Куплю любовницу для мужа
Шрифт:
И Настя явно приняла двойную дозу — к гадалке не ходи! Ее расслабленные движения сытой кошки, ее улыбка, играющая на губах — как хорошо он знал все эти признаки отлично проведенной ночи любви. И еще странная фраза Макса про восстановление сил! Но когда они успели? Он, Гордей, этой ночью подошел к двери Таты, постоял и ушел в кухню попить воды. Зайти в комнату к любовнице он не решился. Потому что дал жене слово не спать с Татой в их доме. А слово держать Гордей умел. А что было после этого? Он прокрутил в голове события. Вот он возвращается в спальню, захватив с собой бутылку воды. Потом Настя говорит, что идет подышать в сад, потому что не может заснуть. А он, Гордей,
Гордей закрыл глаза. Они спали там, в трех шагах от дома! Она-то ему слова не давала! А Гордей даже не сообразил, что нужно об этом поговорить и заставить пообещать. Потому что был уверен, что она пошла в сад плакать. Настя вечно плачет тихонько по углам. По этой причине он и не стал будить ее к завтраку. Хотел, чтобы жена еще немного побыла в сладком мире снов, где все надежно и спокойно. А успокаивать теперь как раз таки нужно его самого!
Потому что он сейчас выглядит совершеннейшим придурком, глядя, как Макс пожирает Настю глазами. Как ежесекундно любуется ее движениями, небрежно заколотыми светлыми волосами, которые так красиво обрамляют лицо, по которому разлился утренний, нежно-персиковый румянец.
И если сравнивать Настю с Татой, то это сравнение не в пользу Таты, хотя она моложе. Совершенно очевидно, что Настя красивее. В ней есть какая-то изысканная утонченность страдающей женщины. И Гордей вдруг почувствовал, что несмотря на то, что рядом молодая любовница, с которой ему можно официально спать, жену он хочет больше. И хочет прямо сейчас, в эту минуту. Давно он не испытывал к ней таких чувств и… такого мощного их физического проявления. Внизу все пылало, и Гордей мысленно обрадовался, что под столом ничего не видно. Вот была бы картинка маслом! Обманутый и оставленный "без сладкого" муж с торчащим "буратинкой" на собственной кухне пытается заставить "деревянного мальчика" вернуться обратно в каморку. Пятьдесят оттенков разного, часть сто двадцать пятая.
Да что Настя с ума сошла, что ли? Воздухом дышала? Хорошо надышалась. От нее так пахнет сексом, что хоть противогаз натягивай. Какая наглость! Как она вообще решилась спать со своим любовником рядом с мужем?
— Гордей, — откуда-то издалека донесся до него голос Таты.
Гордей с трудом заставил себя прислушаться, но раскаленная игла, сверлившая мозг, не дала мыслям собраться вместе.
— Что, прости? — Гордей непонимающе уставился на Тату.
— С тобой все в порядке? — обиженно протянула она. — Просто я третий раз спрашиваю: налить ли еще кофе?
— Да, — рассеянно кивнул он. — Хотя нет, не нужно. Или нет… подлей. Хотя подожди… спасибо, мне хватит, — он поднес чашку ко рту и отхлебнул остывший кофе, продолжая наблюдать за женой и ее любовником.
Макс старательно и нарочито неторопливо вытирал варенье с губ Насти. От этого простого, но очень интимного движения Гордея захлестнула волна ревности. Он аж задохнулся от нового и горького ощущения. Нет, к черту! Кажется, он первый не выдержит этого открытого брака. Елки-палки! Как же он не подумал о том, что сам не сможет? Хотя с другой стороны, у них с Настей вроде давно все погасло. И разве можно было предположить, что все это снова вспыхнет? Да еще так внезапно?
Вот уж рвануло, так рвануло! Гордей едва сдерживался. Он призвал всю свою волю, чтобы не вмазать Максу по смазливой ряшке. А воображение уже начало рисовать картины одну горячее другой, на которых этот молодой племенной бык крепко сжимал его жену в объятиях и любил во всех позах, без остановки и без устали.
Гордей
— Ты в порядке? Не порезался? Дай посмотрю! — Тата бросилась к нему,
внимательно осмотрела его руки и озабоченно заявила:
— Есть маленькая царапинка. Нужно срочно продезинфицировать. Настя, где у вас тут аптечка?
— В верхнем шкафчике посмотри, я там всегда держу йод и пластырь на случай, если ножом полосну по пальцу вместо капусты, — распорядилась Настя.
Тата метнулась к шкафчику, быстро достала оттуда аптечку и вернулась к Гордею.
— Все хорошо, не волнуйся! Просто руки перекачал в спортзале, — как истинный адвокат, Гордей немедленно вывернул неловкую ситуацию в свою пользу, ненавязчиво напомнив молодому сопернику о своей пока еще прекрасно физической форме.
Макс намек понял и бросил на него насмешливый взгляд.
— Все хорошо, Гора? — спросила Настя, делая глоток кофе.
— Да, конечно, — поспешно заверил жену Гордей.
— Дай руку, обработаю, чтобы не было заражения, — Тата стала перед ним на колени, зажав йод и пластырь в руках.
— Не нужно. Спасибо! Само заживет, — Гордей подхватил ее под локти и поставил на ноги.
Его охватило странное чувство. Что-то в этой ситуации было неправильным. Чего-то страшно не хватало. Чего же? И вдруг он понял: Настя осталась сидеть на месте. При этом она была абсолютно спокойна. Вместо нее волновалась Тата. Она суетилась, уговаривая его обработать ранку. А Настя продолжала пить кофе. Хотя раньше она бы одним балетным прыжком оказалась возле него и просто не дала бы ему выйти из кухни без того, чтобы намазать ранку йодом, наложить пластырь, и на всякий случай еще и бинт. Мало ли? А вдруг сепсис? А нагноение? Да мало ли что? Гордей терпеть не мог этой возни с пустяковыми царапинами, но Настя просто становилась на дверь и раскидывала руки, не давая ему выйти.
Гордей подхватывал ее, и, смеясь, пел хит советских времен:
— Рррруки! Вы словно две большие псысы!
Настя хохотала от этого "псысы" вместо "птицы", и, легонько пристукнув мужа по лбу, говорила:
— Балда! Умрешь от сепсиса — домой не возвращайся! Все равно не пущу!
В такие минуты Гордей чувствовал себя ее драгоценностью. Так бережно она дула на ранку, осторожно мазала йодом, и, затаив дыхание, аккуратно клеила пластырь, поминутно спрашивая:
— Гора, не больно? Нет?
А теперь он перестал быть ее сокровищем. Она даже не приподнялась с дивана. И только из вежливости спросила, как он себя чувствует.
— Нужно! — заупрямилась Тата. — Дай руку!
— Я. Сказал. Нет! — Гордей произнес это очень медленно, чеканя слоги, и в его голосе завибрировал металл.
Тата растерялась. Глаза ее наполнились слезами. Она судорожно вздохнула, готовясь зарыдать. Но Гордей оставил эту эмоциональную пантомиму без внимания. Он смотрел на Настю. А она смотрела вниз, разглядывая паркет. И на губах ее блуждала легкая улыбка, потому что Макс что-то шептал ей на ухо, приподняв при этом прядь волос, закрывающую ухо. Эти двое сейчас находились в особом измерении, где кроме них, никого не было. Словно в защищенной от посторонних глаз и ушей крепости. И Гордей прекрасно знал, как называется эта крепость: влюбленность. Настя ушла туда вместе с Максом, громко хлопнув дверью перед носом мужа.