Купец. Поморский авантюрист
Шрифт:
Рука козырьком прикрыла глаза, дабы лучше видеть. Холодно, но солнце светило ярко и слепило, не разглядеть, считай, ничего.
— А может, и есть кто? — ответил Митька, прищурился, всмотрелся, взвешивая все за и против. — Проверим, братцы?
— Чего бы не проверить? — с охотой пожал плечами Стенька, тяглец. — Я за!
Глава 4
Монахи Николо-Корельского монастыря действительно провели с Митькой целый разговор перед отъездом. Мол, промысел промыслом, а коли английские корабли в море встретишь, то это дело первой важности. Бросай все, англичанам помогай и не просто дорогу покажи, а сопроводи до самого
Митька, разумеется, не спорил — для него самого вон как замечательно все повернулось. Улов они, может быть, и бросят ради англичан-то, но зачем? Для торга они готовы, купчиков с большой земли ждут, что Николка навел. Вот сторгуются и сопроводят гостей английских к монастырю, а если и не сопроводят, то известят монахов о купцах немецких. За это, между прочим, тоже барыши причитаются, о чем Митька напомнит монахам непременно.
Митька довольно потирал руки, когда из размышлений его вырвал глухой удар. Рыбацкая шняка ударилась о борт первого английского корабля. И моряки стали швартоваться, пытаясь зацепиться за борт более крупного судна.
Приплыли. Митька уставился на корабль. На звук удара борта о борт уже давно должны были сбежаться матросы, но никого как не было, так и нет. Оглохли, что ли, разом? Он медленно обвел взглядом тот корабль, который был массивней; забираться решили на него.
— Митька, а Митька, как бы не поубивали нас? — зашептал Павлик. — Не приняли бы за кого?
— Чего бы? — отозвался Стенька, потому что сам Митька пропустил предупреждение мимо ушей.
— А если бы к нам на шняку кто-то сунулся? Ты бы как себя повел?
Стенька дернул плечом.
— Я ж откуда знаю. Не лезет никто. Вот полезет, и скажу.
— Не нравится мне это, братцы…
— Бросай воду мутить, — гаркнул Олешка, который, несмотря на показную невозмутимость, также заметно нервничал.
Нервничал и Стенька и тоже старался не подавать виду. Все же не каждый день английские корабли встречаешь, а тут еще обстоятельства необычные, прямо скажем. Митька глубоко вздохнул, вдыхая свежий холодный воздух. Может, Стенька обычно и переживал по всякому пустяку, но на этот раз толика разумного смысла в его словах присутствовала. Как еще — корабль нерусский, английский, а они на него соваться собрались, когда их не звали. Англичане резко среагировать могут, не понять, а тут еще по-ихнему двух слов рыбаки не знают. Но если людям на корабле помощь требуется? Так что…
— Павлик, а давай, раз ты такой умный, то первый и пойдешь? — сказал Митька, подмигивая.
— Чего я? — Павлик аж вздрогнул, прищурился на один глаз. Потом задрал голову и посмотрел на подобие деревянной лесенки, по которой забирались на палубу. — Сразу: «Павлик-Павлик». Вот вам надо, вы и лезьте.
Он все же взялся за перила, собираясь карабкаться, однако Митька положил руку ему на плечо, останавливая.
— Сиди уже, я первый полезу. А то и вправду по башке дадут.
Рыбак-близнец не спорил, только пробурчал что-то нечленораздельное себе под нос и отступил, давая дорогу Митьке. Залезть по лестнице не составило труда. Через минуту Митька уже стоял на палубе и оглядывался, чувствуя легкое, покалывающее волнение. Впервые в жизни он был на таком корабле, совсем не чета шняке. На палубе все равно что на земле стоишь — поверхность настолько устойчивая.
— Эй! Есть кто? — выкрикнул он достаточно громко, чтобы его услышали и откликнулись.
Некоторое время он осматривал корабль. Выглядело все крайне необычно, даже странно, как будто… Как будто… Рыбак вдруг поймал себя на мысли, что английский корабль напоминает заброшенный домишко. Заходишь в такой дом, а внутри вещи лежат — вещи как вещи, обычные самые, а ты понимаешь, что давненько никто здесь не хозяйничал твердой рукой. Так и здесь было. Как-то все не так, что ли, сложено. Канат чудн'o лежит, как сильным ветром размотало. Грязюка вон под ногами прямо на палубе. Везде помет птичий, причем как свежий, так и давно высохший, въевшийся в дерево. Такое моряки себе позволять явно не должны. Дерево от помета чуть ли не мигом портится и корабль полагается тщательно от фекалий очищать.
— Эй, морячки! — крикнул он еще раз на всякий случай.
Понятное дело, на палубе не было никого, в чем Митька успел убедиться. Но все же — вдруг морячок где-то задремал? В ответ — ни звука, англичан как след простыл. Меж тем начали подавать голос остальные рыбаки, лопавшиеся от нетерпения в шняке. Им как-никак хотелось скорее узнать, что происходит на палубе.
— Митька! Чего там наверху? — заорал Стенька.
— Нормально все? — осведомился Олешка.
— Никого тут нет, братцы! — откликнулся Митька.
— Э-э-э… вообще?
— Забирайтесь уже, осмотримся.
Пока рыбаки лезли на палубу, Митька покосился на вход в трюм. Вполне возможно, что англичане, не привыкшие к русским холодам (хотя сейчас, в середине апреля, в воздухе уже явственно ощущалось тепло весны), поголовно забились внутрь, по каютам, и не высовывают носу. Бог его знает, какая погода в их Англии, но не каждый мог выдержать суровый климат Поморской земли. Отморозились, вот и сидят там безвылазно, ничего не слышат. С другой стороны, шняка хоть и меньше корабля, но о борт ударила так, что все англичане бы на палубу повылезали. Митька знал, что звук усиливается и слышится громче, если ты находишься в закрытом пространстве. Так что удар борта шняки о борт корабля англичане должны были услышать сразу. Митька закончил свое размышление тем, что вновь заорал во весь голос, для внушительности три раза топнув по палубе. Может, хоть так внимание привлечет?
— Совсем того? — взвизгнул Олешка. — Я чуть обратно за борт не вывалился.
Действительно, старый рыбак, первым забравшийся на корабль, от испуга потерял равновесие и завалился. Благо не за борт, обратно в шняку, а прямиком на палубу. Он тут же подскочил, словно ошпаренный, отряхиваясь от птичьего помета.
— Пфу! — зашипел он. — Что за грязнули! Они вообще палубу хоть моют, говнище вон позасыхало, гляди…
— Вижу, — улыбнулся Митька.
Потешно было смотреть на старого рыбака, плюющегося от птичьего помета. Сам то Олешка был с ног до головы перепачкан в рыбьих кишках, куда более ароматных.
— Эй, а это че, братцы?
На борт забрались братья-близнецы. Павлик, скрестив руки на груди и выпятив губу, с подозрением осматривал судно. Стенька же, не дожидаясь особых распоряжений, уже вовсю ходил по палубе и заглядывал в разные уголки. Ему и принадлежали эти слова.
— Че это? Кто знает? — вновь спросил он.
— Чего ты там нарыл? — заинтересовался Олешка, наконец справившийся с прилипшим к ткани пометом. Правда, удалось ему только втереть помет в ткань, но старого рыбака это устроило.