте, как вкопанный, а сам павильон-то - тю-тю. Испарился.

– Ничего себе.

– А ещё и продавца из этого пропавшего ларька нашли, - невозмутимо дополнила Ульяна Макаровна.
– Возле Будапештской, между двумя пятиэтажными "хрущёвками". Мёртвого, понятное дело. Говорят, что застрелился. Или же, мол, застрелили, а самоубийство инсценировали.... Вот, Серенький, как ты объявился в этих краях, так у нас они и начались, непонятки кровавые.... А? Что скажешь?

– Ерунда, - пожал плечами Сергей.
– Насквозь случайные совпадения. И не более того. Бывает.... Ладно, бабушки, пошёл я. Всех благ...

Он, перейдя

через перекрёсток Будапештской и Димитрова, добрался до Кирпичного пруда: низкий безлюдный берег, серый каменистый песочек, перемешанный - местами - с овальными островками чахлой пожелтевшей травы, тёмно-зелёные бочки для сбора мусора, лёгкая туманная дымка над водой.

"Никого", - медленно шагая вдоль кромки воды, подумал Сергей.
– Может, я рано пришёл. Или же, наоборот, опоздал. Чёрт подери.... Ладно, погуляю здесь немного - в пределах часа. Или, например, двух-трёх.... Стоп-стоп. Ничего себе - следочки на песке. В том плане, что чёткие отпечатки огромных босых подошв. Огромных-огромных. Только, блин, четырёхпалых босых подошв.... Хм. Точно такие же приметные следы я видел с полгода тому назад - там, в Республике Коми, в одном глухом лесном урочище. Местный охотник тогда клятвенно уверял, что это были следы йети. То есть, приснопамятного снежного человека.... Ну, и как прикажете это понимать? Мол, по Санкт-Петербургу, сомнений и страха не ведая, разгуливают обнаглевшие в корягу йети? Или же это чья-то дурацкая шутка? Типа - очень смешная, эстетичная и без меры весёлая? Всё, положа руку на сердце, может быть: дефицита доморощенных шутников-юмористов в нашем славном Купчино никогда не наблюдалось.... Эге, а вот здесь - совсем-совсем недавно - лежало что-то массивное, тяжёлое и прямоугольное. То бишь, некий громоздкий параллелепипед.... А потом его, как я понимаю, затащили в пруд - характерная широкая полоса и босые четырёхпалые следы, по крайней мере, "уходят" в воду. Вот же, блин горелый...".

– Гав! Гав! Гав!
– раздался где-то рядом азартный лай.
– Гав!

– Серый, противный мальчишка! Не смей хулиганить!
– велела молодая женщина.
– Немедленно отойди от бочки! Незамедлительно, злостный двоечник! Ко мне!

"Что такое?", - обеспокоенно зашелестело в голове.
– "Это ко мне обращаются? Какая ещё бочка? Ничего не понимаю...".

Сергей резко обернулся и зачарованно замер.

"Это же она, Ольга Николаевна Гущина - собственной симпатичной персоной", - прокомментировал невозмутимый внутренний голос.
– "Невысокая и очень стройная. Со стильной короткой стрижкой "под мальчика" - как и тогда. И сердце в груди постепенно сходит с ума - как и тогда.... Изменилась ли она за эти годы? Внешне, я имею в виду? Трудно сказать. Издали - так вроде и нет. В том плане, что с такого приличного расстояния всяких мелких деталей не рассмотреть. Возрастных морщинок, к примеру. Или же неаппетитных старческих пигментных пятен.... Всё-всё, молчу-молчу. Шуток совсем не понимаешь, дурилка картонная? Не сердись, братец. Больше, честное слово, не буду хохмить. По крайней мене, в ближайшие полчаса. Может быть.... Смотри-ка ты, она своего шустрого кокер-спаниеля величает - "Серым". Типа - в честь тебя? Ну-ну. Ха-ха.... Ага, строго отчитывает пёсика, мол: - "Не смей, хулиган отвязанный, подходить к бочкам с мусором...". Или же - не в честь? А, так сказать, из вредности? Мол: - "Ты, морда упрямая, меня не послушался и ушёл в армию? Ладно, не вопрос. Тогда я себе пса заведу. Назову - "Серым". И буду его воспитывать - до полной потери пульса, долго и изощрённо. Отыграюсь, ужо, по полной и расширенной программе...". Может, братец, стоит тупо обидеться и уйти? Ну, в плане проявления элементарной мужской гордости? Что, что? Не согласен? Куда-куда пойти? Понятное дело, грубиян законченный и хам трамвайный. Никто, собственно, и не сомневался в твоих лингвистических пристрастиях. Плавали - знаем.... Тогда, упрямец неисправимый, сам здесь и разбирайся. Чай, уже не маленький. А я, извини, обиделся и умолкаю...".

Ольга, присев на корточки, старательно обтирала псу лапы - светлой тряпкой, которую достала из полиэтиленового пакета.

Сергей, остановившись метрах в пяти-шести, нерешительно кашлянул.

Узкая спина в стареньком пальтишке вздрогнула.

Ольга, отпустив собаку и выронив тряпку, медленно выпрямилась, плавно обернулась и выдохнула:

– Ты...

"Какие же у неё глаза!", - восхитился отходчивый внутренний голос.
– "Блестящие-блестящие, светлые и очень радостные...".