Куплю свадебное платье
Шрифт:
— А ты не смейся. — Я сидела со своим животом и все время ерзала: стул шишковатый, твердый, я даже встала и посмотрела на него сбоку, потрогала — нет, вроде мягко, а как села — опять в косточку на попе врезается.
— Родишь девочку, — мечтательно продолжила Нина Ивановна, — хорошую! Будешь счастливая.
— Да, — сморщилась я. — Счастливая, это точно!
— Забудь, если сможешь, почему вы уехали из Красноуральска. — Нина Ивановна улыбнулась, и мне стало не так твердо сидеть.
Лабрадор подумал и решил, что про Наташу, соседей и обидную ситуацию в стране он рассказал достаточно, но есть еще несколько персонажей, которые живут не в подъезде «Z», а без них, даже если лаять, не переставая, с вечера до утра и потом еще повыть до обеда, никто ничего не поймет. Итак:
43 года
Участковый Сазанчук Автандил Георгиевич начинал работать еще при Юрии Андропове, окончив после армии курсы при Академии МВД. За двадцать прошедших лет дослужился до капитана, и не за горами была уже пенсия по выслуге, о которой думать отчего-то не хотелось совсем.
Сазанчук не мог больше часа после пробуждения находиться в родном доме. И не потому, что там было плохо. Дело заключалось в другом — год назад сына Сазанчука убили, и не где-нибудь, а в армии.
Все Сазанчуки служили, никто никогда от армии не косил, они вообще не считали это проблемой — служить в армии.
Но даже Автандил Георгиевич, лучший полежаевский участковый, ни до, ни после похорон сына не смог докопаться до истины.
— Вот свидетельские показания роты солдат, двух прапорщиков и офицера, обнаруживших Игоря Сазанчука висящим под потолком в угольном складе…
— Каким образом со сломанными руками и ногами он смог забраться на кучу угля, привязать к потолку веревку, накинуть ее себе на шею и вдобавок поджать ноги, чтобы задохнуться? — спросил он тогда.
— У вас воспаленное воображение, — грустно попеняли ему замкомвзвода и начштаба дивизии.
Дело завели…
Военная прокуратура, изучив материалы, свидетельские показания, данные экспертизы, сделала окончательный вывод — Игорь Сазанчук, двадцатилетний сержант срочной службы, покончил с жизнью сам, возможно, подвергшись перед смертью избиению. Кого-то понизили в должности, кто-то ушел в отставку, и — все. А что еще?..
Участковый Восточного сектора Полежаевска Автандил Георгиевич Сазанчук, ровно два года тому назад проводивший сына в армию, получил по заслугам — остался без сына.
По заслугам…
По заслугам…
По заслугам…
Человек, много работающий, выполняющий множество разных функций, своего рода гарант покоя и порядка на вверенном ему участке, живущий в родной стране уже сорок четвертый год, в кого он превратился, как продолжал жить в своем доме и работать? После всего?
По инерции.
Будучи человеком добрым, умным и даже где-то по-житейски хитрым, смешливым раньше и имевшим любимую жену, глядя на которую ощущал себя царем своего маленького царства… Так вот, и в этом отдельно взятом случае из жизни выжить и вернуться «оттуда» помогло не дружеское участие или хорошее отношение начальства, а беззащитное существо, которое моргало огромными ресницами у Сазанчука дома. У Автандила Георгиевича и его жены была маленькая Наташка с улыбкой и этими самыми ресницами. За такую улыбку можно полмира отдать и не пожалеть.
Любовь всегда перевешивает потерю. Любую, даже такую непоправимую. Перевешивает всего на вес ресниц на Наташкиных глазах.
Автандил Георгиевич Сазанчук…
Высокий, черноволосый, с кусками седины в волосах, умным лицом и сжатой улыбкой, которой не было, но она подразумевалась, когда он говорил с вами по поводу тех вещей и событий, которые интересовали его на данный момент по делам службы.
Не ожидал
Людей — тьма, как китайцы — все на одно лицо…
Участковый Сазанчук так не считал. Все разные. На его участке, по крайней мере, почти пять тысяч человек. Конечно, всех даже он не знает. Но обитателей «сталинок» он знал поименно, и тому способствовал опорный пункт милиции в первом подъезде. Обычно в нем дежурил сам Автандил Георгиевич, принимая народ по личным и прочим вопросам, но в последнее время пункт стоял закрытый. Кадры…
Кадров не было.
Автандил Георгиевич мотался по участку, с тоской вспоминая, как при старой власти в опорном пункте сидели он сам, сержант и парочка практикантов с юрфака. Были времена. Один он в Полежаевске остался из старых участковых, на остальных шести участках околоточные менялись со скоростью смены сезонов. Осенью — один, зимой — другой, а весной вообще никого-с. Да-а-а.
Новых жильцов, снявших у Н. И. Гильзаби комнату, Автандил Георгиевич заприметил сразу. Регистрация. Познакомились, поинтересовался документами, целью приезда, перспективами, оглядел белобрысого колобка Горностаева Д. И. с высшим образованием и его юную женушку с кругами под глазами — мученицу токсикоза, сразу определил А. Г.
Семейная пара, каких миллион, оба нормальные, вменяемые, с умными глазами, успокоился участковый, даже посмеялся с ними, рассказав несколько анекдотов.
Замотаева Танька
Виктор Иванович за свою двадцатитрехлетнюю жизнь, даже не будучи еще старшим лейтенантом милиции, перецеловал немало девушек и дам. Даже случился у него как-то страстный поцелуй с одной приметной особой, на вид ей было максимум сорок пять, а оказалось — почти что семьдесят, но красавица так мило улыбалась ему из темноты, что…
Виктор Иванович постарался поскорей забыть тот эпизод и вообще имел представления очень подробные и развернутые: как нужно сперва подойти, рассмешить объект страсти, а потом, когда легкомысленное создание только начнет приходить в себя, — взять и поцеловать! К примеру — в щечку или губы! (Однажды ближе всего оказалась грудь, но приводить здесь эти нудные анатомические подробности автор не находит возможным. Автору некогда, он спешит.)
Так вот, насчет поцелуев.
Переехав из уездного Соборска в подмосковный Полежаевск, старший лейтенант милиции Иншаков Виктор Иванович стал сохнуть от тоски по Нинке, которую практически без зазрения совести увел у него и очень быстро сходил с ней в загс демобилизованный в запас из Внутренних войск ефрейтор Эммануил с еще более труднопроизносимой фамилией.
И даже работа, любимая и опасная, не отвлекала Виктора Ивановича Иншакова от дум о былом, о той любви на лавочке под липою, в которую он верил больше, чем конопатая красавица Нинка Турищева.