Купидон с гранатометом
Шрифт:
Но он наверняка этого не знал. А если и знал, то, видать, стеснялся сделать первый шаг.
И я тоже.
Может, он боялся, что я стерва какая-нибудь?
И мне стало обидно, что он так мог обо мне подумать.
Поэтому я ему улыбнулась.
И он мне тоже!
Вот это был номер!
Выходит, что мы одновременно думали друг о друге.
Но я как-то не решались законтачить, хотя и стояли мы с ним совсем рядом, почти вплотную.
Эх, вот бы он заговорил со мной. А я бы ему что-нибудь остроумное ответила. И не отшила бы. Нет, точно бы не отшила, он ведь не походил на придурка, а, значит, и не заговорил бы со мной как придурок.
Вот взять бы и самой с ним заговорить! Или просто дотронуться до его руки… вроде как случайно…
А потом бы мы с ним познакомились, всё такое и этакое, он бы сказал мне: «Слушай, не уходи…» А я бы ему: «Не уйду, если ты захочешь…». А потом уже, когда-нибудь он бы мне сказал: «Слушай, Любка, милее тебя на всем белом свете ниииииинооогооооо нееееетууууу…».
Но тут в самый разгар моих мечтаний голос под потолком пробурчал
«Гырбармырская»…
И он вышел из вагона. Наверно ему было жаль, что он ни на что не мог решиться.
А я осталась в вагоне, жалея, что он так ни на что и не решился.
Потом я встрепенулась, хотела было двинуться к двери, решив рвануть все-таки за ним и самой все начать…
Но тут раздалось «Осторожно… Двери закрываются… Следующая остановка «Табармарставская»…
Так что пока я протискивалась к выходу, двери и захлопнулись…
И стало мне так тошно, потому что я точно знала, что больше никогда его не увижу…
Может, он тоже горевал об этом?..
Теперь об этот никто уже не узнает…
А вот и дождь кончился. Надо бы пойти прошвырнуться.
Я люблю ходить после дождя по городу и смотреть, как веселые дождевые червяки ползают по мокрому асфальту и дружно плюют на меня и мои заморочки.
Город свой я обожаю и ненавижу одновременно. Обожаю за ширь и масштаб, ненавижу за то, что в нем слишком большая муравейниковая толчея. И еще эти автобусы- троллейбусы-трамваи, что тренькают, скрипят и грохочут, а мы варимся в их неуютных железных желудках среди невнятно объявляемых остановок и всех этих толкающихся входящих-выходящих, которые так и норовят отдавить тебе ноги.
Странно, но я заметила, что цветы в городе в последнее время не срывают. Можно пройтись мимо клумбы и почти все цветы будут на ней целыми. Даже гвоздики и тюльпаны выживают нынче, чего раньше с ними не бывало.
Вот и я тоже очень хочу тут выжить.
Но не знаю как. И страшно завидую тем, кто говорит «знаю как».
Когда человек твердо говорит «я знаю», к нему не придерешься. И хотя я таких людей не люблю, но следует признать, что они чаще всего живут лучше всех остальных. Жаль, что я не такая. Я как раз из тех, что вечно талдычат сами себе: Ты уверена? А уверена ли ты в том, что ты уверена? А уверена ли ты в том, что ты уверена в уверенности? Взять бы и поменять бы себя эту на ту, которая была бы уверена в себе и все время говорила «я знаю». Но вот как? Может стать стервой? А что, это мысль! Стерва – ведь и есть самая счастливая из всех населяющих земной шар! Она всегда знает, что ей нужно, где это находится и как это получить, и не сует свой напудренный куда не следует.
А я… нет, глупо все-таки отрицать, что я довольно слабая барышня, боюсь трудностей, поэтому всю жизнь стараюсь избегать их. И вообще саму эту свою жизнь я воспринимаю как сплошную трудность, как одну большую нескончаемую Китайскую стену трудностей.
У меня вообще всё не как у нормальных людей. Они пытаются достичь чего-то в жизни, а я нет… И это даже не зависть, не ревность к их успехам. Это просто отвращение. Отвращение к себе самой из-за того, что я вот такая нескладная, бесполезная тварь, отвратительная даже для себя самой, этакая Геморроидальная Трещина, Язва Двенадцатиперстной Кишки, Опоясывающий Лишай, Дисфункция Желчных Протоков и еще много-много такого же вместе взятого…
Как было бы здорово, если бы меня кто-то взял и убил, грохнул на месте прямо здесь и сейчас. Только я бы не хотела, чтобы кто-то хороший томился в тюрьме из-за моей маленькой прихоти не быть живой.
Поэтому я как-нибудь соберусь с силенками и возьму это дело в свои руки. Надо бы и способ найти поприкольнее, чтобы покончить со всем этим раз и навсегда. Бах – и всё, финита, конец, каюк или как говорят чукчи «камака».
Черт! Верхние соседи, как назло принялись заниматься любовью, ритмично стуча своей кроватью по моему потолку…
Нет… думать ни о чем путном совершенно невозможно из-за проклятого ритмичного стука по потолку… эта кровать наверху меня уже просто задолбала…
Впрочем, стук по потолку – всего лишь невежливое напоминание мне, что пора заканчивать этот душевный эксгибиционизм. Да и должна же я хоть что-то оставить недосказанным.
Пора, пора! Рога трубят. И вальсы дивные играют. Впрочем, зачем нам Моцарт, если есть балалайка?
Так, соседи сверху завершили, наконец, свое каждодневное катание по постели с акробатическими упражнениями, поэтому я могу приступить к описанию всего того, что последовало в этот день, когда я все-таки вылезла в город и отправилась вон из него на лоно природы, потому как только там, где нет людей, мне хоть как-то сносно живется.
Итак, начну-ка я потихоньку, полегоньку свой весело-грустный рассказ о том, что вот, жила-была на свете одна городская жаба по внешнему виду и царевна по внутреннему содержанию. Это не удивительно, ведь в каждой жабе содержится обещание: если её как следует поцеловать, то она – раз и станет царевной.
Точно, вот с этого самого места я и начну свою повесть про миллион слезинок, сто тысяч ранок и семь с четвертью тонн тоски вкупе с маленьким золотым самородком счастья, который так и не смог затеряться и исчезнуть навсегда под толщей болотного ила и снова волшебным образом блеснул мне в самом конце моей странной повести…
В этом моем рассказе все чистая правда, а если вру – то типун мне на язык и контрольный выстрел в глупую голову.
Вы еще здесь? Вы еще в силах читать эти бредни из параллельных миров? Ну что ж. Я рада, что вы не смылись. Буду надеяться, что вы дотерпите и ознакомитесь с моей забавной историей до конца.
Поэтому, если вы еще здесь, то я нахально воспользуюсь вашим присутствием и перейду, наконец, к самой главной в моей жизни встрече.
Глава 2. Начало сказки.