Купленная. Игра вслепую
Шрифт:
Наверное, в тот момент я точно успела пережить еще как минимум пять или десять микросмертей. И не потому, что эти звуки должны были подарить мне хоть какую-то мнимую надежду, а потому что Глеб на них вообще никак не отреагировал. Будто совершенно их не слышал, а если и слышал, то не придал им никакого заслуженного внимания.
А еще всего через несколько секунд эти треклятые двери наконец-то открылись.
— Ты не представляешь, как бы я хотел это сделать сам… коснуться твоего еще теплого сердечка, вбирая рецепторами пальцев его плотность и восхитительный анатомический рельеф. Понимая, что еще совсем недавно оно сокращалось и прогоняло через себя раз за разом сотни тысяч галлонов крови только для того, чтобы твое тело жило, твой мозг работал и поддерживал в твоей очаровательной головке исключительное
— П-пожалуйста… ПОЖАЛУЙСТА… НЕТ… Ты… ты не можешь… Не надо. УМОЛЯЮ.
Скорей всего мой разум только в этот момент впервые и понял до конца, что это не шутка и не сон. Что вошедший в комнату один из водителей Стрельникова-старшего (тот самый Дмитрий, а еще точнее — Дмитрий Мальцев) — это отнюдь не мой долгожданный спаситель. Он здесь не для того, чтобы предотвратить назревающую катастрофу и остановить своего нанимателя в самое последнее мгновение. Его сюда прислала вовсе не Маргарита Стрельникова, это сам Глеб вызвал этого человека сюда еще до того, как мы выехали из центра города. Достаточно только взглянуть на Дмитрия даже рассеянным, как у меня, взглядом и всего лишь поверхностно, чтобы успеть его и узнать, и увидеть во что он одет и что держит в своих руках. Нет, это не ружье и не пистолет, направленный в спину своего хозяина. Это увесистая черная сумка-саквояж спортивного кроя, чем-то заполненная практически под завязку. И, глядя на ее размеры… наверное, в нее запросто можно засунуть и меня, перед этим соответственно, расчленив на более компактные части.
— В том-то и дело, моя девочка… Могу и всегда мог. И ты всегда это знала, но почему-то проигнорировала данный факт в упор. — господи, он так и не обернулся. Глеб продолжал смотреть только на меня, в этот раз обхватив мое лицо обеими ладонями и насильно направляя поплывшим от слез взглядом в свои гипнотизирующие глаза. — Тшшш… Так надо. Без этого уже не обойтись…
— Почему-у? Почему так надо? К-кто тебе это сказал?.. Если мы провинились перед тобой, то за что ты хочешь наказать своего внука?.. ЗА ЧТО?
Теперь меня не просто колотило… теперь я четко осознавала, что все это взаправду… Что за меня все решили. За меня, за Кира и за нашего малыша… Потому что… потому что кто-то не захотел меня с кем-то делить…
Это же БРЕД. Чистейший бред. Как и все то, что он успел мне тут рассказать…
Он сумасшедший. Неужели те, кто жил с ним все эти годы не понимал этого и не видел в упор? Что его место не среди нормальных людей, а среди психов в психушке.
Боже… как больно и страшно… Мне еще никогда в жизни не было так страшно… До такой степени, что я уже готова была уписаться. И недержание мочи — это наименьшие цветочки. Я не могла даже теперь на ногах стоять, если бы не стенка и не удерживающие меня руки Глеба. Если бы не его пальцы, стянувшие мне волосы у корней после моих прерывистых вопросов-обвинений.
Казалось, даже мои внутренности перекрутило в болезненный жгут, который грозился разорваться в любую секунду к чертовой матери, если этот ад так и не прекратится.
— Моего внука?.. Слишком громко сказано. Учитывая, что никаких гарантий о его будущей сохранности нет ни у кого. Да и для меня уже было предостаточно опыта с Кириллом. — в этот раз отрицательный жест головой был более жестким и показательным. — Проходить через это снова… Прости, милая. Но что-то мне совершенно не хочется. Ирония судьбы и без того подкинула слишком много издевок. Знаешь, последние слова Валерки были в чем-то похожи на твои. Точно и дословно уже не помню, но он тоже просил за Кира. Мол, тот ни в чем передо мной не виноват, и чтобы я не лишал его прежнего отца в моем лице. Почти трогательно и по-семейному. И наблюдать теперь, как это снова повторяется…
Никак оно не могло повторяться. НИКАК. Он просто ослеп и не видит разницы, насколько это все другое.
— Прошу-у… Умоляю. Я готова сделать все, что ты не скажешь. Буду только с тобой… Пожалуйста-а…
Я уже не просто рыдала, в голос, с надрывом… мне уже буквально хотелось подвывать, потому что сердце с легкими разрывало от каждого спазматического вздоха и всхлипа, а голова намеревалась лопнуть лишь от одной невыносимой мысли о том, что это все чистейшая правда. Глеб точно свихнулся и не собирается останавливаться ни перед чем и ни перед какими-либо разумными доводами.
— Тшшш… Тшшш, моя Стрекоза… Так надо, моя девочка. Так правильно для всех нас…
— Не-ет…
Не правильно. НЕ ПРАВИЛЬНО.
Но мне уже не хватало воздуха, что-то говорить. Паника превратилась в нечто чудовищное. В сумасшедшую истерику, которая пыталась выломать изнутри череп и вырвать из меня все внутренности вместе с зашивающимся от бешеной аритмии сердцем. Адреналин, наверное, уже основательно выжег мне глаза, а теперь дробил кости и плавил нервы с венами и артериями. Удивительно, как я еще продолжала дышать, кое-как соображать и даже что-то чувствовать-слышать — то, что со мной делал и что громко шептал мне на ухо Глеб. Как крепко в эти секунды (начавшие свой последний отсчет) прижимал к своей каменной груди, стискивая мне голову в своих медвежьих лапищах и не давая мне ни упасть, ни хоть что-то сделать. Как скользил губами по переносице и размазывал ими мои слезы на щеках и веках, обжигая звучным хрипом ухо и кожу над виском. И какой же это шок, осознавать в своих предпоследних мыслях, что это последнее, что мне дано почувствовать и пережить в финальные минуты моего существования…
— Это будет быстро и по минимуму больно… обещаю… — это самое сумасшедшее, что вообще можно услышать в своей жизни и за всю свою жизнь. То, что не желает принимать в себя парализованный разум и не менее оцепеневшее тело.
Неминуемый разрыв с реальностью. Потеря последней точки опоры, кроме удушающего кокона из уплотнившейся вокруг тебя Тьмы…
Я едва ли до конца осознала, что Глеб меня отпустил. Сознание уже не воспринимало большую часть происходящего, впуская в память какие-то размытые, замутненные в разболевшихся глазах картинки из знакомых образов и движений. Я даже не помню, когда и как Глеб отошел от меня. Просто в какой-то из смешанных в один сплошной хаос визуальных и эмоциональных моментов увидела его приближающегося к Мальцеву неспешной походочкой абсолютного хозяина положения. Поначалу я, естественно, не поняла зачем, поскольку не сразу разобрала, что именно водитель доставал из своей рабочей сумочки, выкладывая поочередно на пол в ровный ряд будто какой-то хирургический набор на рабочий стол перед началом уже давным-давно распланированной операции. Причем пугающе размеренными движениями аккуратного профессионала своего дела, без единого намека на какое-то волнение или перерывов на непредвиденные паузы. Бесчувственное лицо, ложно расслабленное тело, взгляд только в сумку или на пол.
Глеб подошел к нему, когда Дмитрий уже и сам привстал с корточек и что-то начал разворачивать в своих руках, то, что перед этим выудил из сумки. Не прошло и пяти секунд, как это что-то не без помощи Стрельникова-старшего было развернуто в широкое и длинное полотно из плотного целлофана…
Тогда-то мои коленки и подкосились окончательно, а тело затрясло так (по большему счету из-за усилившихся рыданий), что впору было только упасть замертво уже самой без чьей-либо на то помощи. Разве что мое сознание никак не желало отделяться от своей физической оболочки, пусть дышать становилось все тяжелее с каждой последующей секундой, а сердце после очередного сотрясающего удара грозило и вовсе разорваться вместе с головой. Наверное, часть моего рассудка уже давным-давно рассыпалось под черепной коробкой болевыми осколками, которые тут же разогнало по всему телу через кровь. И теперь меня лупило изнутри конвульсивными припадками физической агонии, подрезая суставы вымораживающей дрожью со смертельными инъекциями психического шока.
Когда и как я сползла по стене на пол, пытаясь себя обнять трясущимися руками и по инерции закрыть свой живот, я не запомнила. Просто в какой-то момент обнаружила себя сидящей на полу и не способной отвести выпученных глаз с обоих мужчин, расстилающих по запыленным доскам мой будущий саван. Если бы мне тогда дали право выбирать, я бы предпочла ничего из этого не видеть и не слышать, не говоря уже про запоминать…
— Камеру, надеюсь, не забыл?
— Положил чуть ли одной не из первых, а вот про штатив вспомнил уже на выезде из города. Такие вещи собирать впопыхах лучше не стоит.